есте стоит Америка; в Азии, несмотря на то что она является наибольшим материком, таких государств мало, в Африке их еще меньше.
Большим народам, особенно же англичанам и американцам, привыкшим прямо к континентальным размерам, при которых лингвистические вопросы не играют роли, освобождение малых народов и возникновение малых государств кажется затруднительной и неприятной политической и лингвистической «балканизацией». Но условия жизни таковы, каковы они есть, они выработаны природой и историей: благодаря вековому насилию Турция, Австро-Венгрия, Германия и Россия упростили половину Европы, но это было сделано исключительно насильственно и механически, а следовательно, и лишь временно; балканизацию можно устранить лучше всего свободой и демократией.
Задача заключается в том, чтобы большие народы, которые до сих пор угрожают народам малым и одновременно друг другу, согласились с принципом, что все народы, и большие и малые, являются равноправными государственными и культурными индивидуальностями. Эволюция в последние годы развивалась в благоприятном для малых народов направлении. Против немецкого господства в Европе вспыхнула мировая война; союзники провозгласили равноправие малых народов, их права особенно защищал президент Вильсон своим лозунгом самоопределения народов. Основу этой идеи кодифицировали мирные договоры.
Нужно считаться, конечно, и с тем, что благодаря войне и миру прежняя ревность великих держав не прекратилась; к старым горечам присоединились новые обиды поражений и неисполненных надежд и планов победителей. Но, несмотря на все недостатки, мирные договоры установили более справедливые отношения в целой Европе, чем были до войны, будем же надеяться, что натянутость между народами и государствами постепенно исчезнет.
Поучение, данное войной, надеемся, утвердит мир, несмотря на все споры; недостатки мирного устройства Европы могут быть разрешены каждый раз без пролития крови. Несмотря на все затруднения, можно сказать, что уже вдали рисуются побеги вольной европейской федерации на месте абсолютистического господства над Европой одной или нескольких, друг друга уничтожающих держав. В такой новой Европе может быть обеспечена независимость даже самым малым национальным индивидуальностям. По этой причине Лига Наций и ее деятельность могут быть поучительной аналогией для возможной объединенной Европы.
Часто, еще задолго до войны, высказывались сомнения, может ли наш народ, да и вообще малый народ быть независимым. Из этих сомнений возникла известная фраза Палацкого о необходимости Австрии как федерации народов. Я охотно руководствуюсь Палацким, а потому я постоянно сознавал затруднения и совершенно особые проблемы малого народа, но все же верил в возможность нашей независимости. Я высказал это в своих чешских работах; из этой веры возникла вся моя политика и политическая тактика; благодаря этой вере я решился во время мировой войны на борьбу с Австро-Венгрией. Я считал нашу свободу возможной в том случае, если, как это требовал Гавличек, мы будем морально свежи и всегда готовы к защите своей свободы, если у нас будет достаточно широкий политический горизонт для разумной и честной внутренней и внешней политики, если мы приобретем симпатии Европы и если, наконец, в Европе усилится демократия: при всеобщей демократии невозможно угнетение одного народа другим; демократическая свобода делает возможной и независимость малых народов. Это доказывает история Европы с XVIII века: начиная с Великой Революции, со все возрастающей свободой и демократией, освобождаются один за другим малые и угнетенные народы. Мировая война является завершением этого освободительного движения: из-за мировой войны и революции, ею подготовленной, пали три державы, которые угнетали целый ряд народов; теперь дана возможность существования демократической Европы, а благодаря этому и свободе и независимости всех народов.
Более подробный анализ этого исторического процесса я дал в своей первой лондонской лекции; в ней находится основа той политической программы, которую я позднее развил в «Новой Европе» и в этой книге.
Было бы естественно, если бы малые народы начали сближаться и даже соединяться; однако такие союзы никогда не сравняются своей слитностью и централизацией с соседними большими народами. Союзы между государствами и народами происходят по различным причинам и доводам; они бывают обусловлены географическим положением (соседством), сходством почвы (например, равнина с обеих сторон), взаимным дополнением естественными и производственными продуктами, общей опасностью, политической дружбой и т. д. История показывает нам множество различнейших союзов и объединений; бывают временные и продолжительные договоры, различные формы федераций и союзов. В древнее время насильственное соединение и подчинение было весьма сильным элементом.
Нельзя ожидать, чтобы все малые народы соединились в один союз; их интересы слишком различны. Судя по теперешнему положению можно лишь ожидать, что укрепятся некоторые сплоченные группы малых народов, вроде Малой Антанты. Рядом с Малой Антантой можно еще наблюдать, как северные народы – финны, эстонцы, латыши, литовцы, а также и поляки – совместно защищают свои интересы. Видно, как малые народы начинают сознавать свои общие интересы; на этом основании дальнозоркие политики будут работать над дальнейшим сближением, и между ними и их государствами возникнет по крайней мере tacitus consensus. В каждом случае заслуживает размышления тот факт, что пояс малых народов имеет более 100 миллионов жителей – если, конечно, и поляки признают себя малым народом. Географически этот пояс тянется с севера на юг, через всю Европу; уже благодаря этому возникают значительные затруднения при единении. Например, финны и греки едва ли скоро признают общность своих интересов.
Я уже говорил о попытке Среднеевропейской унии и как нашли друг друга в эмиграции представители малых народов; несколько представителей, конечно, представляют собой нечто совсем иное, чем народы, но и в таком виде попытка интересна и заслуживает внимания.
Очень часто указывали на Австро-Венгрию как на естественную федерацию малых народов; турецкая опасность будто бы сблизила Чехию, Австрию и Венгрию. Говорили также о Дунайской федерации в том смысле, что Дунай является естественной связью придунайских народов и земель с реками, впадающими в Дунай (наша Морава с Днем, Драва и Сава и т. д.). Австрийские историки и географы писали статьи и книги о том, что почва естественно соединила все австрийские земли; венгерские ученые – то же самое по отношению к Венгрии.
Наши историки указывали, однако, что инициатива создания Австрии исходила от наших королей Премысловцев (из страха перед турецкой опасностью). Турецкая опасность миновала; что же касается устройства почвы, то наша республика и в смысле гор, и в смысле территории вообще является более органическим целым, чем бывшие Венгрия и Австрия, во всяком случае не менее органическим. Кроме того, теперь подобных вопросов не решает география; при современной технике естественные границы, если они не являются горами, доходящими до облаков, величайшими реками, морями или пустынями, потеряли прежнее значение. Экономические нужды, необходимость обороны и различные культурные элементы стали теперь гораздо могущественнее; природа многое внушает человеку, во многом руководит, но решает свою судьбу человек сам и ощущаемые им потребности.
Распад Австро-Венгрии должен быть объясняем так же, как и ее возникновение; если историки объясняют нам, как естественно возникла Австро-Венгрия, то они же должны объяснить, как она естественно развалилась: турецкая опасность не дала Габсбургам право на абсолютистическое подавление народов, особенно нашего. Освобожденные народы хотят при помощи своих собственных государств, при помощи интенсивных усилий исправить недостатки, рожденные экстенсивным абсолютизмом; поэтому не может быть и речи о более или менее насильственной, вынужденной унификации и централизации в иной политической форме. Те общественные и исторические силы, которые вели к организации Австро-Венгрии и к ее развалу, останутся действенными и в дальнейшем; те из них, которые будут признаны плодотворными и здоровыми, могут быть сознательно применяемы. Возможно и желательно, чтобы между государствами, возникшими ив Австрии, были оживленные экономические и культурные сношения; поэтому разумным и своевременным требованием является усовершенствование сообщения и транспорта.
Эволюция нескольких последних лет показывает, что преодоление военной вражды и неприязни продолжается: сближаются государства не только таких народов, которые политически сближались уже и в прежней Австрии, но возникают многообещающие связи между народами, враждовавшими в Австро-Венгрии. У нас уже есть торговый договор с Австрией, ибо дружба с этим государством вынуждена общими интересами (экономическими), унаследованными от прежнего единения, фактом, что в Австрии находится большое количество наших граждан, и т. д. Действительно, сейчас сближаются четыре государства, вышедшие из Австро-Венгрии: Чехословакия – Югославия – Румыния – Австрия.
Наша дружба с югославянами, начавшаяся еще задолго до войны и укрепленная Малой Антантой, соответствует взаимным потребностям; мы свяваны с морем на юге и востоке. Новая Австрия имеет для нас и для югославян значение транзитного государства.
Так вырисовываются дальнейшие возможности. Итак, прежде всего югославяне. Я уже сказал достаточно о своей югославянской политике до и во время войны. Теперь, после войны, у югославян много интересных задач, одной из наиболее важных будет роль, которую они сумеют играть на Балканах.
Географически и исторически югославяне имеют огромное значение в устройстве Балкан; они являются самым большим из балканских народов, а потому уже без них не может обойтись устройство Балкан и особенно ликвидация турецкого владычества в Европе.
Уже перед войной возникали различнейшие попытки балканской федерации; теперь снова поговаривают об объединении югославян с болгарами. Этот союз перед войной не только обсуждался, но можно сказать, и был начат; вспомним об известной попытке братанья сербской и болгарской интеллигенции. Между сербами и болгарами возникли жестокие споры, но теперь нет достаточных причин для их продолжения; в состав Югославии теперь вошли также хорваты и словенцы и они могли бы влиять умиротворяющим образом на сербов и болгар, так как не принимали непосредственного участия в их спорах. Федерация югославян с болгарами означала бы 17-миллионное народонаселение, через несколько десятков лет это количество могло бы быть удвоено. Цареградская проблема и ее разрешение будет для югославян (затем nojnen omen) предметом размышлений и переговоров; возможность большой мировой политики могла бы также усмирить неразумные сербо-хорватские распри.