Я не забываю греков и их культурных отношений к Константинополю, к сербам и болгарам; я наблюдаю одновременно усилие Италии, стремящейся на Балканы и в Малую Азию. Наконец, я знаю, что Цареград интересовал и до сих пор интересует, хотя и в меньшей степени, великие державы.
Само собой разумеется, что я здесь говорю с нашей точки зрения, которая определяется нашим положением в сердце Европы: сложность условий, возникающих из этого нашего положения, заставляет нас смотреть на все стороны, на целый мир, а поэтому повторяю то, что я высказал еще незадолго до войны, – что мы должны делать мировую политику. Бисмарк сказал, что господином Европы является тот, кто обладает Чехией, со своей империалистической и пангерманской точки зрения он определил этими словами мировое положение нашего народа и государства в середине материка; мы не можем быть господами Европы, нам достаточно быть своими господами, но из замечания Бисмарка мы должны вывести заключение, что и для нас Восток имеет большое значение, главное из-за прусско-немецкого Drang nach Osten, и что нам желательна организация Балкан на этнографическом и историко-эволюционном основаниях: с обеих точек зрения балканские славяне могли бы иметь решающее положение на Балканах. И еще по этой причине у нас с новой Австрией один общий сильный интерес: сокращенная Австрия приобретает свое первоначальное значение как «восточная империя». Я полагаю, что она удержит свою независимость рядом с Германией. Это желательно не только с политической, но и с культурной точки зрения: я разделяю взгляды австрийских политиков и культурных деятелей, которые подчеркивают своеобразие австрийского германства и стремятся удержать его параллельно и в противовес немецкому германству, особенно в противовес прусскому. Тысячелетнее независимое существование говорит за независимость и при новых условиях. Поэтому наша политика по отношению к Австрии, особенно республиканской, может и должна быть дружественной. Иными словами: и в новом положении мы должны серьезно думать об «и для» Австрии, продолжая эти размышления Палацкого. Развитие новой Австрии требует нашей дальнозоркости и политической зрелости.
В Австро-Венгрии мы были соединены также с поляками, малороссами, румынами и венграми. Еще во время существования Австрии у нас были с поляками дружеские политические и культурные сношения, то же самое можно сказать и о малороссах и румынах; в Венгрии словаки шли совместно с румынами. Теперь все, в том числе и венгры, стали нашими соседями, естественно, что нам желательно быть с ними в дружеских отношениях. Добрые отношения с малороссами для нас важны благодаря присоединению Подкарпатской Руси и малорусскому меньшинству в Словакии. Благодаря своему соседству с Германией и Россией особое значение приобретают для нас Польша и Румыния – о Венгрии можно сказать то же самое благодаря ее соседству с Австрией; отсюда новый довод для политической дружбы.
Главным препятствием на пути к нашей независимости Палацкий и иные наши политики видели в нашей малочисленности при таком соседстве как немцы; нас всего 8—10 миллионов, немцев более 70 (в самой Германии их 60 миллионов). Немцы после русских являются многочисленнейшим народом в Европе; они живут с нами по соседству, окружая нас с трех сторон; в одном нашем государстве их живет три миллиона, значительное количество их находится и в остальных восточных государствах.
В старые времена немцы стремились на восток и юго-восток (Берлин-Багдад: Трепчке видит миссию немцев в колонизации востока); мы не можем ожидать, что эту столетнюю традицию и тактику будет возможно уничтожить по приказанию, а поэтому мы должны постоянно считаться с этим немецким напором. Наши историки, в том числе и Палацкий, видят главное содержание нашей истории в «постоянных встречах и борьбе со славянами, римлянами и германцами», в «преодолении и переживании всего чужого»; положение осложняется соседством венгров, в особенности если они останутся немецки ориентированными. В этом я согласен с Палацким, я бы только более сильно подчеркнул, что у нас как у народа была и есть своя не только отрицательная (борьба с немцами), но и положительная задача; благодаря движению культуры и усилению демократии эта положительная задача будет становиться все более важной.
Благодаря тому, что Австрия не была присоединена к Германии, немецкое политическое давление было немного ослаблено: но нельзя сказать с уверенностью, что вопрос послевоенной Австрии окончательно разрешен – дальнозоркий и осторожный политик должен считаться со всеми возможностями и не должен избегать тех, которые ему неприятны.
Отношение к немцам в Германии, в самой империи является для нас самым важным вопросом. Нашей задачей должно быть приведение его в корректное, а позднее и в дружеское состояние; у немцев нет причин к вражде. Свой Drang nach Osten они могут и должны превратить в мирное соревнование; и мы, как и все народы в Европе, стремимся к востоку и югу, я обратил внимание на эту общую склонность всех западных и северных народов. Германия войну – выиграла; она стала республикой в национальном отношении более единообразной и, таким образом, может лучше осуществлять цели демократической и мирной политики.
Само собой разумеется, что дружественные отношения к Германии подразумевают разумную политическую организацию экономического и культурного сотрудничества с нашими домашними немцами.
При всем оптимизме не будем закрывать глаза на затруднения, данные нашим положением в Европе и в истории. Мне кажется, что многие из нас начали вполне сознавать эти затруднения лишь теперь, когда у нас есть свое государство; фактически в этом нет ничего нового, и мы должны были быть к этому подготовлены. Я их всегда ясно сознавал даже тогда, когда решался работать и бороться за наше освобождение и независимость. Нашу будущность, как и судьбы всех народов разрешают естественные и исторические ценности, а вовсе не фантастические планы и желания легкомысленных политиков; поэтому задачей образованного политика и государственного деятеля является ясно сознавать наше положение и внимательно следить как зa своим развитием, так и за развитием своих соседей и в зависимости от этого действовать.
Мы можем сказать сами себе, что не являемся самым малым народом в Европе (что касается народонаселения, то мы находимся на 9-м месте, за нами идет еще 23 меньших народа-государства), но во всяком случае наше положение в центре Европы и наша немногочисленность принуждают нас к прозорливой и осторожной политике; однако она не должна быть ни в коем случае полна хитростей – времена хитроумной политики миновали, да ведь они никогда и не приносили действительной пользы.
Мы можем поддержать сами себя сознанием, что мы устояли против напора своих воинственных соседей; это сильный аргумент. Мы можем утешать себя тем, что в роковой момент мы нашли союзников и защитников и что мы сумели возобновить потерянную независимость при всей тяжести положения.
Однако тот факт, что ранее при очень похожей мировой ситуации мы потеряли свою независимость так же, как и наши славянские соседи-поляки, заставляет нас усиливать нашу политическую дальнозоркость и осторожность. Мы не смеем забывать, что в начале Средних веков славяне простирались до Салы и Северной Лабы; конечно, и о судьбах полабских славян у нас сейчас более ясный и правильный взгляд, чем у Коллара и его современников.
Мы должны знать и реально определять свои силы: мы можем и должны брать пример не только с малых, но и с великих народов, но мы не должны необдуманно подражать своим образцам, у нас должна быть своя обдуманная программа, и за ней мы должны идти последовательно и решительно. Мы должны постоянно стремиться к повышению своей внутренней силы так, как нам это формулировал Гавличек, – потом мы спокойно можем сказать: не покорились и не покоримся никому и никогда! В таких случаях я всегда вспоминаю о маленькой Дании и как она мужественно и честно не позволила напугать себя в 1864 г. двумя великанами – Пруссией и Австрией, хотя и ожидала поражения; во время мировой войны Дании было возвращено то, что у нее было бесправно отнято после поражения. А это возмездие произошло, несмотря на то что Дания не участвовала в войне.
По отношению к Германии нужно считаться не только с силами и факторами государственными, но и культурными; с самого начала нашего развития Германия влияла на нас своей культурой – церковно, экономически, литературно и художественно, – поэтому вопрос нашей самостоятельности и независимости по отношению к Германии не только политический, но и культурный в самом широком смысле этого слова.
За свое политическое освобождение мы должны быть прежде всего благодарны Франции, Англии, Америке, Италии – Западу.
С самого начала своего развития в Европе мы были политически и культурно связаны не только с Германией, но и с Францией, Италией и Англией; в более древнюю эпоху наши сношения с Востоком византийским и русским были редки, эпизодичны. Связь с Германией была так сильна, что одно время наши короли были во главе римской империи.
Влияния остальных западных народов были слабее немецкого. Правда, уже в более отдаленные времена на нас влияли французское и итальянское образование, особенно искусство. Карл основал по образцу Запада университет в Праге. Благодаря Реформации целый народ вступил на путь западной культуры, как это видно из того, что в направлении, данном Гусом, после нас пошел весь Запад; то, что побудительные причины были получены Гусом из Англии, является лишь дальнейшим доказательством этого тезиса. В своей реформации мы выдвинули идеалы, которые осуществили западная реформация и революция; Палацкий правильно указал на то, что в нашей реформации проявили себя в зародыше все те идеи и направления, которые позднее развились на Западе. Коменский был духовно спаян с Западом, и английское влияние было для него благотворно.
Под владычеством Австрии мы были под односторонним немецким влиянием, но как раз поэтому английское и французское влияния, которые не вщеплялись нам насильственно, но к которым мы стремились, были более плодородны. Симпатии к Франции, к идеям Французской революции были для нас могущественной культурой и политической опорой в эпоху так называемого нашего возрождения; поэтому вполне логично и естественно, что во время мировой войны мы стали на сторону Франции и союзников вообще и против наших притеснителей.