Но прежде всего должно быть достроено начатое социальное законодательство, т. е. усовершенствование и объединение социального страхования и особенно страхования против безработицы.
Нашей особой задачей является осуществление земельной реформы; еще до войны это было требованием всех партий. Я указал, насколько наша страна похожа на восток Пруссии. Основной причиной латифундий были у нас антиреформационные конфискации, которыми руководили корыстные Габсбурги и иностранное дворянство. Наша вемля богата – поэтому тем большая задача предстоит демократии в экономической и социальной областях.
Другой большой и специфической нашей задачей является забота государства, самоуправлений и так называемых гуманитарных учреждений о физическом и душевном здоровье народа; то, что в республике было сейчас же создано не только Министерством социального обеспечения, но и министерством здравоохранения, доказывает, что представители народа хорошо подметили его потребности. Во время войны не только благодаря всеобщему объединению, но и благодаря психофизическому истощению была ослаблена жизненная сила всего населения; и это не только у нас, но и всюду в иных государствах. Но малый народ чувствует такое изнурение гораздо интенсивнее. Самый обыкновенный опыт и медицинская статистика показывают нам многие симптомы и проявления этой слабости; приведу для примера лишь количество жертв туберкулеза – у нас умирает в год от туберкулеза почти в шесть раз больше людей, чем в Англии. На одном уровне с нами находятся Франция и Сербия, две страны, которые больше всего пострадали от войны.
Эту интенсивную туберкулезность и слабое здоровье вообще мы должны рассматривать в связи с усилившимися у нас самоубийствами и с тем фактом, что по вопросу о самоубийстве мы находимся на четвертом или даже третьем месте среди остальных народов.
В противовес взгляду, что здоровье и продолжительная жизнь обеспечиваются достаточным количеством пищи и благосостояния вообще, необходимо снова подчеркнуть, что не единым хлебом сыт человек! Благосостояние и богатство сами по себе тут ничего не решают: мы начинаем уже понимать, что люди страдают и болеют от переедания не менее, чем и от недоедания; физиологи, изучающие питание, говорят нам, что люди объедаются мясом; мы страдаем не только алкоголизмом, но и альбуминизмом. Разве это не парадокс, что цивилизованный человек не умеет еще есть? Здоровье тела и души обеспечивается воздержанием и нравственностью: человек поддерживает жизнь и остается здоровым, если у него есть жизненная цель, если у него есть работа, если он кого-нибудь любит и если он не боится смерти. Этот страх не проявляется, однако, лишь в моменты опасности для жизни (т. е. опасности, грозящей в данный момент), но постоянно, во всех мелких и ничтожных заботах о здоровье: цивилизованный человек постоянно ищет счастья и здоровья, и, однако, он несчастен и нездоров.
Этот современный цивилизованный человек еще ужасно некультурен!
С вопросом о здоровье связан вопрос и о переселении. Меня привело к нему еще до войны посещение всех наших колоний; во время войны вопрос для меня еще более выдвинут вперед. Вопрос об увеличении народонаселения важен для каждого государства, он одинаково важен для малых и больших государств. У нас, в особенности из Словакии, переселяется в Америку значительное количество граждан; задачей нового государства будет создание образцового переселенческого бюро, которое внимательно бы занималось целым переселенческим вопросом. Дело не заключается лишь в надзоре за путешествием наших переселенцев, но тоже в том, чтобы объяснить им положение той страны, в которую они переселяются, и в контроле и регулировании потока переселенцев. Дипломатические и консульские учреждения должны также помогать переселенцам в новой стране; мне кажется, что в Италии, земле переселенцев по преимуществу, существует образцовое переселенческое учреждение; нечто подобное должны создать и мы. Конечно, необходимо также расследовать причины переселения и предупреждать их организацией работ, внутренней колонизацией и т. п., необходимо также бороться с преувеличенной пропагандой переселенчества, которую ведут некоторые транспортные общества.
Культурная политика ревностно будет посвящать себя заботам о здравоохранении и социальном обеспечении; у министерства или какого бы то ни было учреждения по здравоохранению будет важная и новая область деятельности.
Демократия, новая демократическая республика нуждается в новых людях, в новом человеке, в новом Адаме. Человек – это создание, поддающееся привычкам; если мы хотим иметь настоящую современную, последовательную демократию, то мы должны отвыкнуть от прежних политических привычек, т.e. от всех видов и форм насилия. То же самое означает прежде всего лозунг: избавиться от Австрии!
Необходимо постоянно выдвигать мысль: демократическая республика вовсе не заключается в замене монарха президентом, разница не заключается лишь в государственной форме, но в различии принципов. Демократия – это государственная форма современного организованного общества, современного миросозерцания, современного человека; демократия вырастает из целостного взгляда на мир и на жизнь, из нового взгляда, из новой точки зрения и нового метода. Признание и осуществление равенства всех граждан, признание за всеми гражданами права на свободу, гуманитарный принцип как внешнего, так и внутреннего братства – это не только политическая, но и моральная новизна.
Я указывал недавно на примере России, как действует политический антропоморфизм. Не только религиозные, но и политические деятели создают идеал будущего, земной рай и небо по своему образу и подобию, т. е. в зависимости от своих способностей, хороших и дурных свойств и своих установившихся привычек. Как в каждом из нас, так и в каждой политической партии есть кусочек антропоморфического и социоморфического пристрастия. В своей основе антропоморфизм состоит в привычном мышлении и действии. Люди с трудом создают новое, в лучшем случае они изменяют старое, и то как можно меньше; говорят логически и гносеологически, как в теории, так и на практике большинством людей руководит аналогия, а не творческий разум. Однако истинные философия и наука требуют во всех областях, чтобы люди мыслили, чтобы они собирали как можно больше опыта (индукции), чтобы они наблюдали и сравнивали все, что дано современностью и прошлым, чтобы они проверяли свои выводы, сделанные на основании опытов, с дальнейшим опытом, и все это для того, чтобы не попасть при помощи дедукции, выведенной из недостаточного опыта, спешной дедукции, в мир фантазий. Фантастика, как в искусстве, так и в политике и вообще в практике, отличается от образности, от точной образности, как ее назвал Гете. Образность – это весьма необходимое средство правильного и точного мышления. Точная образность!
Человек думающий и обдуманно действующий – это тот, который может выдвинуть из себя свою образованность, освободиться от жизненных условий, в которых он связан привычками, это тот, который умеет проникнуть умом и чувством в иных людей, в иные времена, который может погрузиться в народ, Европу, человечество. Лишь так можно творить новое и самому стать новым человеком; однако и такое творчество будет всегда скромным. Мы не титаны и уж ни в коем случае не боги.
Всюду современная политика, особенно парламентаризм страдают от антропоморфизма; огромное большинство политически деятельных людей не имеют силы стать выше себя, высвободиться из клещей некритического эгоцентризма. Ввиду того, что теперь почти каждый гражданин является членом партии, в парламенте применяется партийность, интерес целого соединяется с исключительным интересом партий и нескольких лиц, иногда даже одного лица. Парламенты не являются до сих пор представителями народа, массы, но партий и даже котерий, влиятельных и сильных – я не говорю руководящих лиц.
В противовес огромному злу политического антропоморфизма демократия выдвигает требование политического образования граждан и избирателей.
Я не стремлюсь к учености – храни меня Господь, – особенно перед односторонней и школьной ученостью. Школьная дисциплина и школа необходимы, но они не дают ума, таланта и политического чутья; хороший аттестат славная вещь, но здоровый и сильный мозг куда лучше. Не раз я высказывался против политики, которую я прозвал учительской: не только профессора и учителя, но и духовные лица и чиновники, словом, все те, кто привык обращаться с молодежью и несамостоятельными людьми, со всеми послушными и непротестующими, как только становятся депутатами, чиновниками или министрами, обнаруживают очень часто склонность к абсолютистической, упрямой и удивительно детской политике. (Всюду и постоянно политический антропоморфизм!)
С демократической точки зрения неотложной является политическая проблема интеллигенции и ее отношения к экономически и сословно утвердившимся партиям, имеющим в своем распоряжении большие массы. С программной точки зрения это является в значительной степени проблемой буржуазии и либерализма, проблемой их отношений к социализму и аграризму.
Интеллигенция – это класс сословно неорганизованный, продукт высшего и наивысшего образования; в наше время образование получается в школах, главным образом в высших школах. Интеллигенция является представительницей научной специализации, философии и так называемого общего образования; потому она играла и играет до сих пор значительную политическую роль, особенно ее публицистическая часть. Интеллигенция в лице своих наиболее интеллигентных представителей всюду выступала против абсолютизма и теократизма; правда, она не стояла всегда во главе общественности, но происходило это потому, что руководство интеллигенции скорее воспитательное, чем политическое. Большинство интеллигенции, особенно академической, довольно консервативно, оно привыкло к спокойной работе. Характер интеллигенции меняется, конечно, в зависимости от народа и эпохи.
Во всех демократических землях, особенно же в республиках, возникших из аристократии (монархии), в политику, государственное управление и общественную жизнь проникают на руководящие посты люди без высшего школьного образования. Как обе