Мировое правительство — страница 18 из 92

Поздно вечером, когда Миранда передала ключ для защищенного обмена сообщениями с помощью шифра Дайане, подробности вчерашнего ареста выяснились. Дайана написала: «Я не знаю, были это настоящие сотрудники ФБР или нет. Внешность, манера общения, документы — все вроде бы у них было в порядке. Но меня привезли на допрос в машине с сильно затемненными стеклами в заброшенное непонятное место — это точно не был офис полиции или спецслужб. Они пытались меня запугать: сказали, что я должна следить за тобой и отчитываться обо всем, что ты рассказываешь мне о своей компании и программе. Если я откажусь сотрудничать, то тогда мою учебную визу объявят фальшивой и аннулируют, меня исключат из института и до конца жизни депортируют из США. Кроме того, они что-то намекнули на бизнес моего отца. Я не знаю, кто на самом деле эти люди, мне страшно. Дорогой, но ты знаешь — я тебя не предам».

Джек и Билл, прочтя расшифрованное письмо, переглянулись. Тучи сгущались со всех сторон не по дням, а по часам. Их программа действительно оказалась блестящей научной находкой. Но слишком многие могущественные силы были заинтересованы в том, чтобы она не существовала.

Глава 7Ничего личного, только бизнес

Кёльн (Германия),
особняк барона Курта фон Шрёдера,
4 января 1933 года

— Позвольте, я налью вам вина. Это «Лафит Ротшильд» урожая 1903 года — одно из самых изысканных красных вин, какие только можно найти во всей Европе. Хозяева этого винного поместья прислали мне из Парижа в подарок несколько бутылок. Удивительно ровный, бархатистый вкус с тонким оттенком миндаля и фруктов. Оно идеально подходит к запеченному дикому кабану, которого нам скоро подадут.

Владелец особняка барон Шрёдер, несмотря на строй из двух десятков вышколенных официантов, обслуживающих торжественный ужин, без колебаний решил поухаживать за одним из своих высоких гостей лично.

На роскошный прием, проходивший без освещения в прессе в первые дни после Нового года, были приглашены лишь несколько высших лиц немецкой аристократии. Бароны и князья, внуки и правнуки бывших королей, герцогов и курфюрстов независимых больших и малых земель Германии, коих до объединения страны Бисмарком в конце 19-го века было множество. Со времени правления «железного канцлера» и до 1914 года Германия развивалась и двигалась к процветанию невиданными темпами: возможно, быстрее, чем любая другая страна за всю мировую историю. Однако в борьбе за колонии, а также в устоявшемся раскладе сил среди европейских монархий роль Германии оставалась намного более скромной, чем ее растущая экономическая и технологическая мощь. Императору Пруссии и всей Германии Вильгельму II, человеку амбициозному, энергичному и решительному, так же как и его военным советникам, подобное положение дел казалось нестерпимым. В союзе с соседними Австро-Венгрией и Италией, вместе с немцами составлявшими костяк континентальной Европы, видя в этом свое божественное и историческое предназначение, Вильгельм решил раздвинуть границы своей страны силой как на запад, так и на восток. Учитывая разобщенность будущих врагов, эта задача казалась германским элитам вполне выполнимой, причем в короткие сроки — несколько месяцев.

Однако то, что началось лишь как локальный конфликт между Германией и Россией на Балканах за маленькую Сербию, вскоре превратилось в ужасающую, адскую бойню всемирного масштаба, длившуюся четыре года и унесшую жизни десятков миллионов людей. Германия эту войну проиграла и была в соответствии с подписанным странами-победительницами Версальским договором растерзана на части, унижена во всех смыслах и обложена непосильным бременем репарационных выплат.

Существовавшая в 1920-х годах Веймарская республика каждый год сотрясалась восстаниями, забастовками, старая немецкая марка полностью обесценилась, экономику лихорадило. Единственным источником средств для развития крупных немецких заводов, которые все-таки работали, несмотря ни на что, были частные кредиты крупных американских банков. Наиболее влиятельным среди них был банк JP Morgan, интересы которого в Германии представлял самый уважаемый и порядочный немецкий банкир «новой волны» Ялмар Шахт, будущий глава Рейхсбанка. Интеллигентный, худощавый, чуть стеснительный, в очках с тонкой оправой, он свободно владел английским и на этом приеме был, скорее, похож на представителя гостевой делегации из туманного Альбиона. Сама эта встреча была организована во многом по его инициативе. К концу 1932 года объем долгов Германии и ее ведущих промышленных концернов заокеанским банкам составлял астрономическую по тем временам сумму в миллиарды долларов. Положение сильно осложнялось тем, что с 1929 года мир вступил в глубокий, затяжной кризис: промышленное производство во всем мире падало третий год подряд, спрос на немецкое оборудование, сталь и уголь был крайне низким, поэтому обслуживать долги страна физически не могла. Однако никто не сомневался в громадном потенциале немецкой промышленности и технологий, ценность которых должна была резко вырасти, как только мир вступит в очередную фазу роста. В этом и состояла суть переговоров: германская элита предлагала американским и английским банкирам доли в самых крупных и перспективных немецких компаниях и прямое участие в их будущих прибылях в обмен на отсрочку выплаты всех старых долгов на пять лет, а также получение немцами столь необходимых им новых западных займов.

Кроме нескольких влиятельных аристократов и финансистов на кёльнский прием барона Шрёдера (который, к слову, сам был владельцем крупного банка) от германской стороны были приглашены и двое набирающих популярность в стране политиков. Германия начала 1930-х была типичной парламентской республикой: от соотношения голосов депутатов по тому или иному вопросу в бундестаге в стране зависело если не все, то очень многое. Оба этих политика специально прилетели днем на небольшом самолете из Мюнхена, не побоявшись накрывшего с самого утра весь запад Германии густого тумана. После всех пережитых ужасов войны, разрухи и революций в немецкой политике того времени трудно было найти человека, который бы хоть на секунду задумался о такой ерунде, как риск столкновения в тумане его самолета с горой или шпилем Кёльнского собора.

Оба гостя казались по-немецки мужественными, крепкими людьми, хотя внешне разительно отличались. Один, высокий, широкоплечий, безукоризненно одетый, с благородной проседью и пышными усами, манерами был похож на лучших немецких аристократов. Это был глава бундестага — Франц фон Папен. Политик, дипломат, богач, баловень судьбы, он одаривал окружающих беспрестанными белозубыми улыбками и галантно и непринужденно поддерживал любую светскую или политическую беседу. Его спутник поначалу казался лишь какой-то его бледной, бессловесной тенью. Это был лидер влиятельной Рабочей партии, имевшей много мест в парламенте, в последнее время его имя часто звучало в прессе. Но в лицо почти никто из присутствовавших, кроме хозяина особняка, его не знал. Единственный из всех он был одет не во фрак, а в скромную шерстяную кофту без рукавов, под которой были белая рубашка и серый галстук. Кажется, фрака он не надевал еще ни разу в жизни, так как попросту не имел. На этом элитном собрании он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке: едва войдя, он тут же попросился в уборную, где, видимо, долго проверял свой внешний вид, затем, присаживаясь в кресло, неловко споткнулся о его ножку. Сев за стол, он зачем-то несколько раз потеребил нож и вилку, переложил ближе к себе салфетки, затем, отказавшись от помощи официанта, положил себе на тарелку немного зеленого горошка и спаржи и налил в бокал воды. Лишь после этого он хмуро поднял взгляд из-под густых бровей, по очереди всмотревшись в лицо каждого гостя за столом, словно пытаясь составить про себя досье на каждого из них.

Заметив чрезмерную зажатость и неловкость второго мюнхенского гостя, опытный в светских ритуалах барон Шрёдер поспешил как радушный хозяин прийти ему на выручку, предложив бокал самого изысканного красного вина. Но тот неожиданно сделал резкий, нетерпеливый жест рукой:

— Спасибо, не надо. Пива я не пью уже давно, а вино и не пил никогда. Мяса я тоже не ем, тем более красного. Как и табак, это просто яд для организма. Я буду только овощи, — он кивнул на содержимое своей тарелки.

— Что ж, тогда я дам указание шеф-повару приготовить для вас что-нибудь вегетарианское. Его жена, кстати, тоже не ест мясо, поэтому он знает рецепты многих отличных вегетарианских блюд.

Резкость ответа мюнхенца и даже сам его сухой голос и неприятный просторечный выговор то ли с южнобаварским, то ли с североавстрийским акцентом покоробили гостей, хотя никто, конечно, не подал вида. Это был человек совершенно не их круга, но с недавних пор с такими людьми сильным мира сего также надо было всерьез считаться. На этом приеме он как бы олицетворял дух германских улиц, без конца бурливших и то и дело возносивших на самый верх весьма странных личностей и лидеров. Еще вчера таким лидером толпы был бывший полуграмотный гамбургский грузчик и разнорабочий, ставший главным немецким коммунистом, — Эрнст Тельман. Сегодня этот странный вегетарианец, национал-демократ, похожий на нервного писателя, которому уже год как не платили гонораров, завтра будет или оголтелый головорез, или снова коммунист. Но с ними элите, особенно после успеха русской революции, надо было считаться и тонко и искусно договариваться. К тому же Шрёдер давно был лично знаком с ним, в том числе не раз оказывая его партии финансовую поддержку. В этом бывшем ефрейторе Первой мировой, несмотря на неказистую внешность, таилась мощная животная сила, точнее, воплощение безудержной ярости — той самой ярости, которая наполняла всю Германию со дня ее позора в войне и растерзания странами-победительницами.

Главное блюдо задерживали, так как главные гости вечера запаздывали, но должны были прибыть с минуту на минуту.