По мере того как он говорил, казалось, к президенту возвращались его обычная сила, решимость и энергия. Он резко выпрямился и сразу застонал от приступа боли.
— Если только спина меня не доведет. Три раза в день приходится колоть обезболивающие. Кажется, я пропустил уколы сегодня утром, и мой позвоночник уже просто горит. Дерьмо. У Дэвида должны быть шприц и ампулы.
В гостиной с видом на океан Джон совершил необходимые процедуры, как обычно, надел под рубашку свой ортопедический корсет, затем пригубил мохито со льдом и, кажется, почувствовал себя намного лучше.
— Пойдем, Бобби, вертолет уже ждет. Со мной и Джеки будет все хорошо. Не беспокойся.
Осенью Кеннеди активнее, чем прежде, продолжал политику мирных переговоров и создания общества с равными правами независимо от расы, пола и вероисповедания. В сентябре он с большим успехом выступил в ООН с речью о мирном сосуществовании двух систем и необходимости разрядки в мировой политике. Его речь нашла отклик в сердцах множества людей. В октябре он подписал с Хрущевым соглашение о запрете ядерных испытаний в атмосфере и воде. В ноябре, за две недели до гибели, дал указание подготовить всеобъемлющий закон о борьбе с бедностью, в том числе расширявший права рабочих и снова повышавший минимальную зарплату. Неоднократные просьбы, переходящие в требования и ультиматумы со стороны банкиров и некоторых крупных промышленников, Кеннеди, как и прежде, как правило, игнорировал. Его президентский рейтинг, согласно опросам населения, после некоторого снижения этой весной, снова резко взмыл вверх, достигнув тех же впечатляющих значений, что были в начале его президентского срока. До следующих выборов оставался еще почти год, но уже сейчас мало кто сомневался, что молодому президенту при такой всенародной популярности удастся удержать свой пост. Его отношения с Джеки никогда еще не были такими теплыми и нежными. С того дня, как они потеряли ребенка, супруги, возможно, впервые с момента их бракосочетания, были совершенно неразлучны, во время публичных мероприятий постоянно держались за руки и то и дело обменивались нежными, неподдельно влюбленными взглядами.
В третьей декаде ноября Кеннеди пригласили выступить в Техасе. Даллас не был ни столицей, ни даже самым крупным городом штата. Но именно он был сердцем Техаса — местом, где находились главные офисы крупнейших нефтяных и сельскохозяйственных корпораций Америки. Деловой центр Далласа с причудливым сочетанием современных зеркальных небоскребов и красивых старых зданий XIX-го века, в основном в красных и коричневых тонах, был самым впечатляющим в Америке, не считая, конечно, деловых центров многомиллионных Нью-Йорка и Чикаго.
Сам визит был предложен вице-президентом Линдоном Джонсоном, уроженцем Техаса, а его организация была поручена губернатору штата Джону Коннели — довольно простому и открытому человеку. Флорида и Техас (наряду с Калифорнией, но там будущая победа Кеннеди не вызывала сомнений) — самые густонаселенные штаты Америки с наибольшим количеством голосов выборщиков. Флорида всегда колебалась посередине между республиканцами и демократами, а Техас и вовсе был традиционной вотчиной соперников Кеннеди. Но на этот раз он не просто хотел победить на выборах хотя бы с минимальным перевесом, как это произошло в шестидесятом. Теперь ему была нужна убедительная победа, которая дала бы ему возможность объединить Америку и повести ее по пути еще более решительных реформ. Он знал, что в Техасе многие его не любили, но верил, что его приезд и неотразимое личное обаяние резко повысят его шансы на победу в этом штате.
Даже в конце ноября погода в Далласе стояла солнечная и почти по-летнему теплая. Маршрут кортежа Кеннеди проходил по главным улицам центра. Президент с супругой ехал в открытом лимузине. В городе, большинство жителей которого легально владели огнестрельным оружием, это противоречило не только всем инструкциям по безопасности высшего должностного лица Америки, но даже и простому здравому смыслу. На тротуарах президента приветствовали десятки тысяч людей, многие наблюдали за процессией из окон, поэтому проверить все возможные точки по пути кортежа было изначально невозможно. Предполагалось, что лимузин будет накрыт прозрачным пуленепробиваемым верхом. Но когда чета Кеннеди приземлилась в аэропорту, все автомобили процессии были поданы открытыми. В молодости Кеннеди был любителем погонять на спортивных кабриолетах, ему всегда нравилось ездить «с ветерком», без верха. Расчет его убийц был простым, но он сработал: церемония проезда по Далласу была спланирована по минутам, и у Кеннеди, тем более на глазах супруги и сотен людей, встречавших его в аэропорту и почти боготворивших его как непобедимого героя, не было ни времени, ни желания ждать, пока лимузин оборудуют непробиваемой крышей. Тем более что губернатор Техаса с супругой ехали рядом, на передних сиденьях, а значит — подвергали себя такому же риску.
О плане убийства Кеннеди губернатор ничего не знал и, сам получив тяжелые ранения, спас, таким образом, свою репутацию в глазах истории.
Хотя один близкий друг пытался отговорить его от этой поездки тем утром.
Завтрашний день… Мысли крутились и сбивались в голове. Нельзя было упустить ни одной детали. И кстати, еще Коннели… его надо как-то вывести из-под удара.
Весь прошедший день для вице-президента Линдона Джонсона был сплошным кошмаром. По должности он должен был сопровождать президента на важных мероприятиях, но при этом у него была своя повестка — встречи в кулуарах, где, как правило, велись куда более жесткие переговоры. Так произошло и сегодня: с пяти утра он чувствовал себя загнанной белкой в колесе. Утром, пока Кеннеди, прилетевший на юг Техаса, в Сан-Антонио, выступал на конгрессе медиков, его главный политический конкурент Ричард Никсон дал прессе Далласа враждебное интервью, в котором назвал Кеннеди человеком, у которого нет шансов на следующих выборах, после чего журналисты чуть не разодрали Джонсона, требуя от него срочных комментариев. Днем, пока Кеннеди был на официальном обеде в Хьюстоне с тремя тысячами делегатов, ему пришлось долго общаться с Гувером по телефону, последний раз обговаривая с ним все детали завтрашнего дня. Вечером он и Кеннеди встретились в Форт Уэрте — пригороде Далласа, старинной ковбойской столице Америки, а также месте, где находилась лучшая в мире база для подготовки военных снайперов. До центра Далласа отсюда было не больше часа езды на машине, но президент все равно планировал завтра утром перелететь в Даллас на самолете, как того требовал официальный протокол — даже несмотря на то, что полет длился всего минут двадцать. Согласно тому же протоколу президент и вице-президент должны летать на разных самолетах — чтобы в случае гибели одного из них в авиакатастрофе страна не осталась без руководства. Поэтому самолет с Джонсоном должен был приземлиться в Далласе утром на час раньше. Что в данной ситуации было плюсом. В этот момент его размышления были прерваны голосом строгой секретарши:
— Господин Джонсон, у вас вызов по правительственной линии.
Вице-президент кивнул. На другом конце провода был голос человека, который мог разбудить Джонсона среди ночи и заставить его прийти на встречу с ним пешком из любой точки Америки.
Это был Говард Хант, миллиардер, богатейший нефтяник Америки послевоенного времени. Говорили, что в юности он был нищим бродягой и шулером, а свою первую бензоколонку выиграл в салуне в карты. Впоследствии он стал одной из самых одиозных личностей в политике США. Расширяя свой нефтяной бизнес, он не гнушался никакими способами. К нему ходили на поклон все техасские политики и чиновники. В пятидесятых его влияние вышло уже далеко за рамки штата. Хант всю жизнь был близким другом Эдгара Гувера, бессменного руководителя ФБР. Нефтяной бизнес тесно сблизил его с кланом Рокфеллеров. Конкурентами в нефтянке они были лишь на бумаге: на самом деле они лоббировали и проводили нужные законы совместно с Нельсоном Рокфеллером. Теперь Ханту уже был нужен ручной политик федерального уровня: из всех потенциальных кандидатов «на вырост» техасский сенатор Линдон Джонсон приглянулся ему больше всего. У них было много общего — острый ум, математический склад мышления, циничный взгляд на жизнь, необременность чрезмерной моралью. Хант потратил миллионы на предвыборную кампанию Джонсона, а когда его протеже все же уступил Кеннеди, использовал все свои связи, чтобы сделать того вторым должностным лицом страны. Но, даже подойдя столь близко к вершине власти, своей главной цели Хант не достиг: Джон Кеннеди не только так и не стал «его» человеком, но, напротив, все, что Кеннеди делал, противоречило его интересам. Хант ненавидел этого выскочку. Последней каплей стало громкое дело, инициированное лично Кеннеди, об уклонении Ханта от налогов на сотни миллионов долларов, грозившее тому пожизненным заключением. Когда техасский нефтяной магнат впервые этой весной стал обсуждать «проблему Кеннеди» в самых высоких, элитных деловых кругах Америки, сразу нашлось множество других влиятельнейших людей, которых данная «проблема» задевала не менее остро. Его ненавидели промышленники, связанные с военно-промышленным комплексом, банкиры, встревоженные распространением серебряных сертификатов вместо долларов. И еще многие чиновники: такие, как постепенно терявший свое прежде безграничное влияние Эдгар Гувер и Аллен Даллес, уволенный Кеннеди из ЦРУ, но по-прежнему дергавший за многие ниточки в этой организации. Заговор… Нет, это даже нельзя было назвать заговором в обычном смысле этого слова. Скорее, это был монолитный консенсус американской деловой и политической элиты против Кеннеди. С ирландцем ни о чем нельзя было договориться, а его заоблачные рейтинги почти гарантировали, что «проблема» никуда не исчезнет и в следующие четыре года…
Голос Ханта звучал в трубке, как обычно, весомо и при этом несколько вальяжно: