Он еще никогда не был на Черном континенте и, видя из иллюминатора самолета необъятные просторы саванн, с большими озерами и отдельными участками густого тропического леса, с трепетом предвкушал знакомство с прародиной человечества. Всего лет двадцать-тридцать назад Кения была неспокойным местом. В те времена здесь, как нигде, бушевал вирус иммунодефицита, убивая сотни тысяч людей, затем разразилась война между властными группировками: самое обычное дело для Африки, но не для Кении, долго остававшейся одной из самых спокойных и благополучных стран континента благодаря столетнему английскому протекторату. Если бы Джек прилетел в Найроби в те времена вечерним рейсом, ему пришлось бы ночевать в аэропорту, пока утром не окончился комендантский час. К счастью, все это было в прошлом. Теперь экономика Кении стабильно росла, а криминальная и эпидемиологическая ситуации стали одними из лучших в Африке. Американцу или европейцу можно было гулять по приличным кварталам Найроби в любое время. А приятнее всего было то, что английский язык в Кении был государственным — в отличие от почти всех других стран Африки.
Переночевав в гостинице, Джек утром отправился по адресу, который ему дали в университете. Таксист привез его в респектабельный двухэтажный дом в богатом пригороде Найроби, окруженный, как и все соседние дома, высоким забором с колючей проволокой. На вызов по домофону долго никто не отвечал, пока дверь не открыла пожилая домработница невысокого роста, которая едва говорила по-английски. Она была явно не кенийкой и смогла с трудом объяснить, что господин Кейно уехал куда-то далеко. Больше ничего из нее выудить не удалось.
Нить к загадке ключа Дона оказалась длиннее, чем можно было подумать вначале. В гостинице он вошел в Facebook, без труда найдя там страницу Доменика. Фотография на его аватарке была забавной — детская картинка из мультфильма, а заставку страницы украшала восхитительная фотография восхода солнца над Килиманджаро, очевидно, снятая им самим с северной, кенийской стороны главной горы Африки. Склоны Килиманджаро были покрыты контрастной, ярко-зеленой растительностью, а на ее вершине лежала величественная снежная шапка, ставшая, правда, в последние годы меньше, чем раньше, из-за глобального потепления. На фоне горы на фото позировал стройный, худощавый туземец с копьем, очевидно, из народности масаи, а также пара жирафов, которые нежно касались друг друга шеями, почти переплетаясь ими. Личных снимков Доменика на его странице было немного, но вполне достаточно, чтобы хорошо представить себе его внешность. У большинства студентов МТИ в соцсетях насчитывалось несколько тысяч друзей или подписчиков, но у Доменика друзей было лишь около двухсот, что даже несколько облегчало задачу. Большинство подписчиков страницы были американцами, но также нашлись и кенийцы. Судя по всему, Доменик серьезно увлекался этнографией — на доступной части его страницы, помимо музыки, больше всего было постов со ссылками на статьи о проблемах коренных народов Африки, а также контакты благотворительных организаций, помогающих им. Было похоже, что Доменик давно не заходил в Интернет — последнюю пару недель по крайней мере. Его друзья в этот период дважды пометили его в каких-то случайных событиях, эти ссылки были вверху его страницы, но он на них никак не отреагировал — не стер их, но и не лайкнул, и не прокомментировал — скорее всего, просто не видел.
Джек разослал письма с просьбой о срочной помощи в поиске Доменика его кенийским друзьям. В течение часа пришло четыре ответа: в трех говорилось, что они ничем не могут помочь. Единственным полезным оказалось письмо, автор которого назвал себя двоюродным кузеном Доменика (в Африке это могло означать любую степень родства, вплоть до полного отсутствия такового). Он написал, что Доменик уехал на изучение какого-то далекого племени на севере Кении, и посоветовал обратиться к его hot chic, как он выразился, — подружке, работавшей в ночном клубе, правда, лишь примерно описав, где этот клуб находится («недалеко от гостиницы «Хилтон Найроби Сентер», в одном или двух переулках»). Подружку звали Кристин, и она была менеджером клуба. Джек в ответ предложил заняться ее поисками вместе вечером, но автор сообщения ответил, что был бы рад, но сожалеет, так как сегодня — extremely busy (очень занят). Джек прислал шутливое изображение стодолларовой купюры. Ответ не заставил себя ждать. Триста, чувак, и ни цента меньше, если тебе это так уж сильно надо, и то только потому, что ты для этого из Америки прилетел. На рецепции гостиницы, где они встретились вечером, он ожидал увидеть подростка, но вместо этого к портье обратился высокий солидный темнокожий мужчина в плаще. Они вместе взяли такси, проехали с десяток кварталов делового центра с небоскребами, свет в окнах которых уже не горел, — в деловых центрах Америки высотки светятся куда дольше, отметил про себя Джек. Наконец они вышли из машины посреди длинной, широкой, но совсем пустынной улицы. Заведение, которое они искали, было стриптиз-клубом, но, к счастью, не борделем, а вполне «солидным» местом — с яркими светящимися вывесками и тремя внушительными охранниками у входа в костюмах, которые досмотрели их столь тщательно, как будто они входили на борт самолета.
В американских стрип-барах на первом курсе колледжа ему с приятелями приходилось бывать. В них были довольно строгие правила — за каждый танец нужно оставлять подошедшей к столику девушке приличные чаевые, но самое главное — к танцовщицам строжайше запрещено прикасаться. Ко всем, кто в азарте хоть на секунду нарушал это незыблемое правило, подходили вышибалы и очень неделикатно выпроваживали из клуба, вплоть до вызова полиции. Выглядело все это предельно фальшиво, поэтому Джек, несмотря на то что у него тогда еще не было постоянной девушки, быстро потерял всякий интерес к таким заведениям. Но в стриптиз-клубе Найроби все было намного фривольнее. Он с его спутником занял столик, ближний к сцене, на которой был установлен шест. В течение часа на нее выходили темнокожие девушки, плотного, но при этом «сочного» телосложения. То, что они исполняли, было совсем не похоже на стриптиз в Америке. Подойдя к шесту, вместо танца они становились в соблазнительную позу и начинали трясти своей задней частью так, что на ней рельефно выделялась сетка из сотни мельчайших мышц. Каждое такое выступление, с небольшими вариациями, продолжалось несколько минут. В первый раз такой танец показался странным, но когда это же самое движение виртуозно повторила третья или четвертая темнокожая девушка кряду, у Джека откуда-то, словно из глубин подсознания, а может быть, из древних африканских генов, рецессивно присутствующих в каждом живущем человеке, вдруг поднялось как цунами и буквально изверглось в мозг чувство такого сексуального желания, что над ним было сложно возобладать. Джек отвернулся от сцены, заказав себе и своему спутнику пива. Как раз в этот момент на сцене появилась девушка, не похожая на тех, кто выступал до сих пор. Она была высокая, и у нее была потрясающая фигура — ничуть не хуже, чем у молодой Наоми Кэмпбелл в клипах девяностых. Она не стала трясти своими прелестями, а с ненарочитой, какой-то неиспорченной, чистой природной грацией сделала серию пластичных, плавных движений вокруг шеста. Джек не мог отвести взгляд от красоты ее телосложения, а когда свет софитов, наконец, как следует упал и на ее лицо, оно тоже оказалось необыкновенно привлекательным, очень юным, с тонкими скулами и блестящими черными, как у газели, глазами. Как только танец окончился, Джек подал девушке знак рукой — он очень захотел, чтобы эта красотка станцевала ему приват-танец. Его спутник, также затаивший дыхание и замерший с бокалом пива в руке, без слов явно одобрял его выбор.
Она взяла Джека за руку и повела в какую-то комнату, в которой музыка из основного зала была едва слышна. В центре комнаты стояла широкая мягкая тахта с высоким балдахином и царил интимный полумрак. Девушка села ему на колени и несколько минут танцевала, постоянно прикасаясь к его телу. Ее фигура, словно вырезанная из драгоценного черного дерева, двигалась идеально в такт музыке, а ее глаза ни на секунду не переставали смотреть прямо в его глаза. Она взяла ладони его рук в свои и провела кончиками его пальцев по возбужденным соскам своей груди. Пожалуй, ничего более эротичного в жизни Джек еще не чувствовал. Он знал, что время приватного танца заканчивается и он с ней уже больше никогда не увидится. И все-таки, без всякой цели, попросил номер ее телефона. Музыка стихла, влажные глаза газели, слегка затуманившиеся во время танца, теперь внимательно вгляделись в лицо Джека. Девушка улыбнулась: «You are very nice…» Объяснила, что им запрещено давать гостям свой номер, но если Джек даст ей свой телефон, то утром она ему обязательно позвонит, приедет в отель, и потом они «весь день будут заниматься любовью». Было это правдой или нет, но Джек подумал, что такого сильного женского соблазна он не испытывал еще ни разу за всю свою жизнь. Но ответил ей что-то уклончиво, в этот момент заглянул охранник, напомнив, что время приват-танца закончилось.
Джек со спутником сидели в клубе еще какое-то время, пока не появилась Кристин. К удивлению, она оказалась белой, хотя и кенийкой по паспорту — ее родители были иммигрантами из Британии, имевшими в Кении собственную кофейную плантацию. Кристин была невысокой пышногрудой энергичной брюнеткой и говорила с почти оксфордским акцентом. С Домеником они встречались уже давно. Сейчас он находился на самом севере страны, в месте, где саванна переходила в пустыню, почти на границе с Эфиопией. Доменик узнал о племени северных масаев, обитавших в засушливой зоне, страдавших от голода из-за неурожая, загрузил свой джип доверху продуктами питания из местного супермаркета и отправился в эту деревню. От Найроби на джипе по гравийным дорогам туда нужно было добираться два дня в хорошую погоду и минимум три, если дорогу в некоторых местах размыло. На связь он с тех пор не выходил, так как в этом районе даже не было сотового покрытия. Впрочем, в таких случаях Доменик всегда брал с собой спутниковый телефон, номер которого Кристин любезно продиктовала.