Разумеется, и на этом кризис не закончился. Фондовый рынок еще полгода оставался на самых низких значениях, крупные компании банкротились, люди массово теряли работу, полностью «встал» рынок недвижимости Америки, не считая нескольких крупных городов. Люди начали снова относительно активно брать кредиты на покупку жилья лишь спустя долгие четыре года.
Положение дел во всех сферах экономики оказалось даже плачевнее, чем все могли ожидать. Как метко сказал один из руководителей ФРС, «я встал на цыпочки, заглянул через край стены вниз и увидел там бездонную пропасть». Прописанных в законе семисот миллиардов хватило лишь на первое время. Общий объем почти бесплатных вливаний в банки и компании из бюджета США — и особенно из бездонной бочки Федеральной резервной системы — к концу весны 2009-го, когда экономика США и других стран мира стала показывать признаки выздоровления, составили за это время не менее трех триллионов долларов. Часть таких данных была попросту засекречена.
Даже спустя несколько лет после окончания кризиса его последствия продолжали явственно ощущаться буквально во всех процессах, происходящих в экономике, обществе и мире вообще.
В наилучшем положении, разумеется, в новом цикле роста оказались те самые спасенные на «народные» деньги крупнейшие банки Уолл-стрит. Вернув правительству кредиты, они тут же бросились надувать новые «пузыри», кладя в карман баснословные прибыли. В 2011 году общий объем премий сотрудникам банков Уолл-стрит составил почти 200 миллиардов долларов — намного больше, чем было даже до кризиса. Фондовый рынок стал месяц за месяцем бить новые рекорды. С запозданием, но зато опять очень быстро начал новый взлет индекс цен на недвижимость.
Однако средний класс в Америке и Европе оживления экономики не почувствовал. Наоборот, его положение стало хуже. Корпорации, имеющие много средств, стали активно вкладывать их в автоматизацию труда, чтобы выйти «на новый технологический уровень», означающий прежде всего снижение потребности в «живых» сотрудниках, и затем с гордостью сокращали их. Компании, у которых было мало денег, тоже сокращали персонал, но уже только ради того, чтобы хоть как-то выжить. Особенно заметно это стало в Европе, где такая развитая страна, как Испания, имела немыслимые даже в кризис 30 % реальной безработицы. В Греции без работы фактически осталась половина населения. США пошли по другому пути: резко сокращать численность сотрудников мешали законы и профсоюзы, но зато никто не запрещал снижать зарплаты или как минимум по десять лет не повышать их, несмотря на выросшую инфляцию. В конце девяностых высококвалифицированный бухгалтер в Америке зарабатывал сорок тысяч долларов в год, которых вполне хватало тогда на выплату кредитов за приличный дом и два автомобиля для семьи. Спустя двадцать лет тот же бухгалтер стал получать от силы тридцать тысяч в год, которых с учетом инфляции уже почти ни на что не хватало, и при этом делал в два раза больше работы, каждый день боясь быть уволенным. «Люди до сих пор ведут себя так, как будто тяжелые времена теперь уже никогда не закончатся», — заметил председатель одного из европейских Центробанков через семь лет после «окончания» Великой рецессии, как ее по прошествии времени стали называть.
До кризиса 2008 года доминантой корпоративной философии большинства крупных компаний была всемерная забота о личном и профессиональном росте сотрудников, от качества и мотивации работы которых, как считалось, напрямую зависели успех и престиж этих компаний. Люди в основном меняли место работы, только если им предлагали серьезное повышение в должности или зарплате. Увольнения случались, но были исключением: как правило, если речь шла о мошенничестве или тотальном непрофессионализме сотрудника, доказанном и проявившемся неоднократно. О таких увольнениях потом еще месяцами тихо судачили в кофейных офисных закутках. После кризиса от сотрудника даже в самых уважаемых и крупных компаниях стало требоваться лишь одно: немедленный превосходный результат. Если его не было даже по не зависящей от работника причине, человека обычно сразу выгоняли. Многим теперь казалось даже странным, почему так повсеместно не делали раньше, ведь «коммерческая фирма — это не богадельня». Долгие многолетние карьеры в одном месте раньше были нормой, теперь же стали редким счастливым исключением.
Доходы самых богатых американцев (сотрудников ведущих банков, руководителей компаний, инвесторов — держателей постоянно растущих пакетов акций) за последние тридцать лет в реальном выражении с учетом инфляции выросли в четыре раза. Реальные доходы средних и бедных американцев за те же тридцать лет практически не изменились.
Постоянный, ежегодно растущий разрыв в благосостоянии бедных и богатых стал одной из главных движущих причин внезапной волны «цветных революций» во многих арабских странах в 2011 году, радикально изменивших расстановку сил и акценты во всей мировой политике.
Однако тревожный предупредительный звонок из доведенных до отчаяния бедных стран так и не был услышан в богатых. В следующие несколько лет тенденция имущественного расслоения общества в Америке и Европе не приостановилась, а, напротив, даже усилилась.
Кто мы? Куда мы идем? Что такое человечность? Эти вечные библейские вопросы в прогрессивном высокотехнологическом обществе XXI-го века стали актуальны, пожалуй, как никогда раньше.
Глава 22Рука, которая ведёт (Великий Инквизитор)
В шесть утра уже совершенно не хотелось спать. Зимний холодный, неспешный рассвет еще даже не успел забрезжить за окном, но уже было слышно все более оживленное движение первых автомобилей, шуршавших шинами по мостовой и изредка издававших приглушенные сигналы.
Джек лежал, рассматривая что-то на высоком лепном потолке их просторного, почти роскошного гостиничного номера. Волнений и переживаний не было. Лучше — ужасный конец всем мечтам, чем ежеминутная, крайне тревожная неопределенность. В какой-то момент времени, после неминуемой физической смерти, раньше или позже каждый человек предстанет перед судом Всевышнего. И все, к чему он стремился, над чем годами работал, о чем мечтал, из-за чего страдал, в это самое мгновенье станет мелким и незначительным. Конечно, Джек надеялся на то, что сегодняшняя встреча с чем-то совершенно неизвестным не станет для него фатальной в прямом смысле. Но все, что он сейчас мог сделать полезного, — это собрать в кулак свою волю, оставаясь сильным психологически, что бы ни произошло. Вся человеческая жизнь состоит из сплошных развилок. Каждый раз знать ответ из последней страницы учебника и поворачивать в правильную сторону не дано никому. Но надо изо всех сил стараться хотя бы не ошибиться в тот момент, когда ты стоишь перед главным выбором в своей жизни. Хотя как знать, какой из осознанных человеческих выборов на самом деле главный? Выбор партнера на всю жизнь? Но ведь если бы твоя любимая жила даже не за тридевять земель, а, скажем, в другом районе того же города или поступила бы в тот же университет, но на пару лет раньше или позже тебя, то, скорее всего, вы бы с ней просто никогда не встретились. Что же тогда движет всем этим огромным колесом миллиардов человеческих судеб? Случайность? Как не пропустить свой единственный, лучший шанс в жизни, если он однажды спокойно может пройти мимо, буквально в метре от тебя? Как в юности, когда ты еще ничего не знаешь ни о мире, ни тем более о себе самом, выбрать правильный колледж, университет, сферу деятельности на всю оставшуюся долгую жизнь? Как заранее знать, кто из твоих друзей предаст тебя при первом же удобном случае, а кто будет стоять за тебя до конца? А если мы все — беспомощные игрушки в руках слепой судьбы, зачем тогда нужны алгоритмы, сверхсложные компьютерные программы? Чем они могут помочь людям для разрешения их главных, изначальных проблем? А если не могут, то тогда в чем смысл конкретно его, Джека, жизни? Ведь не может же быть, что смысл только в том, чтобы просто заработать деньги на своем интеллекте и затем в свое удовольствие тратить их на разные бессмысленные и, по большому счету, совершенно не нужные ему вещи.
— Котенок, я сейчас позвоню на рецепцию, чтобы нам принесли завтрак. Я бы с радостью приготовила его сама, но здесь нет ни продуктов, ни нормальной плиты.
Протирая глаза, потягиваясь и еще не вполне проснувшись, Дайана на мгновенье положила голову ему на плечо. Такие минуты всегда напоминали ему строчки из нежной битловской Here, there and everywhere, одной из любимых мелодий его детства.
В окно через шторы начали пробиваться первые робкие лучи нового дня, который должен был предопределить все будущие события. Но «шестое чувство», уникальная способность нашего героя предсказывать события, в это утро упорно молчало. Единственная мелочь, казавшаяся ему очевидной, — это то, что ни о вызове такси, ни даже о билете на самолет заранее не стоило беспокоиться.
Вежливый звонок консьержа заранее оповестил их о том, что кто-то внизу уже ожидал его. Неожиданно рано. Он надеялся, что у них в запасе будет хотя бы еще час наедине друг с другом.
Джек впервые в жизни надел костюм-тройку на двух пуговицах, из чистой шерсти, доставленный ему вчера из одного из лучших ателье Калифорнии. Заказ на пошив стоил около восьми тысяч долларов, и это был еще самый бюджетный вариант. Учась в колледже, Джек обычно не тратил такую сумму на одежду и за целый год. Он взглянул на себя в зеркало и увидел в нем стройного, молодого, но при этом очень солидного и стильного мужчину. Это было приятно.
— Какой ты у меня красивый! Не забудь пальто, в Нью-Йорке уже холодно, ночью были заморозки.
Она поправила мягкий светло-серый, в тон костюму, галстук от Brioni у него на шее и затем крепко обняла.
— Возвращайся скорее. Я буду ждать тебя. Буду ждать сколько угодно, что бы ни случилось.