Стратегические последствия роста задолженности многочисленны и вызывают тревогу. Необходимость обслуживания долга требует все большего количества долларов и отнимает все возрастающую долю государственного бюджета США. Это означает, что пропорционально меньшая доля средств будет выделяться на национальную безопасность, включая сюда оборону, разведку, обеспечение внутренней безопасности и иностранную помощь. Меньше будет и ресурсов на реализацию внутренних программ, от образования и модернизации инфраструктуры и до научных исследований и правоохранительной деятельности. Это чревато ожесточенными, разрушительными дебатами на тему «пушки против масла», при условии, что две наиболее быстро увеличивающиеся статьи расходов бюджета, обслуживание долга и льготы останутся неприкосновенными.
Рост государственной задолженности побуждает мир сомневаться в прочности положения Соединенных Штатов Америки. Неспособность США справиться с долговым кризисом лишает толики привлекательности американскую модель политико-экономического развития. Значит, другие страны будут менее склонны подражать США и станут проявлять осторожность, наблюдая за нашими тщетными попытками сплотиться и принять трудные, но необходимые решения. В результате мир сделается менее демократическим и даже начнет понемногу игнорировать пожелания США по вопросам безопасности. В некоторой степени это уже происходит сегодня, а текущая ситуация с американским долгом грозит ускорить тревожный дрейф.
Вдобавок рост государственного долга сделает США более чувствительными к колебаниям рынков и махинациям правительств других стран. Ныне почти половина государственного долга США принадлежит иностранцам, Китай является одним из двух крупнейших кредиторов Америки. Конечно, возможно, что Китай сочтет нецелесообразным избавляться от собственных колоссальных запасов долларов, поскольку ему требуется, чтобы Америка продолжала импортировать китайские товары. Но в результате перед нами, так сказать, финансовый эквивалент политики ядерного сдерживания. Да, не исключено, что все обойдется, но я, например, не уверен, что Китай не решит прекратить скупку госдолга США, выражая свое недовольство, или даже продать этот долг – скажем, в качестве реакции на споры из-за Тайваня или на осуждение китайских действий в Южно-Китайском или Восточно-Китайском морях.
В названных обстоятельствах китайские лидеры вполне могут посчитать целесообразным заплатить финансовую цену за защиту своих жизненно важных национальных интересов. Любопытно, что именно американские угрозы в адрес фунта стерлингов оказали наибольшее влияние на британское правительство, которое испугалось возможной девальвации своей валюты и потому отказалось от осуществления злополучной затеи по восстановлению контроля над Суэцким каналом в 1956 году.
Растущий долг поглощает средства, которые иначе можно было бы эффективно инвестировать как внутри страны, так и за рубежом. Это, в свою очередь, замедляет и без того скромные темпы экономического роста. Хуже того, высокий уровень задолженности и высокая стоимость обслуживания долга вызывают сомнения в готовности правительства поддерживать курс доллара и вообще выполнять свои обязательства. Это побуждает иностранцев требовать высоких процентов по инвестициям, что увеличивает стоимость долгового финансирования и еще сильнее сокращает прочие расходы и темпы роста. Словом, мы очутились в порочном замкнутом круге.
Растущий долг ограничивает гибкость и последовательность американской политики. Невозможно абстрактно сформулировать «правильный», допустимый для страны уровень задолженности или точно сказать, какой объем долга является приемлемым. США не хочется, конечно, чтобы высокий показатель задолженности стал новой нормой – хотя бы потому, что это лишает страну гибкости на случай, например, очередного финансового кризиса, который потребует крупномасштабных финансовых вливаний, или на случай серьезного вызова в сфере национальной безопасности, подразумевающего дорогостоящую реакцию. Сохранять объем задолженности на достаточно низком уровне, чтобы не провоцировать долговой кризис – вот, как представляется, разумная политика при ограничении страховых премий в здравоохранении и социальном обеспечении.
Позвольте добавить еще одно предсказание. Растущий госдолг приближает крах доллара как мировой резервной валюты. Это случится вследствие утраты доверия к финансовой системе США и вследствие обеспокоенности действиями Америки по финансированию своего долга, поскольку указанные действия будут противоречить тому, что требуется для управления американской и, косвенно, мировой экономикой. Не исключено, что отказ от доллара уже состоялся бы, когда бы не проблемы ЕС и не готовность Китая девальвировать юань. Разумеется, в ближайшей перспективе альтернативы доллару не предвидится, но США нельзя полагаться только на слабости и ошибки других, а мир «после доллара» будет более дорогим (ведь Америке придется учитывать курсы других валют) и менее послушным, когда речь будет заходить о привязанных к доллару санкциях[206].
Что же делать? Учитывая, что основной прирост государственного долга обеспечивает выплата пособий, целесообразно задуматься о повышении текущего и прогнозируемого пенсионного возраста, дабы система социального обеспечения корректнее отражала экономические и демографические реалии. Полезно также подвергнуть эту систему проверке на наличие достаточных средств и сократить размеры выплат относительно богатым людям, для которых такие выплаты не являются по определению необходимыми, произвести умеренные коррективы в расчетах стоимости жизни и реформировать быстрорастущую программу опеки инвалидов.
Программы «Медикейр» и «Медикэйд» тоже вносят немалую лепту в увеличение госдолга. Здесь возможны некоторые коррективы, призванные исправить ситуацию: ускорение перехода от системы, основанной на плате за услуги, к системе оценки качества услуг; увеличение ставок дополнительной платы; финансовые кары за недобросовестную практику; внедрение методов тестирования потенциальных выгод от системы всеобщего страхования и т. п.
Конгрессу следует избегать привлекательных, но ошибочных решений. Одним таким решением является секвестр бюджета. Этот шаг не затронет льготы, зато ставит расходы выше инвестиций, а настоящее предпочитает будущему. Данную идею нужно отбросить раз и навсегда. То же самое касается угроз не повышать потолок госдолга. Как известно (или должно быть известно) каждому члену Конгресса, отказ повышать потолок государственного долга не сказывается на уже накопленной задолженности, но грозит серьезными сомнениями рынков и всего мира в надежности и прочности положения США. По иронии судьбы, отказ повышать потолок долга вызовет реакцию, которая ознаменуется ростом ставок, что, в свою очередь, замедлит экономический рост и усугубит долговое бремя.
Следует также проявлять осторожность при оценке расходов на оборону. Текущие и прогнозируемые расходы на оборону составляют около 3 процентов ВВП, что значительно ниже исторических средних показателей за последние семьдесят лет. Более того, мир вокруг становится все более опасным и нестабильным; если он скатится к беспорядку, США никоим образом не смогут «отгородиться» от последствий, отчасти спровоцированных их собственными действиями. Новый изоляционизм будет сущим безумием. Никакая другая страна не может и не способна внести столь значительный вклад в обеспечение порядка, а сам мир не в состоянии установить и поддерживать порядок самостоятельно. Эта роль по плечу лишь Америке. Понадобятся вооруженные силы, наделенные широким спектром возможностей, гибкостью применения и потенциалом наращивания численности. Они должны справляться с непредвиденными обстоятельствами и улаживать конфликты различных типов, масштабов и продолжительности в разных уголках мира (возможно, одновременно) и действовать против разных врагов, от опасных террористических группировок до крепких национальных государств. Увеличение расходов на оборону необходимо, особенно если Конгресс продолжит настаивать на сохранении ряда военных баз и военных производств по причинам, которые больше связаны с политикой, чем с национальной безопасностью. Хорошая новость состоит в том, что США могут усилить внимание к вопросам обороны и решать проблему задолженности одновременно, если проявят готовность сделать правильный выбор и станут разумно расходовать ресурсы. Утверждение, будто действия за рубежом оборачиваются замедлением темпов экономического роста, попросту лживо.
Чуть выше я перечислил то, что, по моему мнению, можно и нужно сделать для ускорения экономического роста. Я сознательно опустил один пункт из этого списка, чтобы обсудить его здесь. Речь о свободе торговли. Торговые соглашения приносят много пользы, в том числе создают относительно высокооплачиваемые экспортно ориентированные рабочие места, увеличивают потребительский выбор, снижают инфляцию, способствуют экономическому развитию во всем мире, укрепляют положение друзей и союзников и порождают взаимозависимость, позволяющую сдерживать потенциальных врагов. Как уже отмечалось, торговые соглашения вдобавок способствуют (пускай скромно) экономическому росту; кажется, все согласны с тем, что вступление в силу договора о Транстихоокеанском партнерстве приплюсует до половины процента в год к темпам роста США[207].
Торговые соглашения и торговля в целом также могут оказаться причастными к исчезновению конкретных рабочих мест. Здесь разумнее не убеждать американцев в отсутствии стратегических и экономических выгод торговли, а помогать тем, чьи рабочие места исчезли. Можно и нужно сделать многое, в том числе занять более агрессивную позицию в рамках ВТО по отношению к тем иностранным правительствам, которые несправедливо субсидируют свои отрасли или «демпингуют» за рубежом, увеличить доступность страхования заработной платы, гарантировать «мобильность» основных льгот и возможность увеличения срока их действия, а также обеспечить финансовую поддержку образования и переподготовки.