Итальянцы предъявили другие оговорки, но им было разъяснено, что ведущиеся ныне переговоры относятся исключительно к Германии и не касаются Австро-Венгрии. Клемансо принял британский проект, который и стал основным документом для всех дальнейших совещаний.
Третье заседание состоялось 3 ноября у полковника Хауза. Хауз прочел сообщение президента Вильсона, носившее примирительный характер и расширявшее смысл формулы «свободы морей».
«Президент говорит, что он вполне признает то особое положение, в котором находится Британия как по отношению к внутренним морям, так и по отношению к морям в пределах всех ее имперских владений. По его мнению, вопрос о свободе морей должен обсуждаться самым свободным образом и в самом либеральном духе. Но президент не уверен, что союзные державы согласились на свободу морей в принципе и что они оставляют за собой лишь право вносить поправки и свободно обсуждать этот вопрос… Президент настоятельно указывает, что пункты I, II, III и XIV являются для американцев наиболее существенными пунктами программы, от которых он не может отступить. Вопроса о свободе морей нет необходимости обсуждать с немцами, если мы предварительно столкуемся друг с другом… Блокада является одним из вопросов, постановка которых изменилась вследствие событий настоящей войны, и потому несомненно придется изменить правилам, которым она должна подчиняться. Но нет никаких оснований опасаться, что она будет отменена совсем».
Ллойд-Джордж сказал, что принятая союзниками формула предусматривает лишь свободное обсуждение пункта II и не идет наперекор позиции США, которые имеют полную возможность отстаивать на конференции свою собственную точку зрения.
Полковник Хауз спросил, может ли м-р Ллойд-Джордж согласиться с принципом свободы морей. Премьер-министр ответил отрицательно. «Этот принцип обычно связывается с идеей полного отказа от блокады. Я не хочу связывать руки американскому правительству при обсуждений этого вопроса, а желаю лишь сохранить за британским правительством полную свободу действий». Полковник Хауз снова спросил, может ли м-р Ллойд-Джордж принять свободу морей в принципе, и Ллойд-Джордж снова дал отрицательный ответ. «Если бы я согласился с этим принципом, – сказал он, – то через неделю здесь очутился бы новый английский премьер-министр, который точно так же заявил бы, что он не может принять этого пункта. Английский народ не станет говорить об этом. По этому вопросу нация абсолютно единодушна. Следовательно, я никоим образом не могу изъявить своего согласия, раз я прекрасно знаю, что в этом случае я не буду говорить от имени британской нации». По словам полковника Хауза (неясно, происходило ли это на том же заседании или на другом), м-р Ллойд-Джордж сказал, что «Великобритания истратит свою последнюю гинею, чтобы поддержать превосходство своего флота над флотом Соединенных Штатов или какой бы то ни было другой державы и что ни один министр не может сохранить свой пост, если он придерживается иной точки зрения».[21]
Тогда полковник Хауз изменил свою позицию; на этот раз он настаивал только на том, «чтобы вопрос продолжал обсуждаться». Против этого никто не возражал. Ллойд-Джордж сейчас же ответил: «Мы вполне готовы обсуждать принцип свободы морей в той новой его постановке, которая создалась в ходе настоящей войны». Согласно полковнику Хаузу, разговор был таков:
«Я хочу, чтобы вы написали какой-нибудь документ, который я мог бы переслать президенту», – сказал Хауз.
«Вряд ли он захочет чего-либо подобного, – возразил Ллойд-Джордж. – Мы вполне охотно будем обсуждать принцип свободы морей и его практическое применение». Этот свой взгляд Ллойд-Джордж подтвердил в письме, посланном полковнику Хаузу в тот же самый вечер. Хауз этим удовлетворился и несколько наивно сообщил нам, что он осведомил президента об этой дипломатической победе.[22]
Когда этот вопрос был выяснен, президент Вильсон 5 ноября отправил немцам меморандум союзников, в котором четырнадцать пунктов принимались с известными оговорками в качестве основы для мирных переговоров. Меморандум сообщал, что условия перемирия будут получены от маршала Фоша. Поэтому немцы имели право утверждать, что они сдались и разоружились на условиях, изложенных в четырнадцати пунктах президента Вильсона и других его речах, поскольку пункты эти не были видоизменены формальными оговорками союзников. Но немцы не получили права по-своему истолковывать этот документ и не могли настаивать на таком праве. Поэтому победители могли интерпретировать четырнадцать пунктов весьма широко, что и привело впоследствии к недоразумениям и взаимным упрекам.
Резкие споры, происходившие на совещаниях союзников, туманность многих из четырнадцати пунктов и тех президентских речей, которые поясняли их, не говоря уже о комментарии, делали необходимым как можно скорее выработать более точный документ. Но в течение нескольких недель ничего нельзя было сделать. Бойню пришлось приостановить. Выработка условий перемирия в отношении сухопутных и морских сил, исчезновение у Германии всякой возможности самозащиты, внутренние потрясения в Германии и других побежденных странах, празднования союзнической победы – все это целиком занимало внимание людей. Когда миновали эти ошеломительные события и вызванные ими эмоции, оставалось сделать самое главное. Нужно было во что бы то ни стало как можно скорее заключить мир.
Планы Клемансо, как обычно, были чрезвычайно ясны и точны. 29 ноября французский посланник в Вашингтоне передал Лансингу следующий письменный документ.
«Прибытие президента Вильсона в Париж в середине декабря даст возможность четырем великим державам сговориться о предварительных условиях мира, которые должны быть предложены каждой из неприятельских держав без всяких переговоров с нею».
«Прежде всего необходимо будет выяснить вопросы, связанные с Германией и Болгарией!..»
«После достижения соглашения относительно предварительных условий мира представители великих держав должны будут сговориться о принципах представительства различных воюющих, нейтральных и неприятельских держав на мирном конгрессе. На всех его заседаниях должны присутствовать только великие державы-победительницы, мелкие же державы будут принимать участие лишь в тех заседаниях, где рассматриваются непосредственно касающиеся их вопросы. Что касается нейтральных держав и государств, находящихся в процессе образования, то они могут быть позваны на конференцию в тех случаях, когда затрагиваются их непосредственные интересы»…
«По-видимому, конгресс должен будет посвятить свое внимание двум главным вопросам: ликвидации войны в собственном смысле этого слова и организации Лиги наций. Несомненно, второй вопрос может быть разрешен только после разрешения первого. Разрешение конкретных вопросов не следует смешивать с осуществлением правил общего публичного права. Эти две задачи необходимо различать еще и потому, что неприятель не должен иметь права оспаривать условия, предложенные ему победителями и что лишь в исключительных случаях нейтральные державы будут приглашаться на заседания, где воюющие стороны вырабатывают условия мира, а между тем в обсуждении вопроса о Лиге наций должны будут принимать участие все народы воюющие, нейтральные и неприятельские».
«Ход занятий конгресса будет установлен на предварительных заседаниях во второй половине декабря».
«Как это иногда делалось в прошлом, конгресс может сослаться на некоторые великие принципы свободы, нравственности и справедливости, провозглашенные в самом начале его занятий и даже до установления порядка собраний (относительно этих принципов можно сговориться неофициальным путем). Таковыми принципами являются: право народов на самоопределение, права национальных меньшинств, отмена всех предыдущих особых соглашений, заключенных между некоторыми из союзников, с целью обеспечить занятиям конгресса наибольшую свободу[23], заявление что отечественная и колониальная территория, находившаяся во владении союзных держав на 1 августа 1914 года, не подлежит урезкам, торжественное осуждение нарушений международного права и принципов человечности и лишение полномочий тех делегатов неприятельских стран, которые лично подписали нарушенные этими государствами соглашения или лично виновны в нарушении права наций и в преступлениях против человечества».
Несомненно, французский план был логичен и практичен и обещал ускорить работу конгресса. Разрешение всех главных вопросов и установление порядка занятий он передавал исключительно в руки четырех главных держав-победительниц, вынесших на себе всю тяжесть войны; он проводил точную разграничительную линию между прошлым и будущим, а «отмена всех предыдущих особых соглашений между некоторыми из союзников» сразу разрушала всю паутину тайных договоров, заключенных под давлением военной необходимости. Этот план сближал четыре великие державы, имевшие право решать все вопросы, и гарантировал им полную свободу действий.
По зрелом размышлении полковник Хауз пришел к выводу, что необходимо как можно скорее заключить предварительный мирный договор с Германией. Эти предварительные мирные условия легко можно было сочетать с основными принципами, указанными французами. К этому приему часто и с успехом прибегали в прошлом. При заключении предварительного мира воюющие стороны устанавливают только главные пункты, а впоследствии, по прекращении войны, они совместно вырабатывают способы их практического применения. Французское предложение не помешало бы президенту Вильсону, если бы он того пожелал, добиваться наиболее мягких условий для побежденного неприятеля или такого распределения захваченных вражеских территорий, которое по его мнению оказалось бы в конечном счете наилучшим. Конечно, серьезные расхождения во мнениях были бы неизбежны, но они возникли бы естественным путем, и каждое достигнутое решение облегчило бы разрешение менее важн