о осторожное датское правительство отказалось от подобных планов. Оно желало, чтобы Дании были переданы только те области, население которых чувствовало себя датчанами. Датское правительство отвергало все те предложения, которые стремились насильственно: включить в состав Дании области Шлезвига с населением, говорящим по-немецки. В конце концов было решено, что будущие границы должны быть установлены в согласии с свободным голосованием населения (плебисцитом).
Обратимся теперь к восточной границе Германии. Здесь мы имеем перед собой один из важнейших факторов мира. Только чудо могло совершить возрождение Польши. Прежде же чем это случилось, необходимо было, чтобы все три могущественные империи, участвовавшие в разделе Польши, были одновременно и окончательно разбиты. Если бы державы, участвовавшие в разделе Польши, продолжали оставаться вместе, сохраняя так называемый «Союз трех императоров», то во всем мире не нашлось бы такой силы, которая захотела бы или могла бы с ними сразиться. Если бы эти три державы участвовали во враждебных коалициях, то тогда по крайней мере одна из них должна была оказаться победительницей, и у нее не могли быть отняты ее владения.
Но произошло совершенно удивительное совпадение: Россия разбила Австрию; большевики с помощью германцев разрушили Россию, а сама Германия была побеждена Францией и англо-саксонскими державами. Таким образом, все три части разъединенной Польши получали свободу в один и тот же момент, и все ее цепи – русские, германские и австрийские – были порваны одним ударом. Пробил час возмездия, и самое большое преступление, известное в истории Европы, закрепленное в памяти шести поколений, отошло в область предания.
Тринадцатый из пунктов Вильсона гласил: «Должно быть образовано независимое Польское государство, в которое должны войти территории, занятые неоспоримо польским населением; ему должен быть обеспечен свободный и безопасный доступ к морю». Германия это условие приняла. Ее собственное требование национального единства было основано на том самом принципе, на основании которого совершилось возрождение древнего Польского государства.
Но на практике проведение границы между Германией и Польшей не могло не грешить некоторой аномалией и несправедливостью. На всей обширной равнине, тянущейся от Варшавы до Берлина, не было никакой естественной границы. Население этой области на протяжении 400 миль было неравномерно смешанным. Германия в прошлом проводила политику колонизации Польши германскими поселенцами. Германские капиталы, знания и способности создали здесь высокоразвитую промышленность. Германская культура, прививаемая силой оружия этой воинствующей империи, всюду производила большое впечатление на завоеванное и раздробленное на части население. Германцы указывали на те безусловные выгоды, какие их управление принесло Прусской Польше. Поляки, со своей стороны, заявляли, что немцы повинны в использовании украденного польского наследия. На обязанности мирной конференции, польской комиссии и, наконец, триумвирата было провести правильный раздел между обеими странами.
Задача сама собой распадалась на три части: граница в центре, на севере и на юге. Делом польской комиссии было определить, в каких именно округах жило неоспоримо польское население. Плебисциты могли быть удобны для резко разграниченных областей; но ни о каком плебисците не могло быть речи на такой громадной полосе, границы которой оставались неопределенными. Для того, чтобы организовать на такой территории плебисцит, требовалось бы занять все пространство британскими, французскими и американскими войсками как представляющими незаинтересованные в споре стороны. Но американские войска возвращались в это время домой; британские демобилизовались так быстро, что вряд ли могли бы дать на это более, чем полдюжины батальонов, а французы провозгласили себя защитниками Польши. В силу этого в центре, заключавшем в себе прусскую провинцию Позен, единственно, на что можно было рассчитывать, это на германские статистические данные, но этим последним не доверяли победители, вполне естественно не питавшие симпатий к Германии. Но в конце концов граница все же была проведена, и при проведении ее руководствовались желанием оставить Германии возможно меньшее число поляков, а Польше – возможно меньшее число германцев.
Большие трудности возникли на севере. Провинция Восточной Пруссии, носившая ранее колониальный характер, постепенно превратилась в чисто германскую провинцию, население которой более, чем все остальные части Германии, было одушевлено духом крайнего национализма. Эта провинция была отделена от остальной Германии узкой полосой или так называемым коридором, тянущимся к морю; в нем по всем данным можно было рассчитывать на преобладание среди местного населения польского языка. Поляки желали получить от Германии большую часть Восточной Пруссии, а по поводу остающейся части говорили, что из этой маленькой кучки германского населения должна была быть организована республика со столицей Кенигсбергом. Эта просьба была отклонена. Но коридор с его говорящим по-польски населением был присоединен к Польше, и это не только на основании языка, но в силу того еще, что он обеспечивал Польше тот доступ к морю, о котором говорилось в четырнадцати пунктах и против которого ни одна из сторон не протестовала.
К коридору непосредственно примыкал большой город Данциг, населенный 200 тыс. германцев, город, который представлял собою природный морской порт для всего привислинского края. Комиссия предложила было передать Данциг всецело во владение Польши с тем, чтобы его жители были подчинены польскому законодательству и отбывали воинскую повинность в польской армии. Но благодаря стараниям Ллойд-Джорджа найден был выход из создавшегося затруднительного положения: Данциг был восстановлен в своих старых правах, которыми он пользовался в течение целых пятисот лет в качестве самоуправляющегося города-государства, соединенного крепкими узами с Польшей, но обладающего автономным суверенитетом в пределах внутренней администрации и управления, С этого времени Данциг сделался вольным городом, но он должен был войти в польскую таможенную систему, и полякам предоставлено было управление его громадным портом. Этот искусный и сложный выход из трудного положения не удовлетворил, однако, ни одну из сторон. Трудно решить, какой другой, лучший выход из положения мог бы быть найден в данном случае.
Нужно упомянуть еще о двух других, меньших трудностях, встретившихся при проведении северной границы. Восточная Пруссия была оставлена германцам, но население некоторых ее округов, находившихся в южной части этой северной секции, говорило по-польски, и эти округа Польша потребовала себе. Для этих округов: Алленштейна и Мариенвердера был организован плебисцит. Большинство голосовало за то, чтобы остаться с Германией, и желание этого большинства стало законом. Наконец, небольшой порт Мемель с примыкающим к нему округом на другом берегу реки Неман был тем единственным выходом в море, без которого Литва не могла бы существовать как независимое государство. Была надежда, что литовцы вновь добровольно присоединятся к Польше, но они отказались от этого, и заставить их было невозможно. Таким образом, в конце концов Мемель, германский город с 30-тысячным населением, находившимся в непосредственном соседстве с округами, жители которых в огромном большинстве говорили по-литовски, был присоединен к Литве, и ему была самым тщательным образом гарантирована местная автономия.
Говоря о южной секции германо-польской границы, мы должны упомянуть о другом крупном несогласии, происшедшем на конференции, именно о верхнесилезском вопросе. Представленный Германии проект договора предусматривал с ее стороны абсолютный отказ в пользу поляков от Верхней Силезии, являвшейся после Рура наиболее богатой железом и углем областью во всей Германской империи. Это условие было самым позорным пятном договора с Германией. Все другие условия, заключающиеся в четырнадцати пунктах, были приняты без всяких возражений, но эта насильственная уступка всей Верхней Силезии была встречена яростным негодованием германцев и всеобщим удивлением.
Конфликты между членами триумвирата, включившего теперь также вернувшегося в Париж представителя Италии, которыми ознаменовалось составление предварительных условий мира, все еще продолжались. Германцы всеми силами протестовали против финансовых и экономических статей договора и против статьи, заключавшей в себе признание виновности в войне и обязательство выдачи военных преступников. В отношении территориальных условий договора они жаловались главным образом на требование уступки Верхней Силезии. Казалось вполне вероятным, что они откажутся подписать договор и этим принудят союзников или к военной оккупации Берлина и других важных центров или к продолжению блокады, а возможно и к обоим мероприятиям. Такие меры, не вызывая непосредственных военных затруднений, могли, безусловно, вызвать очень серьезные политические осложнения. Никто не мог сказать, как долго продолжится военная оккупация, а до ее окончания большие массы солдат должны были оставаться под ружьем, и дальнейшая демобилизация была бы приостановлена на неопределенное время.
1 июня Ллойд-Джордж, желая найти себе поддержку в своих усилиях достигнуть смягчение мирных условий, созвал в Париже собрание британской имперской делегации. На нем присутствовали виднейшие представители империи вместе с министрами, возглавлявшими важнейшие английские министерства. Генерал Сметс произнес сильную речь, призывая к милосердию. Когда настала моя очередь высказываться, я поддержал его выступление целым рядом других доводов. В качестве военного министра я выдвинул свою особую точку зрения. Я заявил:
«Продолжение блокады, управление всей германской территорией и связанная с этим необходимость решать местные и политические задачи должны вызвать в будущем самые серьезные затруднения. Иностранный гарнизон никогда не мог бы заставить германское население работать вместе и сколько-нибудь успешно. Блокада и оккупация взаимно исключают друг друга. Есл