Ричард Никсон стал президентом, когда в боевых действиях во Вьетнаме – на противоположном конце земного шара – участвовало 500 тысяч американских солдат, и это число только росло, согласно расписанию, утвержденному предыдущей администрацией президента Джонсона. С самого начала предвыборной кампании Никсон обещал прекратить войну. Но он также считал своей обязанностью закончить ее в контексте глобальных обязательств Америки по поддержанию послевоенного мирового порядка. Никсон вступил в должность спустя пять месяцев после ввода советских войск в Чехословакию, в то время, когда Советский Союз изготовлял межконтинентальные ракеты темпами, угрожавшими американским силам сдерживания, – кое-кто даже рассуждал о возможности советского ракетного превосходства. Китай же оставался по-прежнему непоколебимо и вызывающе враждебным. Америка не могла отказаться от своих обязательств по обеспечению безопасности в одной части мира с тем, чтобы не породить из-за этого трудностей с решением подобных проблем в других его частях. Неотъемлемой частью замысла Никсона оставалось сохранение доверия к Америке как к надежному защитнику союзников и глобальной системы порядка – к той самой роли, каковую Соединенные Штаты играли в течение двух десятилетий.
Вывод американских войск Никсон осуществлял по 150 тысяч человек в год и в 1971 году завершил участие США в наземных боевых действиях. Он санкционировал переговоры, поставив одно непременное условие: он никогда не примет требования о том, чтобы мирный процесс начался с замены правительства Южного Вьетнама – союзника Америки – так называемым коалиционным правительством, которое в действительности составлено из фигур, выдвинутых Ханоем. Эту позицию Америки категорически отвергали на протяжении четырех лет, пока наконец в 1972 году неудачное северовьетнамское наступление (отбитое без помощи сухопутных войск США) не заставило Ханой согласиться на прекращение огня и на политическое урегулирование, от которого тот решительно отказывался несколько лет.
В Соединенных Штатах главной темой дискуссии было широко распространенное желание покончить с травмой, причиненной войной населению Индокитая, словно бы Америка была причиной его страданий. Тем не менее Ханой настаивал на продолжении боевых действий – не потому, что сомневался в стремлении Америки к миру, а потому, что рассчитывал измотать Америку, подорвать готовность американцев нести потери. Ведя психологическую войну, Северный Вьетнам безжалостно эксплуатировал в собственных интересах поиски Америкой компромисса и стремился к доминированию, и в этом, как выяснилось, никаких разногласий в Ханое не было.
Военные операции, провести которые приказал президент Никсон и которые я, будучи при нем советником по национальной безопасности, поддерживал, вкупе с политикой дипломатической гибкости, привели к урегулированию в 1973 году. Администрация Никсона была убеждена, что Сайгон собственными силами справится с рядовыми нарушениями соглашения; что Соединенные Штаты окажут помощь военно-воздушными и военно-морскими силами в случае, если северовьетнамцы предпримут нападение с привлечением всех ресурсов; и что со временем правительство Южного Вьетнама сумеет, с американской экономической помощью, построить функционирующее общество и эволюционировать в сторону более прозрачных властных институтов (как происходило в Южной Корее).
Предметом жарких споров останутся вопросы: можно ли было ускорить этот процесс и возможно ли было дать другое определение надежности Америки в качестве союзника? Главным препятствием стали трудности, которые испытывала американская сторона в понимании того, как думали и как принимали решения в Ханое. Администрация Джонсона переоценивала влияние американской военной мощи. Вопреки общепринятому мнению, администрация Никсона переоценила возможности переговоров. Для закаленных боями вьетнамских руководителей в Ханое, которые всю свою жизнь сражались за победу, компромисс ничем не отличался от поражения, а плюралистическое общество было практически немыслимым.
Анализ упомянутой дискуссии выходит за рамки этой книги; для всех участников она оказалась весьма болезненным процессом. Никсону удалось добиться полного вывода войск и урегулирования, которое, по его убеждению, давало Южному Вьетнаму достойную возможность определить собственную судьбу. Но через десять лет споров и в весьма напряженной после Уотергейтского скандала обстановке конгресс в 1973 году серьезно ограничил предоставление помощи южновьетнамцам и полностью отказал в ней в 1975 году. Северный Вьетнам завоевал Южный Вьетнам, отправив через общепризнанную границу почти всю свою армию. Международное сообщество молчало, и конгресс наложил запрет на американскую военную интервенцию. Вскоре после коммунистических мятежей пали правительства Лаоса и Камбоджи, причем в Камбодже «красные кхмеры» предались почти невообразимой жестокости.
Америка проиграла свою первую войну, а заодно потеряла и путеводную нить своей концепции мирового порядка.
Ричард Никсон и международный порядок
После кровавых 1960-х годов, с их громкими убийствами, гражданскими беспорядками и безрезультатными войнами, в 1969 году в наследство Ричарду Никсону досталась задача восстановить как единство американского политического целого, так и последовательность и обоснованность внешней политики США. Очень сообразительный, но отличавшийся ненадежностью, с какой не ожидаешь обнаружить в столь опытном публичном политике, Никсон не был идеальным лидером для решения задач по восстановлению внутриполитического мира. Но нужно также не забывать, что тактика массовых демонстраций, приемы запугивания и гражданское неповиновение как крайнее проявление мирных протестов были хорошо известны в то время, когда 20 января 1969 года Никсон принес президентскую присягу.
Тем не менее для реализации задачи по переопределению содержания американской внешней политики Никсон был удивительно хорошо подготовлен. Как сенатор от штата Калифорния и вице-президент при Дуайте Д. Эйзенхауэре, а также как «вечный» кандидат в президенты, он много путешествовал. Иностранные лидеры, с которыми судьба сводила Никсона, при встречах с ним воздерживались от личной конфронтации и вовлекали в содержательный диалог, где он показывал себя с лучшей стороны. Поскольку природа наделила Никсона тягой к одиночеству, у него оказалось куда больше свободного времени, чем у обычных претендентов на политическое поприще, и он обнаружил, что ему по характеру очень подходит чтение. Читал он много, и подобное сочетание качеств превратило его в наиболее подкованного в вопросах внешней политики президента, вступающего в должность со времен Теодора Рузвельта.
После Теодора Рузвельта ни один из президентов не обращался к проблеме международного порядка как к глобальной концепции и на такой систематической и концептуальной основе. В беседе с редакторами «Таймс» в 1971 году Никсон сформулировал следующую идею. По его мнению, в мире будут действовать пять основных центров политической и экономической силы, на основе неофициальных обязательств каждой из сторон преследовать свои интересы с определенной сдержанностью. Результатом их взаимосвязанных устремлений и сдерживания будет равновесие:
«Мы должны помнить, что единственным условием продолжительных исторических периодов мира было равновесие сил. Ведь именно тогда, когда одна из наций становится значительно сильнее своего потенциального соперника, возникает опасность войны. Поэтому я полагаюсь на мир, где Соединенные Штаты обладают могуществом. Я думаю, что такой мир будет и лучше и безопаснее, когда у нас будут здоровые и сильные Соединенные Штаты, Европа, Советский Союз, Китай, Япония, взаимно уравновешивающие друг друга, не действующие друг против друга, создающие баланс сил».
Примечательно в этом изложении то, что две страны из названных в составе «концерта» держав фактически выступали противниками США: с СССР Америка вела холодную войну, а с Китаем только возобновила дипломатические контакты – после разрыва, продлившегося два десятилетия, когда Соединенные Штаты не имели в Китае посольства и не поддерживали с ним официальных дипломатических отношений. Теодор Рузвельт сформулировал идею мирового порядка, при котором Соединенные Штаты стоят на страже глобального равновесия. Никсон пошел дальше, утверждая, что США должны быть неотъемлемой частью постоянно меняющегося, подвижного баланса, причем не как балансир, а как составной элемент этой системы.
Приведенный отрывок также демонстрирует тактическое мастерство Никсона, а именно – когда он отрицал всякое намерение противопоставлять одну из образующих баланс частей другой. Элегантный способ предупредить потенциального противника – отказаться от имеющейся возможности, о которой другой стороне известно и которая ничуть не изменится после заявленного отказа. Свои высказывания Никсон сделал, собираясь отправиться в Пекин: его визит служил показателем значительного улучшения отношений между двумя странами – и это был первый раз, когда действующий президент США посещал Китай. Выставить Китай противовесом Советскому Союзу, занимая позицию, в которой Америка была ближе к обоим коммунистическим гигантам, чем они находились по отношению друг к другу, – это в точности соответствовало плану реализуемой стратегии. В феврале 1971 года в ежегодном докладе Никсона о внешней политике Китай упоминался как Китайская Народная Республика – впервые в официальном американском документе ему была дарована подобная степень признания, – и заявлялось, что Соединенные Штаты Америки «готовы установить диалог с Пекином»[121] на основе национальных интересов.
Родственное этим словам замечание о внутренней политике Китая Никсон высказал в июле 1971 года, когда я находился на пути в Китай, во время так называемой тайной поездки. Обращаясь к аудитории в Канзас-Сити, Никсон заявил, что «внутренние проблемы Китая» – имея в виду «культурную революцию» – не следует воспринимать «с каким-то чувством удовлетворения, что всегда так и будет. Потому что если взглянуть на китайцев как на народ – а я многих китайцев встречал в поездках по миру… – то это созидательные и умеющие работать люди, это один из самых способны