Аналогичного мнения придерживался Йозеф Геббельс: «В Европе распространяется нечто вроде атмосферы крестового похода. Мы сможем хорошо это использовать. Но не слишком напирая на лозунг: «За христианство»…Это бесхребетное учение самымхудшим образом может повлиять на наших солдат» [29]. В 1935–1937 гг. прошли показательные процессы над священнослужителями и монахинями по обвинению их, как практикуется и наше время, в сексуальной распущенности и валютных махинациях. С 1941 года «Гитлерюнгенд» умышленно обязали проходить еженедельную перекличку вместо воскресной службы, что вызвало открытые протесты среди населения. Также громкий общественный резонанс вызвало введение сельскохозяйственного календаря, в котором отсутствовало какое бы то ни было упоминание христианских святых [16]. Летом 1941 года в вермахте были запрещены христианские издания для солдат [29], далее вся нацистская пропаганда работала на то, чтобы превратить новогодний праздник в «Рождество без Христа» [28], и в декабре Гитлер в кругу подчиненных предрекал скорый конец церкви вообще: «Война идет к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее… Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать одни дураки, а слушать их будут одни старики…» [29].
Особенным нападкам католическая церковь подвергалась в еженедельном иллюстрированном журнале СС «Черная гвардия», редактором которого был глава Службы массовых диверсий «Инсургирунг унд саботаже», специалист информационно-психологических операций полковник СС Гюнтер д'Алкуен, работавший под началом «чисто интеллектуально подавившего в себе еврея» Рейнхарда Гейдриха [10]. Согласно показаниям доктора Карла Нейгауза, курировавшего отношения с церковью со стороны Главного управления Имперской Безопасности: «Пий XII во время мировой войны тайно вел прогитлеровскую политику», чему в частности соответствует его энциклика проклятие коммунизму «Квадра-гезимо анно» [15]. Но с другой стороны говорят, что как только папа Пий XII порывался выразить негодование теми или иными действиями нацистов, те дюжину патеров-кюре отправляли в концлагерь [14]. В 1942 году Гитлер откровенно пригрозил папе Римскому «Если Ватикан будет раздражать меня, то я разрушу его пинком ноги так же легко, как муравейник…» [16].
Прагматизм гитлеровского отношения к церкви выражается в том, что с одной стороны при его покровительстве в 1938 году в Берлине появляется храм Покрова Божией Матери на Шпрее вместе с русской школой и даже гимназией. Священники в течении войны даже исповедовали и причащали военнопленных, ходили по тюрьмам и лагерям [30], что с другой стороны напоминает работу РСХА по вербовке по религиозной линии.
Предположить это можно из ситуации, складывающейся на оккупированных территориях, практически в каждом населенном пункте жители созывались немцами «на открытие Божьего храма», но это не имело отношения к религиозности оккупантов. Открытие храмов немцы прагматично использовали как PR-ходы.
Под Брянском церковь, открытая местными жителями без согласования с немцами, была закрыта. Реальное отношение Гитлера отображено в его застольных беседах: «Церковь-это всегда государственная объединительная идея. В наших же интересах лучше всего было бы, если бы в каждой русской деревне была своя собственная секта со своим собственным представлением о Боге» [29].
Относительно «кухни» с женщинами тоже не сложилось, очень быстро на смену девизу «Место женщины – дома!» пришел лозунг: «Наш дом – Германия, где бы мы ей ни понадобились!». И под девизом: «Немецкие женщины помогают побеждать!» их отправили на производство. После провозглашения тотальной войны женщины вынуждены были работать и по ночам, при том что восьмичасовой рабочий день для кого бы то ни было отменили еще с 1935 года. Геббельс выразил уверенность в том, что «после первоначальных трудностей все женщины, в первую очередь, из высших слоев населения, с особым спортивным азартом примутся за работу» [1][8]. Согласно записке начальника управления вооружений сухопутных войск, подполковнику Г. Томаса, «некомплект рабочей силы в военной промышленности к началу лета 1942 г. составит минимум 800 тыс. человек», что предполагало «введение в полном объеме трудовой повинности для женщин с использованием их на той службе, которую до сих пор несли военнослужащие: связь, воздушное наблюдение и оповещение, кухни, канцелярии и прочая внутренняя служба в армии резерва» [33].
«В сентябре 1939 года постановлением правительства добровольный призыв женщин и девушек на трудовые работы был превращен в обязательную трудовую повинность… Трудовая повинность среди женщин приобрела большой размах уже в ходе самой войны за счет увеличения женских трудовых лагерей… Но даже и это не могло удовлетворить растущие потребности государства в рабочей силе. Поэтому по постановлению правительства была создана специальная «военно-вспомогательная служба», в системе которой «девушки-рабочие» должны были работать в течение полугода после прохождения ими службы – также в течение 6 месяцев – в отрядах государственной трудовой повинности. Девушки, находившиеся на военно-вспомогательной службе, привлекались для работы в военной промышленности, в военной администрации, на транспорте и т. д.» [36]
Немецкие женщины на производстве во время войны
С неизменной и особой торжественностью проходил первомайский праздник «Дня национального труда», при этом, если в 1933 году рабочая неделя составляла 43 часа, то в 1939 году она на некоторых предприятиях достигла 60 часов (даже банковским служащим приходилось работать 53 часа в неделю). Занимавший в это время, с 1933 по 1942 гг., должность руководителя III управления Рейхсминистерства труда В. Мансфельд считал, что его законы устранят классовую борьбу, заменяя ее «идеей единения» [1][8].
«Не нужно было также разрешать никаких проблем заработной платы и условий труда. Реальная заработная плата оставалась после 1933 г. на низком уровне. 60-часовая рабочая неделя стала обычным явлением, даже до начала войны. Это и был ответ на призывы Стиннеса, Шахта, Дуисберга в 20-х годах: больше работы, меньше социального обеспечения. Одним из результатов удлинения рабочего дня был рост числа несчастных случаев на производстве (с 34 на тысячу рабочих в 1932 г. до 60 в 1938 г.). Какой предприниматель не уделил бы часть своих прибылей за возможность вести дела, не опасаясь стачек и не занимаясь переговорами о заработной плате? Гитлер дал им все это даром. От них требовалось только работать на войну, которая сама по себе была прибыльным делом»
С 1944 года 60-часовая рабочая неделя была установлена уже как минимальная. В ключевых отраслях промышленности, таких, как авиационное производство, планка достигла уровня 72 часа, а потолочным стал показатель в 88 часов. Кроме того предприниматель мог обязать своих рабочих трудиться сверх максимума продолжительности рабочего времени, установленного законом, поскольку работа понималась как «само собой разумеющаяся ответная услуга за… долг заботы, взятый на себя фюрером предприятия».
Летом 1933 г. в гитлеровской Германии число рабочих, увеличенное только на 7,5 %, производило промышленных изделий на 22,4 % больше, чем год назад, но только 4 % этого добавочного количества продукции оплачивалось дополнительно. Усиление эксплуатации происходило на фоне падения реального дохода граждан, если в 1929 году недельный заработок составлял 42,2 марки, то в конце 1933 г. только 21,6 марки, сократившись наполовину.
В апреле 1934 г. в своем выступлении по радио Йозеф Геббельс заметил: «Рабочий, налаживая наше производство, был вынужден удовлетворяться такой заработной платой, которая ни в коей мере не была достаточна для поддержания жизненного стандарта, соответствующего высокому культурному уровню нашего народа. И он выполнял поставленную перед ним задачу с беспримерным героизмом».
Вследствие переутомления по стране прошли забастовки, даже несмотря на то, что они были объявлены вне закона. Кроме того, с 15 мая 1934 года вне закона объявлялось свободное перемещение по стране в поисках работы, а с 1936 согласно «Седьмому предписанию о проведении четырехлетнего плана» работодатели имели право не выдавать своим работникам трудовые книжки, лишая их, таким образом, возможности покинуть предприятие. При этом наследник профсоюзов Германский трудовой фронт не имел никаких полномочий, его глава Роберт Лей, определяя позицию Трудового фронта в начале 1934 г. «трижды подчеркнул, что немецкие рабочие никогда не должны забывать, что они солдаты, обязанные беспрекословно подчиняться государству и поменьше думать о заработках… рабочий абсолютно предан своему хозяину и даже не помышляет о протесте или об организации стачек».
Одной из причин нарастающей эксплуатации стало падение реальных доходов монополий, вызванное кризисом. Экспортные отрасли I.G. Farbenindustrie, которые в 1930 г. показали 89 млн. чистой прибыли, в 1933 г. сообщали о ее резком падении – 49 млн. марок. Однако интенсификации производства и увеличение продолжительности рабочего времени вследствие переутомления дали обратный эффект – в 1938 году средний спад производительности труда составил почти 20 % [1][8].
В 1936 году указом А. Гитлера «О борьбе за производительность немецких предприятий» в производственный процесс внедрялись различные формы соревнований, по итогам которых предприятию «может быть в качестве награды присвоено звание «Национал-социалистическое образцовое предприятие».