Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии — страница 12 из 95

Путь, ведущий к просветлению, – труд, выполненный в отрешенности от эмпирического «я». А именно, суть заключается в проведении черты между конечным «я», которое действует, с одной стороны, и вечным «Я», которое наблюдает за действием – с другой. Как правило, люди подходят к работе с точки зрения ее последствий для их эмпирического «я» – платы за нее или признания, которое она принесет. Это раздувает эго. В итоге утолщается прослойка и усиливается его изоляция.

Альтернативой является работа, выполняемая отдельно, почти обособленно от эмпирического «я». Отождествляя себя с Вечным, работник трудится; но поскольку действия выполняются эмпирическим «я», истинное «Я» не имеет к ним никакого отношения. «Знающему Истину, сосредоточенному на «Я», надлежит думать: «Я не делаю ровным счетом ничего». Пока он видит, дышит, говорит, отпускает, удерживает, открывает и закрывает глаза, он наблюдает лишь ощущения среди ощущаемых предметов»[24].

По мере сдвига отождествления йога от его конечного к его бесконечному «Я», оно становится все более безразличным к последствиям, проистекающим из его конечных действий. Оно все больше признает истинность тезиса «Гиты»: «У тебя есть право трудиться, но нет права на плоды трудов». Жизненным кредо становится долг ради долга.

Тот, кто исполняет то,

Что предписано долгом,

Вовсе не заботясь

О плодах действий,

Тот есть йог[25].

Бхагавад-гита, 6:1

Отсюда и притча о йоге, который медитировал, сидя на берегу Ганга, когда увидел, как скорпион упал в воду. Йог зачерпнул его в ладонь, но скорпион ужалил его, и при этом снова свалился в реку. Йог еще раз спас его и вновь был ужален. То же самое повторилось еще два раза, прежде чем какой-то случайный свидетель спросил йога: «Зачем ты продолжаешь спасать этого скорпиона, получая вместо благодарности от него лишь укусы?» Йог ответил: «В природе скорпионов жалить. В природе йогов – помогать другим, когда это в их силах».

Последователи карма-йоги пытаются совершать каждый поступок, словно единственно возможный, а совершив его, в том же духе переходить к следующему. Спокойно и всецело сосредоточившись на каждом долге по мере его появления, они противостоят нетерпению, возбуждению и тщетным попыткам делать одновременно десяток дел или думать о них. Какие бы ни выпадали им задачи, они полностью выкладываются, выполняя их, ибо поступить иначе значит поддаться лени, а это еще одна разновидность себялюбия. Но едва выполнив задачу, они отрешаются от нее, какими бы ни были последствия.

Для меня – убыток или прибыль.

Для меня – слава или позор.

Для меня – удовольствие, боль.

Бхагавад-гита, 12

Духовно зрелые люди не возмущаются, когда им указывают на ошибки, поскольку они отождествляют себя скорее со «стратегическим» «я», выигрывающим от такого исправления, нежели с сиюминутным «я», получающим наставления. Аналогично йог с невозмутимостью принимает потерю, боль и позор, зная, что и они тоже учат. В той мере, в которой йоги полагаются на Вечное, они остаются спокойными, даже посреди активной деятельности. Словно центр быстро вращающегося колеса, они кажутся неподвижными – в эмоциональном смысле, даже когда чрезвычайно заняты. Их неподвижность подобна спокойствию абсолютного движения.

Несмотря на то что понятийные структуры, в рамках которых философские и чувствительные натуры практикуют карма-йогу, различны, нетрудно заметить общность их стремлений. И те, и другие придерживаются радикальной «разгрузочной диеты», призванной морить конечное эго голодом и отбирать у него последствия действий, питающих его силы. Ни те, ни другие не дают никаких поблажек тому врожденному эгоизму, который мир считает здоровым чувством собственного достоинства. Бхакта стремится «держаться в тени», вверяя сердце и волю Вечному спутнику и обретая их в итоге улучшенными тысячекратно. Джняни так же нацелен на сокращение эго, убежденный, что в той степени, в которой это предприятие окажется успешным, ему удастся узреть ядро индивидуальности, радикально отличающейся от его видимой маски, и явится «возвышенный обитатель и наблюдатель, превосходящий сферы прежней системы сознания-подсознания, надменно равнодушный к предпочтениям, ранее подкреплявшим личную биографию. Эта безымянная «алмазная сущность» – совсем не то, что мы лелеяли как свой характер и культивировали как свои способности, склонности, достоинства и идеалы; ибо она возвышается над всеми горизонтами непросветленного сознания. Она была окутана коконами тела и личности, однако они, темные, плотные, толстые [наслоения поверхностного «я»] не могли отразить его облик. Лишь просвечивающая суть [ «я», в которой стремится рассеяться все частное] позволяет ей стать видимой – как за стеклом или сквозь воду тихого пруда. И в тот же момент, когда о ней узнают, ее проявление сопровождается непосредственным знанием, что это и есть наша подлинная личность. Монаду жизни вспоминают и приветствуют, несмотря на то что она отличается от всего в этом феноменальном соединении тела и души, которое в заблуждении, вызванном нашим обычным невежеством и неразборчивым сознанием, мы, делая грубую ошибку, путали с истинной и постоянной основой нашего существа»[26].

Путь к Богу через психофизические практики

Благодаря сияющим высотам, к которым она ведет, раджа-йога известна в Индии как «царская (радж) дорога к восстановлению целостности». Предназначенный для людей с научными склонностями, это путь к Богу посредством психофизических экспериментов.

На Западе эмпирический подход чтили в лабораториях, но зачастую не доверяли ему в духовных вопросах на том основании, что он обожествляет личный опыт, превращая его в окончательную проверку истины. Индия не ведает подобных сомнений. Утверждая, что к духовным делам можно применять эмпирический подход так же, как к окружающей природе, она побуждает людей, обладающих необходимой склонностью и силой воли, искать Бога лабораторными методами. Этот подход предполагает серьезные подозрения, что наше истинное «я» есть нечто большее, чем мы сознаем в настоящее время, и наличие страстного желания изведать его истинную протяженность. Тем, кто обладает этими качествами, раджа-йога предлагает ряд шагов, которым надлежит следовать так же неукоснительно, как шагам эксперимента в области физики. Если они не повлекут за собой ожидаемых последствий, конкретная гипотеза будет отвергнута, по крайней мере, данным экспериментатором. Однако предполагается, что полученные результаты подтвердят гипотезу, о которой идет речь.

В отличие от большинства экспериментов в естественных науках, опыты в раджа-йоге ставятся над собой, а не над окружающей природой. Даже в тех случаях, когда наука обращается к самоэкспериментам – как в медицине, где этика предписывает проводить опасные опыты только на себе, – акцент в ней отличается от индийского. Йог экспериментирует не только над своим организмом (хотя, как мы убедимся, организм явно участвует в них), но и над психикой. Эксперименты принимают форму выполнения предписанных ментальных упражнений и наблюдения за их субъективным действием.

Никакие догмы принимать на веру не требуется, однако для эксперимента нужна гипотеза, которую с его помощью подтверждают или опровергают. Гипотеза, лежащая в основе раджа-йоги, – индуистское учение о человеческом «я»; и хотя определение ему уже было дано несколько раз, его понадобится сформулировать заново как фон, на котором осуществляются шаги раджа-йоги.

Теория гласит, что человеческое «я» – многослойная сущность. Нам незачем вдаваться в подробности индуистского анализа ее слоев; отчеты носят технический характер, наука будущего, возможно, припишет им скорее метафорическую, нежели буквальную точность. Для наших целей достаточно обобщить гипотезу, сократив количество основных слоев до четырех. Во-первых, и это самое очевидное, у нас есть тело. Далее следует сознательный слой нашего разума. Под этими двумя находится третья область – сфера индивидуального подсознания. Она нарастает на протяжении нашей личной истории. Большая часть опыта, приобретенного нами в прошлом, оказывается потерянной для нашей осознанной памяти, однако этот опыт продолжает формировать нашу жизнь способами, которые пытается понять современный психоанализ. С этими тремя составляющими «я» Запад полностью согласен. Что отличает индуистскую гипотезу, так это утверждение о четвертом компоненте. Под остальными тремя, в их основе, воспринимаемая сознательным разумом в еще меньшей степени, чем даже его личное подсознание (хотя и полностью связанная с ней), лежит Сама Сущность – бесконечная, нескованная, вечная. «Я меньше мельчайшего атома и вместе с тем больше наибольшего. Я – целая, разнообразная, многоцветная, прелестная и странная вселенная. Я – Древнее. Я Человек, Господь. Я Сущность Бога. Я – само состояние божественного блаженства»[27].

Индуизм соглашается с психоанализом: если бы мы только могли извлечь на свет элементы нашего индивидуального подсознания – третьего слоя нашего существа, – мы испытали бы поразительное расширение наших возможностей, яркое обновление жизни. А если мы сумели бы открыть нечто забытое не только нами, но и человечеством в целом, – то, что даст представление не просто о наших индивидуальных особенностях личности и причудах, но и обо всей жизни и существовании, что тогда? Разве не будет знаменательным такое событие?

Призыв явно заключается в том, чтобы отойти от непоследовательной картины мира к глубоко залегающим причинно-следственным областям психики, где находятся истинные проблемы и решения. Однако помимо этого эффект от