Отречение от мира не фигурирует в этой вере. У сикхов нет традиций отречения, аскетизма, целибата или нищенства. Как главные в доме, они обеспечивают свои семьи, зарабатывая деньги и жертвуя одну десятую своего дохода на благотворительность.
В настоящее время в мире насчитывается около 13 миллионов сикхов, преимущественно в Индии. Их главная святыня – знаменитый Золотой храм (Хармандир-Сахиб) в Амритсаре.
Рекомендованная литература
Прежде чем обратиться к книгам, разрешите отметить, что в моей (совместно с Элдой Хартли) получасовой видеолекции, озаглавленной «Индия и бесконечное: душа народа» мысли, изложенные в этой главе, представлены в их аудиовизуальном контексте. Запись лекции можно приобрести или взять напрокат в кинофонде Hartley Film Foundation, Cat Rock Road, Cos Cob, CT 06807.
David Kinsley, Hinduism: A Cultural Perspective (Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1982) дает ясную картину индуизма, помещает его в географическое окружение, очерчивает историческое развитие и привлекает внимание к поразительному разнообразию, свойственному этой религии.
Heinrich Zimmer, The Philosophies of India (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1969) и Swami Prabhavananda, The Spiritual Heritage of India (Hollywood, CA: Vedanta Press, 1980) подробнейшим образом раскрывают философско-религиозную сторону индуизма, на которой сосредоточена моя глава.
Diana Eck, Darshan: Seeing the Divine Image in India (Chambersburg, PA: Anima Books, 1985) наглядно живописует преданность индуистской вере.
Индуистские священные писания поразительно обширны, но два из них имеют общечеловеческую значимость. «Бхагавад-гита» в настоящее время принадлежит всему миру, и перевод Барбары Столер Миллер (Bhagavad-Gita, New York: Bantam Books, 1986) более чем пригоден для ознакомления. Упанишады требуют дальнейших переводов, можно порекомендовать четырехтомник основных книг с подстрочными комментариями, выполненный Свами Нихиланандой (Upanishads, New York: Ramakrishna-Vivekananda Center, 1975–1979). В качестве однотомного издания упанишад без комментариев, но с полезной вводной статьей смотрите перевод Хуана Маскаро (Upanishads, New York: Penguin Books, 1965).
По сикхизму рекомендованы W. Owen Cole, Piara Singh Sambhi, The Sikhs: Their Religious Beliefs and Practices (New York: Routledge, Champan & Hall, 1986), и глава «Вера сикхов» в John Koller, The Indian Way (New York: Macmillan, 1982).
III. Буддизм
Человек, который пробудился
Буддизм начинается с человека. В поздние годы жизни этого человека, когда Индию охватил пожар, рожденный его вестью, и когда ему поклонились даже владыки, люди приходили к нему, как им предстояло приходить к Иисусу, вопрошая, что он такое[51]. Сколько человек побудили других задать этот вопрос – не «кто ты?» применительно к имени, происхождению или родству, а «что ты? К какому отряду существ ты принадлежишь? Какие виды представляешь?» Явно не Цезарь. Не Наполеон и даже не Сократ. Лишь двое – Иисус и Будда. Когда люди, пытаясь решить эту загадку, являлись к самому Будде, ответ, который он давал, заложил характерную особенность для его вести в целом.
«Ты бог?» – спрашивали люди. «Нет». «Ангел?» «Нет». «Святой?» «Нет». «Тогда что же ты такое?»
Будда отвечал: «Я пробудившийся».
Его ответ стал его титулом, ибо именно это означает «Будда». В санскрите корень budh означает и «просыпаться», и «знать». Таким образом, «Будда» значит «Просветленный» или «Пробужденный». В то время как весь остальной мир был погружен в сонное чрево и видел сновидение, известное как состояние бодрствования в жизни человека, один из их числа стряхнул с себя сон. Буддизм начинается с человека, который поборол это оцепенение, дремоту, подобные сну перипетии заурядной осознанности. Он начинается с человека, который пробудился.
Историю его жизни заключили в оболочку чудесного предания. Нам рассказывают, что при его рождении миры были залиты светом. Слепые так жаждали узреть его славу, что к ним вернулось зрение; глухие и немые, охваченные восторгом, заговорили о том, чему предстояло произойти. Согбенные распрямились, хромые пошли. Узников избавили от цепей, угасло адское пламя. Затихли даже звериные вопли, на земле воцарился покой. Не радовался лишь злой демон Мара.
Исторические факты жизни Будды примерно таковы: он родился около 563 г. до н. э. на территории современного Непала близ индийской границы. Полностью его звали Сиддхартха Гаутама Шакьямуни (из рода Шакья): Сиддхартха – имя, Гаутама – фамилия, Шакьямуни – имя рода, к которому принадлежала его семья. Его отец был царем, но поскольку в то время на индийском субконтиненте существовало много царств, точнее было бы называть его феодальным властителем или князем. По меркам тех времен Будда рос в роскоши. «Я носил шелковые одеяния, приближенные держали надо мной белый зонт. Масла для меня привозили только из Бенареса». По-видимому, он был исключительно хорош собой, если судить по многочисленным упоминаниям о «совершенстве частей тела, бывших на виду». В шестнадцать лет он женился на Яшодхаре, принцессе из близлежащего царства, которая родила ему сына, названного Рахулой.
Словом, Будда был человеком, у которого как будто бы есть все: семья – «досточтимый Гаутама по обеим линиям из хороших семей чистого происхождения»; внешность – «хорош собой, внушает доверие, одарен удивительной красотой, чистым лицом, благородством манер, величием и достоинством»; богатство – «у него были и слоны, и серебряные украшения для них». У него образцовая жена – «величава, как царица небесная, неизменно предана, весела день и ночь, полна достоинства и поразительной грации», – которая родила ему прекрасного сына. Вдобавок ему, как наследнику отцовского трона, суждены слава и власть.
Несмотря на все это, в возрасте двадцати с небольшим лет его охватило недовольство жизнью, которое привело к полному отказу от его положения в мире.
О причинах его неудовлетворенности говорится в предании о «Четырех зрелищах» – одном из самых известных призывов к исканиям во всей мировой литературе. Эта история начинается с рождения Сиддхартхи, после которого его отец призвал ученых предсказателей, чтобы узнать, какое будущее уготовано его наследнику. Все они сошлись во мнении, что это необычное дитя. Однако на его жизненном пути обнаружилась одна важная развилка. Оставшись в мире, он объединил бы Индию и стал самым прославленным из ее завоевателей – чакравартином, или великим царем. Если же, с другой стороны, он отрекся бы от мира, то сделался бы для него не завоевателем, а искупителем. Узнав об этом, его отец решил направить сына по первому из путей. На то, чтобы удержать царевича в прежнем мире, не пожалели усилий. В его распоряжение предоставили три дворца и сорок тысяч танцовщиц; был отдан строгий приказ следить, чтобы дворцовым увеселениям не помешало что-нибудь уродливое и неприглядное. Точнее, царевича надлежало ограждать от встреч с болезнями, немощностью и смертью; даже когда он выезжал на прогулку, вперед посылали гонцов, чтобы расчистить дороги от подобных зрелищ. Но однажды за одним стариком недоглядели, или же, как гласят некоторые версии предания, в него чудесным образом перевоплотился кто-то из богов, чтобы преподать необходимый урок: этот человек был дряхлым, с обломками зубов, седым, кособоким и сгорбленным, он опирался на палку и трясся. В тот день Сиддхартха узнал о существовании старости. Царь усилил его охрану, но во время второй прогулки его сын увидел лежащего на обочине человека с телом, обезображенным болезнью, а во время третьей – труп. И, наконец, в четвертый раз ему повстречался бритоголовый монах в оранжевой одежде, с чашей для подаяний, и царевич узнал о жизни в отдалении от мира. Все это лишь предание, но, как и во всех преданиях, в нем заключена важная истина, ибо учения Будды явственно показывают, что неизбежность столкновения тела с болезнями, немощностью и смертью побуждает его отчаянно стремиться на поиски удовлетворения в материальном мире. «Жизнь подчинена старости и смерти. Есть ли в жизни сфера, где ни старости, ни смерти нет?»
Едва царевич осознал неизбежность телесных мук и перехода в иной мир, плотские наслаждения утратили притягательность для него. Напевные голоса танцовщиц, веселые мелодии лютни и бой барабанов, роскошные пиры и шествия, изысканные празднования лишь нагоняли на него тоску. Цветы, кивающие головками в солнечном свете, и снега, тающие на вершинах Гималаев, наперебой твердили о бренности мирского. Царевич решил покончить с отвлекающими внимание сетями, которыми стал для него дворец, и последовать путем искателя истины. Однажды ночью, когда ему было двадцать девять лет, он покинул дом, совершив «Великое Отправление». Пробравшись заполночь туда, где были окованы сном его жена и сын, он безмолвно попрощался с ними, потом велел привратнику оседлать его прекрасного белого коня. Вдвоем они направились к лесу. К рассвету достигнув опушки, Гаутама поменялся одеждой со своим сопровождающим, и тот вернулся вместе с конем во дворец, чтобы сообщить, что стало с царевичем. Тем временем Гаутама побрил голову и, «одетый в лохмотья», углубился в лес в поисках просветления.
Последующие шесть лет он всеми силами стремился к этой цели. «Как тяжела одинокая жизнь в лесах… чтобы радоваться уединению. Воистину, безмолвие лесов тяжким бременем ложится на отшельника, который еще не достиг твердости разума!» Эти слова недвусмысленно указывают на то, что его поиски были нелегкими. По-видимому, они происходили в три этапа, сведений о том, сколько продолжался каждый из них, или насколько четкой была граница между ними, не сохранилось. Сперва Гаутама разыскал двух известнейших знатоков индуизма тех времен и обратился к мудрости их обширной религиозной традиции. Он многому научился – особенно