[160] и впитает энергию инь партнерши вместо того, чтобы рассеивать собственную энергию ян. Разрабатывались также дыхательные упражнения. Работая с воздухом, высшей формой материи, даосисты стремились вытягивать ци из атмосферы.
Эти старания извлечь ци из материи в ее твердой, жидкой и газообразной формах дополнялись программами движений тела – такими как тайцзицюань, сочетавший в себе гимнастику, танец, медитацию, философию инь-ян и боевые искусства, и предназначавшийся в этом случае для того, чтобы привлекать ци из космоса и устранять препятствия для его течения внутри тела. Последней цели служила также акупунктура.
И наконец, обращаясь к самому разуму, даосисты, ведущие созерцательную жизнь, многие из которых были отшельниками, разработали медитацию. Эта практика подразумевала отгораживание от всех отвлекающих факторов и опустошение разума до такой степени, чтобы сила дао, обойдя отсеивающие элементы тела, входила непосредственно в «я».
Этот третий способ усиления ци более абстрактен, чем остальные, поэтому о нем надлежит рассказать подробнее. Читателю, который уже прочел главу этой книги, посвященную индуизму, проще всего подступиться к медитативному даосизму, вспомнив сказанное о раджа-йоге – пути к Богу через психофизические практики. Неизвестно, заимствовал Китай у Индии в этом случае или нет, но физические позы и методы концентрации при медитации даосистов настолько напоминают раджа-йогу, что синологи взяли термин из санскрита и назвали ее йогой даосистов. Однако китайцы придали йоге характерную особенность. Вездесущая забота об обществе побудила их настаивать на вероятности, что ци, которую йоги накапливают посредством медитации, может передаваться обществу психически, повышая его жизненную силу и создавая в нем гармонию. Бок о бок с конфуцианцами, трудившимися над социализацией дэ нравственного примера и ритуализированного этикета, даосистские йоги стремились напрямую поставить себе на службу дао, сначала притягивая его к себе, в душу и разум, а затем изливая на других. Йоги, совершавшие этот подвиг, в большинстве случаев оставались неизвестными, но их действия, дарующие жизнь, сделали для общества больше, чем труд других благодетелей.
Здесь мы вплотную подходим к философскому даосизму, потому что вдохновляла эту даосистскую йогу зарождающаяся в Китае увлеченность внутренним в противовес внешнему «я». Дети не разделяют эти две стороны своего существа, как не разделяли их люди в древности. Даосистская йога или медатитивный даосизм возникли, когда развивающееся самосознание китайцев обеспечило субъективному опыту всю полноту внимания. Новый, значительный и захватывающий, этот мир внутреннего «я» манил исследовать его. Ранним исследователям он казался таким пленительным, что материальное меркло по сравнению с ним, казалось просто скорлупой, чем-то наносным. Однако в этом внутреннем мире обнаружилась проблема. Наслоения тревожных и отвлекающих факторов так засоряли душу, что эти наслоения приходилось убирать, чтобы на поверхность выглянуло «я», каким оно должно быть». Тогда появится чистое сознание, и индивид увидит не просто «воспринимаемое», но и то, «посредством чего мы его воспринимаем».
Для того чтобы достичь такой обращенности в себя, требовалось повернуть вспять своекорыстие и взрастить в себе идеальную чистоту помыслов и тела. Чистый дух можно познать лишь в жизни, которая «украшена и выметена». Он обнаружится лишь там, где царит чистота; следовательно, «отложи в сторону свое “я”». Беспокойные эмоции также следует усмирить. Вызывая волнение на поверхности разума, они мешают в ходе анализа заглянуть под них, в истоки самого сознания. (Родственные связи с философским даосизмом укрепляются.) Влечение и отторжение, горе и радость, наслаждение и раздражение – все это следует утихомирить, чтобы разум вернулся к изначальной чистоте, ибо в конечном итоге благом для нее являются лишь покой и тишина. Пусть рассеется тревожность, и гармония между разумом и его космическим источником явится сама собой.
Оно близко, в сущности, совсем рядом, но неосязаемо, и если дотянуться, его не поймать. Оно кажется удаленным до самого дальнего предела Бесконечности. И вместе с тем оно недалеко; каждый день мы пользуемся его силой. Ибо путь жизненного духа наполняет все наше тело, но никто не в состоянии следить за ним. Оно движется, но не удаляется. Оно приходит, но пока еще не здесь. Оно приглушено, не издает ни звука, который можно услышать, но внезапно оказывается, что оно в нашем разуме. Оно тусклое и темное, не выказывает внешней формы, но великим потоком протекает в нас при рождении[161].
Самоотверженность, чистота и эмоциональный покой предваряют достижение полного самопознания, но они должны быть доведены до высшей точки в ходе глубокой медитации. «Жди в молчании, и сияние духа явится и войдет». Для того чтобы это произошло, все внешние впечатления следовало остановить, чувства направить исключительно на внутренний центр внимания. Рекомендовались позы, подобные индийским асанам, дыханием предписывалось управлять подобным образом: оно должно быть тихим и легким, как дыхание младенца, или даже плода в материнской утробе. Результатом станет состояние бдительного ожидания – «пребывание с опустошенным разумом».
А когда придет осознание – что тогда? Вместе с ним явится истина, радость и сила. Кульминационное озарение даосистской медитации приходит вместе с ощущением завершенности, все наконец встает на свои места. Это состояние нельзя описать просто как приятное. Непосредственное восприятие источника сознания «безмятежным и недвижимым, подобным правителю на троне» доставляет радость, как ничто другое. Однако общественная польза этого состояния заключается в колоссальной силе, которой оно наделяет людей и вещи, – силе, способной, в сущности, «сдвинуть Небо и Землю». «Перед спокойным разумом капитулирует вся вселенная». Мы уже говорили об Индии в связи с этой сверхъестественной силой, но и святой Иоанн Креста обещает то же самое: «Без труда ты подчинишь людей, и вещи подчинятся тебе». Правитель, владеющий искусством «спокойствия», способен повелевать целым народом с помощью своей мистически-нравственной силы, не шевельнув лишний раз пальцем. Правитель, сам избавленный от желаний и обладающий мощной сверхъестественной силой, автоматически отвращает своих подданных от неуправляемых желаний. Он правит, сам того не сознавая.
Cовершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; …ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Не происходит ли это оттого, что он пренебрегает личными [интересами]?[162]
Приверженцы даосистской йоги сознавали, что вряд ли могут рассчитывать на понимание со стороны народных масс, поэтому не предпринимали попыток распространять свою точку зрения. Написанным ими словам свойственна загадочность и завуалированность, посвященные толкуют их одним образом, широкая публика – другим. Отчасти причина, по которой они так писали, объяснялась, несомненно, их чувствительностью к насмешкам, на которые не скупились противники мистицизма. Мы видим, как даже Чжуан-цзы представлял в комическом виде дыхательные упражнения даосистов и сообщал, что эти люди «энергично выдыхают отработанный воздух и вдыхают свежий. Подобно медведям, они взбираются на деревья, чтобы было легче дышать». Мэн-цзы поддерживал веселье и сравнивал тех, кто занимался поисками сверхъестественных кратких путей к гармонии в обществе с нетерпеливыми земледельцами, которые каждую ночь тихонько тянут ростки из земли, якобы ускоряя их рост. Несмотря на все насмешки, даосистская йога имела немало поклонников. Некоторые синологи считают, что именно с ее точки зрения был написан Дао дэ цзин. Если так, тогда это подтверждение завуалированному языку книги, которую обычно воспринимают в философском ключе, к чему мы еще подойдем. Но прежде следует познакомиться с третьей крупной ветвью даосизма – религиозной.
Викарная сила: религиозный даосизм
Философский даосизм стремится эффективно распоряжаться обычной жизненной долей дао, оживляющий даосизм – улучшить снабжение им, но чего-то недостает. Рефлексия и программы здоровья требуют времени, а среднестатистические китайцы этого ресурса были лишены. Однако им тоже требовалась помощь: надо было сдерживать эпидемии, отражать набеги призраков, вызывать или останавливать дожди. Даосисты откликались на подобные затруднения. Разработанные ими средства были подобны многим из тех, которыми пользовались вольные прорицатели, медиумы, шаманы, целители, обретавшие способности естественным путем и составлявшие неизменный ландшафт верований китайского народа. Религиозный даосизм придал этой деятельности организованный характер. Под влиянием буддизма, который появился в Китае примерно во времена Христа, даосизм – по-китайски «tao chiao», «учение даосизма» – сформировался во II в. н. э. Он закрепился с помощью пантеона, к трем божествам-прародителям которого относился и Лао-цзы. От этих богов были получены священные тексты, которые ввиду их божественного происхождения принимались как истина, безоговорочно. Вереница сменяющих друг друга, как папы римские, лидеров даосизма в настоящее время продолжается на Тайване.
В популярном, религиозном даосизме очень многое остается неясным. Во многом он выглядит – внешне, как всегда следует напоминать себе, – примитивным суеверием, но не стоит забывать, что мы плохо представляем себе, что такое энергия, как она возникает, какими способами и в какой степени ее можно усилить. Зато нам известно, что целительство верой способно придать энергии или высвободить ее, как и сама вера, в том числе вера в себя. Аналогично действуют и плацебо. Если прибавить к этому энергию, которую порождают харизматичные личности, возмутители спокойствия и даже фанатичные спортивные болельщики, не говоря уже о таинственных резервах, из которых черпают энергию гипнотизеры, а нам нечем все это объяснить, – если помнить обо всем этом, нам стоило бы умерить надменность и хотя бы предоставить право слова религиозному даосизму. В любом случае его намерения ясны. «Служитель даосизма делал космическую жизненную силу доступной простым жителям деревни»