— Там аварийная лестница, — сказал Ясумура. — Она проходит через весь корабль.
Лишь крошечные трубки дневного света освещали ступеньки, по которым они спускались все ниже и ниже. Из дверных проемов и дыр в стенках — отовсюду тянулись кабели. Они вились по лестнице и лежали под ногами. Сбившись у одного из поворотов все вместе, они исчезли за дверью.
— Что там? — спросил генерал.
Ясумура посмотрел на номер, красневший на стенке, нахмурился, затем пересчитал что-то на пальцах и воскликнул:
— Да ничего! Это топливный отсек! Пустые цистерны — вот что там! Все топливо израсходовано на полет!
Осторожно переступив через сплетение кабелей, они вошли в проем и уткнулись в белую стенку.
— Этого не должно быть! — воскликнул инженер.
Было прохладно, и Сэм, чиркнув по стене стволом автомата, увидел, что она в инее.
Массивные балки тянулись от стены к корпусу корабля. Чуть повыше того места, где исчезали кабеля, к стене был прикреплен телефон. На него теперь и уставился Ясумура.
— Никаких телефонов здесь быть не может! Линия заканчивается выше!
Сэм приблизился к аппарату и попытался включить его. Экран остался темным.
— Ты будешь со мной разговаривать! Будешь, хочется тебе этого или нет! — сказал он со злостью, жестом отгоняя Бэка и Ясумуру.
И прежде чем те успели что-то понять, он направил свой автомат на кабельное месиво и нажал спуск.
Два кабеля подпрыгнули и разорвались.
Экран ожил.
На них смотрел юпитерианин.
…
…«Перикл» снижался над Юпитером. Двигатели боролись с гравитацией. Прочнейший корпус, казалось, трещал под напором бушующей атмосферы.
Когда под действием вихревых потоков корабль все же отклонялся от курса, чувствительные приборы посылали сигнал на компьютер, и все немедленно возвращалось в норму.
Это было что-то вроде бульона — атмосфера Юпитера, сжатая гравитацией, превышающей земную втрое. Бульон кипел. То и дело сверкали молнии, и в обшивку корабля немилосердно барабанил аммиачно-метановый дождь.
В кабину управления не проникали даже отголоски этой бури. Тишина здесь могла нарушаться только тихим гулом вентилятора, или негромкой фразой, брошенной кем-то из трех сидящих в креслах людей, или случайным шорохом.
Толстые звукоизолирующие переборки отражали все внешние шумы, и облака, беззвучно крутящиеся на одном из экранов, никого не интересовали. Сейчас существовали только курс, высота, скорость, показания радара.
Корабль продолжал снижение…
— Курс — без существенных отклонений, — сказал Ренд, второй офицер. — Мы сядем прямо в центр айсберга.
Это был блондин с мягкими чертами лица, выглядевший довольно молодо для своего звания, присвоенного, кстати, за чисто кабинетные достижения в области компьютерного управления.
Эта посадка осуществлялась по программе, составленной им, и Ренд, откинувшись на спинку, с интересом наблюдал за воплощением своих идей.
— Не стоит называть Риф айсбергом, — предельно внятно произнес Уик, первый офицер. — Тут мы имеем дело не со льдом в нашем традиционном понимании, а с чем-то неизмеримо более прочным. Об этом свидетельствуют радиопробы… Он достаточно надежен для того, чтобы мы без опасений использовали его в качестве посадочной площадки.
— Скорость ветра — сто миль в час… Какова температура воздуха? — спросил капитан Бремли.
— Минус сто два, — ответил Ренд. — Всего на несколько градусов ниже температуры поверхности Рифа. Подъезжаем…
В напряженной тишине они следили за показаниями приборов, готовые к любой неожиданности — и взгляд их, скользя по бесчисленному количеству стрелок, индикаторов и шкал, всякий раз задерживался на дисплее, где красный кружочек катился вдоль белой линии к растущей глыбе — Рифу.
Риф… Так его назвали с самого начала. В море замерзших и превратившихся в жидкость газов отыскалась бы, вероятно, не одна такая громадина. Но количество радиопроб было ограниченным… В начале предполагалось, что Риф свободно плавает в этом океане, но, понаблюдав, астронавты убедились в обратном: он неизменно вползал в поле их зрения через каждые десять часов. Местоположение Рифа было учтено в программе посадки…
И вот они садились. Энергия, вырывавшаяся из сопел корабля, почти остановила его движение и нещадно вжала людей в кресла. Радар тем временем исследовал поверхность Рифа.
Вот включились вспомогательные двигатели — и огромный «Перикл» медленно, по дюйму в секунду, растапливая лед, опустился окончательно.
Как только были выключены двигатели, вибрация исчезла. Корабль сжало гравитацией Юпитера.
— Такое ощущение, будто мы все еще сбавляем скорость, — сказал Ренд, с усилием приподнимаясь в кресле.
Капитан Бремли ответил лишь после того, как связался со всеми рабочими отсеками. Это заняло пару минут, так как из сорока одного человека экипажа в посадке участвовала лишь треть.
— Сели, — облегченно вздохнул капитан. — Целыми и невредимыми… Но что-то не нравится мне эта тройная гравитация!
— Недельку протянем… — успел ответить Ренд, прежде чем с приборами стало твориться что-то невероятное.
Это противоречило всем имевшимся у них сведениям! И в компьютерном банке информации не содержалось ничего на этот счет…
Но приборы неистовствовали!
Тогда за дело принялись люди. Они проверяли И перепроверяли все, что было можно, спеша обнаружить неисправность, пока та еще, быть может, устранима.
Вскоре выяснилось, что корпус корабля не поврежден, и ни одна частица юпитерианской атмосферы не проникла внутрь. От этого известия стало легче, и работа продолжалась уже не так суматошно.
Обнаружение любых неполадок делалось почти невозможным из-за того, что все приборы по-прежнему чудили. В конце концов их отключили за бесполезностью.
— Магнитное поле, — сказал вдруг Уик. — Сильнейшее. Свыше десяти тысяч килогауссов… Оно под кораблем, у самого грунта, у льда, вернее. И возникло внезапно, только что, как некий феномен…
В том, что это действительно феномен, они убедились двумя часами позже, когда, исследовав поврежденные приборы, определили силу воздействия на них.
— Замечательно, — сказал Бремли, пробежав глазами вытащенный из компьютера листок. — Это невообразимо мощное поле. А в хвосте у нас, как вы знаете, достаточное количество стали. Притяжение почти эквивалентно максимальной тяге наших двигателей!
— Вы хотите сказать…
— Да-да, именно это. Поле держит нас, и если мы попытаемся сейчас взлететь — корабль взорвется. Мы в ловушке…
— Но этого не может быть! — возмутился Уик. — Даже если предположить, что Юпитер — естественная криогенная лаборатория по созданию магнитных полей такой чудовищной силы…
— Поле может быть и искусственным, — очень тихо пробормотал Бремли, кивая на индикаторные лампочки. Судя по ним, под кораблем что-то двигалось…
Снаружи корпус был оснащен прожекторами, которые обычно находились в специальных закрытых нишах. Капитан пробежал пальцами по кнопкам и, убедившись, что половина прожекторов выдержала поездку, включил их.
Снаружи была кромешная тьма. Солнечный свет никогда не пробивался сюда сквозь скопления облаков и необыкновенно плотную двухсотмильную кожуру атмосферы, озаряемой лишь вспышками молний.
Но теперь здесь был свет, яркий, ослепительный, выхватывавший из мрака мельчайшие детали ледяного пейзажа и… юпитериан.
— Да, симпатягами их не назовешь, — покачав головой, заметил Уик.
То, что они сейчас видели, являлось, несомненно, результатом длительного развития. С органами зрения наверху, органами передвижения внизу и органами манипуляции на гибких конечностях, юпитериане были в чем-то похожи на людей, но — карикатурно. Толстые коротышки с кожей, как у слонов, бревноподобными руками-ногами и морщинистой головой.
— Кажется, свет не причиняет им беспокойства, сэр, — сказал Ренд.
— Может быть, эти глубокие складки защищают их глаза? Мы пока ничего не знаем об этих тварях кроме того, что у них хватило ума создать удерживающее нас здесь магнитное поле… Мы должны установить с ними контакт…
— По-моему, они тоже не прочь пообщаться! — воскликнул Уик, указывая на группу юпитериан, стоявших у самого корабля. — Что-то эти ребятки там делают… Камера не позволяет увидеть, что именно По-моему, оттуда поступил сигнал о движении?
— Машинное отделение, — пробормотал капитан, торопливо набирая телефонный номер.
— Разверните камеру! — крикнул он в трубку. — Что там у вас гремит?
Они увидели дрожащую и выгибающуюся стенку, которую вдруг проткнул красновато-зеленый прут с палец толщиной. Прут этот проник внутрь отсека на фут или чуть больше и задымился. Потом он изменил свой цвет и стал отчаянно извиваться.
— Всем покинуть отсек! — приказал капитан, одновременно нажав красную кнопку.
По всему кораблю пронзительно завыла сирена, и стали герметично закрываться все двери.
Это была, вне сомнений, живая плоть! Ее прочность превосходила стальную, но она была живая, а также наделенная сознанием и, возможно, чувствами! Она горела, дымясь и корчась, но упорно двигалась вперед, причем так, будто что-то искала…
Внезапно задняя ее часть, скользнув внутрь отсека, оставила позади себя дыру, и вместе с криком капитана в помещение ворвалась ледяная атмосфера Юпитера.
Два человека так и не выбрались из отсека, дверь которого была теперь намертво придавлена резко возросшим давлением…
Это была случайность, спасшая корабль. Если бы что-то подобное произошло в другом отсеке, тонкие переборки сразу бы рухнули, и ядовитые пары, распространившись по шахтам, умертвили бы всех. Но машинное отделение, которое соседствовало с камерами сгорания, было снабжено необыкновенно толстыми стенками и массивными дверьми. Металл напрягся и заскрежетал, но выдержал…
Девять последующих дней юпитериане вели себя тихо. Один из них прошел как-то мимо, не обратив на корабль ни малейшего внимания.
С помощью дистанционно управляемого аппарата удалось закрыть злополучное отверстие в машинном отделении. Позже — когда давление уменьшилось — спустившись в скафандрах добровольцы поставили более надежную заплату.