Трой впервые услышал имя проекта, над которым работала лаборатория. Для него оно ничего не значило. Церемония прошла быстро, и как только она закончилась, Трой с полковником поспешили к штабному автомобилю. Два мотоциклиста расчищали им путь в вечернем потоке машин. Трой стал понимать, в какие глубокие воды забросил удочку.
— Мерзкая погода, — сказал полковник Буркхардт. — Хотя могу спорить, что зима будет еще хуже.
Он потянулся к перегородке водителя и закрыл ее.
— Вы должны узнать, куда скрылся этот подлючий сукин сын, и прибить его за принадлежности гвоздем к стенке. Вам ясно?
— Так точно, сэр. Разрешите спросить: вы знакомы с проектом «Гномен»?
— Нет. Не знаю ничего, но директор проекта — доктор Делькур, и к этому директору мы направляемся. Кроме того, это самый секретный из всех секретных проектов, которыми мы когда-либо занимались. Бюджет проходит только по ЦРУ. Так что когда пропадает офицер безопасности, охраняющий нечто подобное, мне становится страшновато. И вы должны понимать, что с самых верхов будет дана команда начать расследование наилучшей командой специалистов; как только они там договорятся, чья это епархия. Но вы начинали это расследование, вы его и продолжите, пока вас не сменят. Это значит, что мы хотим получить от вас ответы, причем сию минуту или даже быстрее.
На такие речи только и можно отвечать, что «Есть, сэр». Когда односторонний разговор иссяк, Буркхардт откинулся на сиденье и всю дорогу остервенело жевал незажженную сигару. В лаборатории у них еще раз проверили документы и препроводили в главное здание. Сопровождающий ввел их в лифт, который поднимал прямо в кабинет директора.
Доктору Роксане Делькур было за пятьдесят. Седая, но все еще привлекательная, с не совсем удачной косметикой, но эффектно одетая, в сером костюме джерси. Единственное украшение — ожерелье искусственного жемчуга, заправленное под воротник блузки. Колец не было, в том числе и обручального. Она пожала руку Трою и проводила Буркхардта к выходу.
— Ну, лейтенант, садитесь. Очень тяжелый сегодня день, со всеми этими визитами. Похоже, Уэс Мак-Каллох не вышел на работу, что воспринимается как конец света.
— Вы должны мне поверить, доктор, — это очень серьезно. Как бы там ни было, он отвечал за безопасность.
— Я знаю, но у нас нет ничего, что могло бы заинтересовать хоть какого-нибудь шпиона. «Гномен» — чисто исследовательский проект, простой и ясный. Упражнение по высшей математике и теоретической физике. Есть первые результаты, но до применения, боюсь, еще далеко.
— Мак-Каллох знал что-нибудь о здешних работах?
— Он отвечал за безопасность, так что должен был знать все.
— Тогда, доктор, боюсь, что мне тоже придется узнать, что здесь делается. Вы не могли бы мне рассказать о проекте?
Глава 10
— О Господи, — сказала Роксана Делькур. — Вы хотите, чтобы я вам объяснила, чем мы тут занимаемся? — Она откинулась на спинку стула, вертя в руках желтый карандаш. — Это будет трудновато. В основе лежит теорема…
— Должен сказать, доктор, что математика никогда не была моей сильной стороной.
— Как, боюсь, и большинства. И, кстати, меня зовут не доктор, а Роксана. Вас, насколько я понимаю, тоже не крестили лейтенантом.
— Совершенно верно, доктор… извините, Роксана. Меня зовут Трой.
— Отлично, Трой. Давайте я, не вдаваясь в тонкости, популярно расскажу вам о математике, которой мы занимаемся. Моя работа была всегда связана с элементарными частицами, в основном с движением субатомных частиц и их связью с единой теорией поля…
— Я отстал на первом же барьере. Какой теорией?
— Единая теория поля выросла из общей теории относительности Эйнштейна. Проще говоря, она связывает вместе все существующие в природе силы и доказывает их единство. Это не просто. Много лет люди искали доказательство, или опровержение, или вообще какой-нибудь подход к этой задаче. Я, как и Эйнштейн, математик, а не физик. Но в моем распоряжении гораздо больше результатов лабораторных исследований и больше возможностей проверять мои расчеты экспериментом. То есть заниматься тем, что мы сейчас делаем.
— Чем же? — спросил он, заинтересованный.
— Пытаемся найти соотношения между пространством и временем. Давайте я вам покажу нашу лабораторию, может быть, вы лучше поймете.
Это не помогло. Трой шел за ней, глядел на ускорители частиц, следящие камеры, стойки и шкафы с аппаратурой, у которой, ясное дело, даже названий не было. Какие-то ученые с энтузиазмом показывали ему белые треки на черных фотографиях с такой гордостью, с какой обычно показывают фотографии детей. Экскурсия здорово его озадачила и повергла в размышление о том, что все-таки можно из нее извлечь. Потом Роксана повела его в зал для руководства, отгороженный от общей столовой, попить первоклассного кофе с воздушными пирожными.
— У вас тут все организовано весьма впечатляюще, — заметил Трой, жуя пирожное.
— Верно. Вы заметили, какая у нас захватывающая работа?
— Нет, — сознался он. — Но охрана и режим секретности поставлены по высшему классу.
Они рассмеялись.
— Нет, я серьезно. Мак-Каллох замешан в каком-то темном деле, о котором мы еще не знаем. Но как офицер безопасности он это место зашил наглухо. Все учреждение разделено на зоны безопасности с контролем переходов первого класса надежности. Каждый входящий и выходящий регистрируется в каждой зоне. Данные идут в компьютер, который таким образом содержит информацию о местонахождении каждого сотрудника в каждый момент. Высочайшая эффективность.
— А кроме этого, Трой?
— Почти не врубился. Понимаете, доктор Делькур…
— Роксана.
— Извините, Роксана. Вы меня поразили двумя вещами. Первая — вы знаете во всех подробностях, что здесь происходит. Я не знаю, обратили ли вы внимание, что вам задают кучу вопросов о тысяче предметов и вы отвечаете сразу и не задумываясь. Я, конечно, не имею понятия, что именно вы говорите, но людей ваши ответы удовлетворяли. Вы настоящий руководитель.
— Спасибо, Трой. Я уже много лет не слышала ни от кого комплиментов. — Она улыбнулась поверх кофейной чашки, и ее лицо, утратив деловое выражение, стало вполне привлекательным.
— Это не лесть, а чистая правда.
— Еще лучше. Но вы говорили о двух вещах. Ну, еще один комплимент для завершения речи!
Они оба засмеялись.
— Вторая: вы из тех, кто знает свое дело. Из профессионалов, которые никогда не… как бы это сказать…
— Не вешают лапшу?
— Именно. Нечто в этом роде я и имел в виду. Вы знаете, что делаете, вы полностью управляете этой конторой, и в то же время вы могли бы служить ходячей рекламой для феминисток. И все это вместе меня еще больше расстраивает.
— Почему же?
— Из-за моей тупости. Я по-прежнему представления не имею о том, что тут делается.
Она покачала головой:
— Нет, Трой, это моя вина, и я должна принести извинения. Обычно я разговариваю со специалистами и почти забыла, как говорят нормальным человеческим языком. Я не даю интервью газетам, у меня нет мужа для разговоров на бытовые темы, да и нет интересов вне работы. Мне сейчас вот пришло в голову, что я довольно занудная особа.
— Я этого не говорил!
— Ну, так я сказала. И прямо сейчас с этим покончу. Бросим кофе, пойдем ко мне в кабинет и откроем бар. — Она как-то иначе глянула на него: — Пить умеете?
— Испытайте меня!
— Ладно. Я смешаю пару хороших коктейлей и под благотворным воздействием алкоголя сделаю попытку вернуться в ряды человечества.
Через пятнадцать минут Трой в глубоком кресле с благодарностью потягивал оживляющий холодный джин.
— Что хорошо, то хорошо. Должен сознаться, что в субботу и воскресенье я несколько увлекся алкоголем, и вы сегодня предложили мне лекарство.
— Чудесно. — Роксана отпила из бокала, прихватила пальцами мелкую белую луковичку и задумчиво пожевала ее. — Итак, начнем. Если я забреду в сторону от прямой дороги или если ты не поймешь хоть слово, просто скажи «тпру!». Согласен?
— Вперед.
— Все формы энергии во Вселенной неизбежно связаны между собой. Для примера рассмотрим электрическую лампочку, где электрическая энергия превращается в тепловую, которая, в свою очередь, превращается в энергию света. Иногда такую связь найти труднее. Возьмем, например, движение объекта в гравитационном поле. Допустим, ты поднял груз и привязал его к потолку. Казалось бы, он просто себе висит там. Но при этом он содержит и ту мускульную энергию, которую ты ему сообщил, поднимая, хотя эта энергия теперь имеет другую форму — это потенциальная энергия. Если ты перережешь веревку, она превратится в кинетическую и груз упадет.
— Пока отлично. — Трой протянул бокал, подставив его под шейкер. — Вроде бы мы это проходили в старших классах.
— Механика, первый раздел физики. Ты это сам знаешь, а я только напоминаю. А теперь попробуем перескочить от этой теории и мысленного эксперимента к тому реальному делу, которым мы здесь занимаемся и для которого, собственно, и открыли нашу лабораторию. Мы проверили несколькими способами мои исходные теоретические положения. Теория получила достаточное подтверждение, хотя некоторые дырки нас все еще беспокоят. И все-таки эксперименты уже дают желаемый результат. Используя многомерные параметры, понятийно затрагивающие темпоральные смещения без нарушения физической четности…
— Вот сейчас, — перебил Трой.
— Что сейчас?
— Вы произнесли фразу, в которой мне понятно только «используя».
— Ты прав, приношу извинения. Попробую еще раз. В лабораторных условиях, затрачивая большие количества электроэнергии, мы организуем минимальные трансформации в темпоральную энергию, вызывающую физическое смещение.
Произнеся последние слова, она сообразила, как они звучат, и расхохоталась.
— Неисправима, — сказал Трой. — Но какой-то смысл я все же уловил. Вы сказали, что каким-то образом на время что-то переместили?
— Да, то есть нет. Переместили, но не «на время», а «во времени».