— Насчет этого можете не волноваться, — сказал Хейдин, глядя на свинку.
Та встала, потянулась и с громким сопением принюхалась к фруктам на столе.
— Жасмина не отказалась бы от штучки-другой, — сказал Брон. — Вы не возражаете?
— Берите, берите, — безропотно отозвался губернатор и стал записывать координаты и направления под громкое чавканье.
Чтобы покинуть город до рассвета, им пришлось поторопиться. Когда Брон с Жасминой подошли к лагерю, небо на востоке посветлело, и животные уже проснулись и зашевелились.
— Думаю, мы останемся здесь по меньшей мере еще на день, — сказал Брон, вскрывая ящик с витаминным кормом.
Квини, восьмисотфунтовая свинья польско-китайской породы, весело хрюкнула, услышав его слова, поддела пятачком охапку листьев и подбросила ее в воздух.
— Да, здесь у вас, конечно, неплохая кормежка, особенно если вспомнить, сколько времени вы провели на корабле. Я собираюсь немного прогуляться, Квини, и вернусь к вечеру. Присмотри пока за порядком. Кудряш! Мо! — крикнул он.
В ответ из лесу донесся треск сучьев, и через секунду из кустов выскочили две длинные серовато-черные свиньи — тонна костей и мышц на копытах. На пути Кудряша оказалась ветка в три дюйма толщиной, но он не остановился и не свернул в сторону. Послышался резкий треск — и Кудряш подбежал к Брону со сломанной ветвью на спине. Брон отбросил ее в сторону и осмотрел свое ударное войско.
Это были боровы, близнецы из одного помета, весившие около полутонны каждый. Обычный дикий кабан весит не более четырехсот килограммов и является самым быстрым, опасным и раздражительным из крупных животных. Кудряш и Мо были мутанты, на треть тяжелее своих диких предков и во много раз умнее, оставаясь в то же время быстрыми, опасными и раздражительными. Их десятидюймовые клыки были покрыты колпачками из нержавеющей стали, чтобы не треснули.
— Мо, я хочу, чтобы ты остался здесь с Квини, а она будет за старшего.
Мо сердито взвизгнул и затряс большой головой. Брон ухватил его за густую щетину между лопатками — боров любил, когда его там чесали — и стал почесывать и трепать. Мо с довольным видом засопел. Он был гений среди свиней. Впрочем, будь он человеком, то считался бы слабоумным — однако он не был человеком. Он понимал простые команды и выполнял их в пределах своих способностей.
— Останься и охраняй, Мо, останься и охраняй. Смотри на Квини, она знает, что делать. Охраняй, но не убивай. Здесь есть чем полакомиться — а когда я вернусь, получишь сахар. Кудряш идет со мной, и все получат сахар, когда мы вернемся. — Отовсюду послышалось счастливое хрюканье, и Квини прижалась к его ноге толстым боком.
— Ты тоже идешь, Жасмина, — сказал Брон. — Хорошая прогулка тебе не повредит. Пойдет еще Мейзи Ослиная нога; ей тоже не мешает размяться.
Жасмина была его «трудным ребенком». Она выглядела поросенком-переростком, на самом деле это была взрослая свинья карликовой породы, одной из тех, что когда-то вывели для лабораторных нужд. В этой породе основным критерием селекции была сообразительность, и Жасмина, вероятно, имела самый высокий интеллектуальный коэффициент из всех свиней, вышедших из стен лаборатории. Но с другой стороны, вместе с интеллектом возрастала и неуравновешенность, почти человеческая истерия, словно ее сознание постоянно балансировало на грани срыва. Если Жасмину оставляли с другими свиньями, она принималась их дразнить и мучить, и нарывалась на неприятности, поэтому Брон всегда брал ее с собой, когда стадо приходилось покидать даже на короткое время.
Мейзи была совсем другой — типичная хорошо упитанная свинья одной из распространенных пород. Она не отличалась особым умом, то есть была нормальной свиньей, зато плодовитой. Некоторые жестокие люди могли бы сказать, что она хороша лишь для бекона. Но она обладала приятным характером и была хорошей матерью: только что она кончила выкармливать свой очередной выводок. Брон взял ее с собой, чтобы дать ей отдохнуть от поросят и сбросить лишний вес: она чересчур располнела в полете.
Брон изучил карты и обнаружил на них старую просеку, которая тянулась почти до самого плато. Он мог пройти со своими свиньями и по открытой местности, но, идя по просеке, они сэкономят немного времени. Брон сориентировал карманный гирокомпас по флюгеру контрольной башни космопорта, а затем определил направление, которое должно было вывести их к просеке. Он взмахнул рукой, и Кудряш, наклонив голову, бросился в кусты. Раздался хруст и треск — великолепный первопроходец прокладывал дорогу там, где ее не существовало.
По поросшей травой дороге, вьющейся среди холмов, шагать было легко. В лагере лесорубов, вероятно, уже давно никто не бывал, потому что на дороге не было видно отпечатков колес. Свиньи рыскали в сочной траве и время от времени, не в силах противиться искушению, хватали кусочек чего-нибудь лакомого. Только Мейзи протестующе повизгивала, жалуясь на непривычную нагрузку. Вдоль дороги иногда попадались деревья, но в основном вокруг расстилались хлебные поля. Около леса Кудряш остановился, повернулся и, взглянув на густые заросли, вопросительно буркнул. Жасмина и Мейзи остановились рядом с ним и уставились в ту же сторону, подняв головы и прислушиваясь.
— Что? Что там такое? — спросил Брон.
Ничего опасного, это ясно, потому что иначе Кудряш уже приготовился бы к драке. Свиньи, с их более тонким слухом, прислушивались к чему-то, чего Брон слышать не мог. Что-то заинтересовало их, но не испугало.
— Пошли, — сказал Брон. — Нам еще далеко идти. — Он подтолкнул Кудряша в бок, но с таким же успехом он мог бы пнуть каменную стену. Не двигаясь с места, Кудряш пропахал в земле копытом борозду и дернул головой в направлении зарослей. — Ладно, согласен, если ты настаиваешь. Я никогда не спорю с боровами которые весят полтонны. Пойдем посмотрим, что там такое. — Он потрепал густую щетину между лопаток борова, и Кудряш бросился к деревьям.
Не прошли они и пятидесяти ярдов, как Брон сам услышал звук — пискливое вскрикивание птицы или какого-то мелкого животного. Но почему это обеспокоило свиней? И вдруг он понял, что это такое.
— Это ребенок! Он плачет! Вперед, Кудряш!
Воодушевленный Кудряш кинулся вперед и понесся сквозь заросли так быстро, что Брон едва поспевал за ним. Они выбежали на пологий илистый берег темного пруда; крик превратился в громкое всхлипывание. Маленькая девочка, не старше двух лет, стояла по пояс в воде, мокрая и несчастная.
— Держись, сейчас я тебя вытащу! — крикнул Брон, и всхлипывание перешло в рев.
Кудряш встал на краю скользкого илистого берега, и Брон, уцепившись за его крепкую неподвижную лодыжку, наклонился к воде. Девочка потянулась к нему, он подхватил ее свободной рукой и вытянул на берег. Мокрая и несчастная, она сразу перестала плакать, едва он взял ее на руки.
— Ну и что же нам теперь с тобой делать? — спросил Брон, выбравшись на сухое место.
На сей раз он услышал ответ одновременно со свиньями. Издалека доносился непрерывный звон колокольчика. Он показал свиньям, куда идти, и зашагал следом по дороге, проложенной в зарослях Кудряшом.
За лесной опушкой начинался луг. На вершине холма стоял красивый фермерский дом. Возле дома стояла женщина и звонила в большой ручной колокол. Она заметила Брона, вышедшего из-за деревьев, и побежала ему навстречу.
— Эми! — воскликнула она. — Ты цела, малышка! — Она прижала к себе ребенка, не обращая внимания на грязь, потекшую на ее белый передник.
— Нашел ее возле пруда, мэм. Она увязла в грязи и не могла выбраться. По-моему, она всего лишь перепугалась.
— Не знаю, как вас и благодарить. Я думала, что она заснула, и пошла доить коров. Должно быть, выбралась из кроватки…
— Благодарите не меня, мэм, а моих свиней. Они услышали, как она плачет, а я лишь последовал за ними.
Тут женщина впервые заметила животных.
— Какая прекрасная свинья, — сказала она, с восхищением разглядывая круглые бока Мейзи. — Мы держали дома свиней, но когда поселились здесь, то купили коров для молочной фермы. Теперь я об этом жалею. Позвольте мне дать им свежего молока — и вам тоже. Это самое малое, чем я могу вас отблагодарить.
— Большое спасибо, но нам надо торопиться. Мы присматриваем участок для хутора, и мне хотелось бы добраться до плато и вернуться до темноты.
— Только не туда! — с ужасом воскликнула женщина, прижимая к себе девочку. — Туда нельзя!
— Почему нельзя? На карте эти земли выглядят совсем неплохо.
— Нельзя и все… там кто-то есть. Мы стараемся о них не говорить. Их нельзя увидеть. Но я знаю, что они там. Мы когда-то пасли коров на склоне холма, который обращен к плато. И знаете, почему мы перестали это делать? Они стали давать меньше молока — почти вдвое меньше, чем другие коровы. Там происходят странные вещи, очень странные. Можете сходить посмотреть, если надо, но обязательно вернитесь до захода солнца. Вы быстро поймете, что я имею в виду.
— Спасибо, что предупредили, я вам очень благодарен. Ну, раз с девочкой все в порядке, то мы пойдем.
Брон свистнул свиньям, помахал на прощание фермерше и зашагал в сторону дороги. Плато интересовало его все больше и больше. И он то и дело поторапливал свиней, несмотря на тяжелое дыхание и укоризненные взгляды Мейзи. Через час они прошли мимо покинутого лагеря лесорубов — не из-за странных ли событий на плато? — и стали подниматься вверх по склону, заросшему лесом. Здесь был край плато.
Путешественники перебрались через ручей, и Брон дал свиньям вволю напиться, а сам тем временем вырезал себе палку, чтобы было легче одолеть подъем. Мейзи, разгоряченная быстрой ходьбой, с оглушительным шумом плюхнулась в воду, забрызгав Жасмину, и стала купаться. Привередливая Жасмина гневно взвизгнула и, отбежав в сторону, стала кататься по траве. Кудряш, пыхтя и урча, как довольный жизнью локомотив, сунул пятачок под гнилое бревно весом почти в тонну, отодвинул его в сторону и теперь с удовольствием поглощал многочисленных насекомых и прочую живность. Отдохнув, путники двинулись дальше.