— Слушайте, слушайте! — закричали остальные офицеры, поспешно осушая бокалы.
— Вдобавок, — продолжал майор, — если на Цурисе существует некая сила, способная отклонить звездолет от курса на миллионы миль, она имеет для нас огромное значение. Мы должны знать, как она действует и собираются ли цурихиане — или кто там живет на планете — использовать ее против Империи.
— Если да, — прибавил седовласый полковник, — нам нужно выбить из цурихиан всякую дурь прежде, чем они нападут на нас.
— Пожалуй, — произнес капитан ударных войск, — будет разумно выбить из них дурь, даже если они не замышляют ничего дурного.
— Слушайте, слушайте! — затянули нараспев офицеры.
Все уставились на Билла, ожидая, что он скажет. Билл попытался принять глубокомысленный вид, хотя мысли в голове бессовестно путались.
— А вы не пробовали послать разведчик? Он бы все высмотрел и доложил.
— Приятель, — отозвался майор, пряча отвращение за кривой улыбкой, — мы посылали их неоднократно. Ты, наверное, догадываешься, что ни один не вернулся и ни о чем не доложил.
— Печально, — пробормотал Билл, пуская пузыри, и вдруг преисполнился кровожадности: — Значит, надо шарахнуть по ним атомными торпедами! Хоть одна да прорвется. Уничтожить! Стереть в порошок!
— Мы думали об этом, — сказал майор. — Но, как пишут в левых газетах, поступить так означало бы нарушить правила ведения войны, что не понравилось бы нашим любезным кандидатам на следующих местных выборах. Они требуют, чтобы мы действовали в рамках закона. Объявление войны и прочая дребедень. Если их не изберут, мы вольны творить что угодно, но пока наши руки связаны, ракеты застряли в шахтах, а потому приходится топить печаль в стакане.
— Ну… — Билл пораскинул мозгами. — Почему бы не объявить войну?
Офицеры одобрительно закивали.
— Ты правильно мыслишь, солдат. Но все упирается в выборы. Пока они не пройдут, никаких войн. Зато потом мы можем бомбить цурихиан в свое удовольствие. Однако на данный момент нам необходима иллюзия законности. Проблема в том, что на Цурисе до сих пор не удалось отыскать кого-либо, с кем можно было бы вести переговоры. Вообще-то порой создается впечатление, что на планете никого нет.
— Все очень просто, — заявил полковник. — Я уверен, подобная мысль к вам наверняка приходила. Нужно отправить на Цурис корабль-разведчик с человеком на борту, вручить этому человеку послание Верховного Адмирала; цурихиане вряд ли откажутся его выслушать. Затем мы предъявим им требования, которые они, без сомнения, отвергнут, и у нас появится возможность выставить как причину войны «жестокое оскорбление, которое не смыть елейными заверениями».
— Но цурихиане могут принести извинения, причем настолько быстро, что опередят наши приготовления, — заметил другой полковник.
— В современной войне скорость — это все, — изрек майор. — Что скажешь, Билл?
— По-моему, план неплохой, — ответил Билл. — А теперь, если вы покажете мне дорогу в госпиталь…
— Сейчас некогда, солдат, — бросил майор. — Хотим поздравить тебя. Известно ли тебе, как летать на беспилотном корабле?
— Минуточку! — воскликнул Билл. — При чем тут я?
— Приятель, — объяснил майор, — войдя в нашу комнату, ты тем самым добровольно вызвался лететь на Цурис.
— Я не знал! Меня послал компьютер!
— Совершенно верно. Он выбрал тебя добровольцем.
— Разве так можно?
— Не знаю, не знаю, — майор поскреб затылок. — Почему ты не спросил у него? — Он злорадно хихикнул, а Билл, который попытался вскочить, несмотря на слабость в ногах, почувствовал, как на его лодыжках защелкнулись автоматические кандалы.
Глава 3
Подхалим выглядел просто ужасно. Да, в последнее время ему изрядно досталось. Друзья-товарищи шпыняли его почем зря за то, что он непременно норовил помочь, проявлял заботу — словом, вел себя не так, как положено десантнику. Первое правило, которое должен усвоить настоящий солдат, гласит: «Свой зад дороже чужого». Военный психиатр определил у Подхалима запущенную болезнь Шмидаса, которая представляла собой зеркальный вариант случая Мидаса, когда все, к чему ни притронешься, превращается в золото. Однако с психиатром не согласился его коллега, доктор майор Шмелленфусс, который заявил, что Подхалим — классический пример пациента с комплексом неудачника, осложненного саморазрушительными тенденциями. Подхалим же знал только одно: что жизнь становится хуже и хуже, а ведь он всего лишь хотел осчастливить ближних!
И вот очередное тому подтверждение. Неудивительно, что выглядел он ужасно. Да и кто будет выглядеть иначе, когда его прижмут спиной к раскаленному баку для кипячения белья? Вдобавок перед Подхалимом стоял Билл, занесший для удара окорокоподобный кулак.
— Билл, подожди! — воскликнул Подхалим, заметив, что глаза Героя Галактики сузились и он готов прошибить головой товарища металлическую стенку бака толщиной в полдюйма. — Я же старался для тебя!
— Чего? — переспросил Билл, не опуская кулак.
— Понимаешь, записавшись в добровольцы, ты заработал медаль, приличную премию, годичный запас таблеток от венерических болезней и, что важнее всего, незамедлительный почетный отпуск!
— Отпуск?
— Да, Билл! Ты сможешь слетать домой!
При мысли о родной планете Фигеринадон Билла охватила ностальгия. О, как бы ему хотелось вернуться!
— Ты уверен? — справился он.
— Ну конечно! Когда выполнишь задание, загляни к офицеру-вербовщику. Он все устроит.
— Здорово! — проговорил Билл. — Вся беда в том, что мое задание — чистое самоубийство и я вряд ли выживу. Значит, отпуск мне не понадобится, верно?
— Ты выживешь, — заявил Подхалим. — Я тебе гарантирую.
— Чего?
— Записав добровольцем тебя, я записался сам. Я буду приглядывать за тобой, Билл.
— Да ты и за собой не можешь приглядеть. — Билл вздохнул. — Знаешь, Подхалим, спасибо за помощь, но лучше бы ты не лез не в свое дело.
— Понимаю, Билл, — проговорил Подхалим, отпрыгивая от бака, который сделался чересчур уж горячим. Он догадался, что непосредственная опасность миновала. Билл порой впадал в бешенство, но, если расправа хотя бы немного откладывалась, довольно скоро успокаивался.
— Между прочим, — поинтересовался Билл, — почему ты записал меня добровольцем? Ведь вызваться мог только я сам.
— Тут ты прав, — признал Подхалим. — Может, сумеешь уломать компьютер.
…
— Снова привет! — поздоровался компьютер. — Ты был здесь не так давно, верно? Извини, что спрашиваю, но зрение у меня уже не то. Что поделаешь, старею, ортикон совсем износился. А всем наплевать. — Он механически зарыдал. Звук был отвратительный.
— Я приходил с ногой, — объяснил Билл, громко, чтобы заглушить электронного плаксу.
— С ногой? Про ноги я всегда все помню! Покажи-ка! — Билл поднес ногу к видеоэкрану. — Фьюить. Шикарная лапа! Но я ее раньше не видел. Говорю же, про ноги я не забываю.
— Ну вспомни! — принялся умолять Билл. — Ты ведь изучал ее в прошлый раз. Что ты за компьютер, если ничего не помнишь!
— Я все помню. Компьютеры не могут забывать. Просто в последнее время я о твоей ноге не думал. Подожди, пороюсь в памяти. У меня все по полочкам разложено… А, вот оно! Верно, ты что-то говорил насчет ноги, а я направил тебя в офицерский бар.
— Ну да. Офицеры сказали мне, что, придя к ним, я вызвался добровольцем на опасное задание.
— Правильно, — подтвердил компьютер. — Они просили добровольца, и я отправил им первого, кто заглянул сюда.
— Меня?
— Тебя.
— Но я не вызывался!
— Тра-та-та! В смысле «извини, но ты вызвался». Логическое допущение.
— Не понял.
— Я предположил, что ты бы вызвался, если бы тебя спросили. В компьютерах имеются специальные схемы, позволяющие строить предположения.
— Но можно же было спросить! — рявкнул Билл.
— Зачем мне тогда мои схемы, на которые ухлопали столько денег? Я и так знал, что отважный боец вроде тебя будет счастлив вызваться добровольцем на опасное задание, несмотря на пустяковые проблемы с ногой.
— Ты ошибся, — заявил Билл.
— Что ж, — отозвался компьютер, по видеоэкрану которого пробежала рябь — этакое электронное пожатие плечами, — от ошибок никто не застрахован, верно?
— Еще чего! — гаркнул Билл и стукнул кулаком по экрану. — Я вырву твои лживые транзисторы! — Он снова ударил по экрану. Тот вдруг замигал красным.
— Рядовой, смирно! — скомандовал компьютер хриплым голосом.
— Чего? — изумился Билл.
— Ты слышал. Перед тобой военный компьютер в чине полковника, а ты — рядовой и должен обращаться ко мне, как положено, иначе у тебя будет куча неприятностей.
— Так точно, сэр, — выдавил Билл, становясь по стойке «смирно». Офицеры все одинаковы, даже если они — компьютеры.
— Значит, по-твоему, с тобой обошлись несправедливо. Что ты предлагаешь?
— Кинем жребий, — ответил Билл. — Или вы выберете другого добровольца из всего личного состава лагеря методом тыка.
— И ты удовлетворишься моим выбором?
— Так точно.
— Хорошо. — Видеоэкран прорезала разноцветная молния, затем по нему побежали имена. Послышался звук, напоминающий тот, с каким катится по столу шарик рулетки. — Все. Выбор сделан.
— Замечательно. Я могу идти?
— Конечно. Удачи, солдат.
Билл открыл дверь. Снаружи стояли двое громадных полицейских с тяжелыми подбородками. Они подхватили Билла под руки.
— Как ты, наверное, догадался, — прибавил компьютер, — жребий снова пал на тебя.
Полицейские поволокли солдата с крокодильей лапой вместо человеческой ступни по коридору. Вскоре он очутился на обзорной площадке, где находились несколько генералов, ожидавших предмета обозрения. Билл открыл рот, чтобы завопить. Один полицейский ткнул его локтем под дых, второй ударил по почкам.
Когда, несколько секунд спустя, Билл очнулся — кто-то жестоко выворачивал ему нос, — первый полицейский наклонился к Герою Галактики и произнес: