— Вот идиоты,— фыркнул Гнусавый.— Разве нельзя обождать, пока взойдет солнце? Так нет, им надо ковыряться при лампах.
— Я вообще не пойму,— поддержал его Тонкоголосый.— Что такого у этого парня с ногами, что их понадобилось отрезать. А если он...
— Так ты не в курсе, Мак? — ехидно спросил Гнусавый.— Они хотят подставить этого придурка, когда скинут Старика...
— Нуда, ясное дело,— перебил Тонкоголосый.— А при чем тут ноги?
— Ничего-то ты не знаешь, недоумок. Ну, слушай, что я скажу.— Последовала пауза.— У Баярда нет обеих ног по колено,— сообщил Гнусавый доверительным тоном.— А ты не знал, что ли? Вот почему на видео никогда не увидишь, чтоб он ходил: он всегда сидит за своим столом.— Затем он добавил: — Об этом знают не многие. Так что держи язык за зубами.
— Мать честная,— воскликнул Тонкоголосый, и его голос взлетел еще выше, чем раньше.— Так ему оторвало ноги?
— Вот именно. Я был с ним за год до высадки и служил в его полку, когда это случилось. Пулеметная очередь прямо по коленям. Но лучше забудь об этом. Теперь-то ты должен понять, что к чему.
— Как они нашли сумасшедшего, согласного на такое дело?
— Почем я знаю,— ответил второй. Похоже, он уже пожалел о выданной тайне.— Эти революционеры все немного чокнутые.
Я стоял ни жив ни мертв. В онемевших ногах покалывало. Теперь до меня дошло, почему никто не принимал меня за диктатора, пока я ходил, и почему Паук купился на обман, увидев меня сидящим.
Техники вышли из комнаты. Навалились тошнота и слабость. От одного взгляда на ванну под столом, а затем на свои ноги меня бросило в дрожь. Раздумывать нечего, все решилось само собой.
Я ухожу немедленно. Не завтра, не ночью — сейчас. У меня нет оружия, документов, карты, плана, но я ухожу.
Уже почти стемнело. Я стоял в коридоре и глубоко дышал, стараясь взять себя в руки. Подрагивали сведенные от напряжения икры. Надо выбросить из головы мысли о пиле и ванне. Этому не бывать.
Следует позаботиться о пропитании. Сейчас есть не хочется, но потом, разумеется, потребуется как-то поддерживать силы. Я кинулся к кухне, прислушался. Тишина. В темноте у стены белел вместительный холодильник. Там обнаружился небольшой окорок и кусок твердого сыра. Большой глоток из початой бутылки белого вина оказался весьма кстати. Оно было кисловато, но сразу прибавило уверенности.
Я побросал продукты в мешок, добавив к ним буханку круглого хлеба. Потом выбрал в ящике прочный французский нож и засунул его за пояс. Теперь все. Пора двигать.
Кухня выходила в сад, а задняя дверь служебного входа находилась рядом с садовой оградой, но с ее внешней стороны. Это порадовало: не придется карабкаться через стену. В окно я увидел тех троих, они еще продолжали беседу, стоя под невысоким вишневым деревом. Я прикинул, насколько рискованно открыть дверь сейчас же: ее верхняя половина возвышалась над оградой и просматривалась со стороны сада. В полумраке я пригляделся к двери: голландская, разделенная поперек на две половины, открывающиеся независимо друг от друга. Осторожно пошевелил засовы. Верхний оказался закрыт, но шпингалет, скреплявший обе половины, подался легко, и нижняя часть двери бесшумно распахнулась, причем трое в саду этого видеть не могли. Я не мешкая пригнулся и шмыгнул наружу.
Короткая дорожка вдоль дома вела к шоссе. Я оставил ее и по заросшим сорняками цветочным клумбам крадучись направился вдоль ограды. Дойдя до конца стены, я решил заглянуть в сад. Компания возвращалась к дому. Со стороны можно было подумать, будто трое внешне ничем не примечательных состоятельных мужчин непринужденно беседуют, совершая вечерний моцион перед ужином. На деле же они думали вовсе не об ужине в старинном особняке, а замышляли варварское членовредительство.
Я развернулся и зашагал прочь через вспаханное поле, как вдруг передо мной возникла огромная темная фигура. В ужасе отпрянув, я привычно шевельнул запястьем — движение, отработанное до автоматизма, но пистолет не выскочил. Безоружный, слабый, обескураженный — против этого гиганта,— я растерялся.
— Идем, Молоток,— шепнул он.
Гастон.
Первая мысль — бежать, но бежать некуда: беглец попался в западню. Сознавать это горько. Я попятился, не желая мириться с поражением, которое был не в силах предотвратить.
— Я ухожу, Гастон. Не пытайся остановить меня. Но смутная надежда еще теплилась. В конце концов, он назвал меня Молотком. Он приблизился ко мне.
— Не шуми,— прогудел он,— Я все думал, когда же ты решишься. Последние дни ты себе места не находил.
— Да. А любой другой в моем положении?
Я-то просто тянул время, ведь у меня не было никакого плана.
— У тебя больше выдержки, Молоток, чем у меня,— продолжал Гастон, — Я бы смылся неделю назад. Наверное, ты ужасно хотел взглянуть на Большого Босса, раз тянул так долго.
— Сегодня я видел достаточно. С меня хватит.
— Ты его видел? — оживился Гастон.
— Нет. Я не видел его лица. Но я излечился от любопытства.
Здоровяк рассмеялся.
— Ладно, шеф,— сказал он и протянул мне замызганную карточку с какими-то каракулями,— Тебе это может пригодиться. Это адрес Большого Босса где-то за городом. Больше ничего стянуть не удалось. А теперь бежим отсюда.
Слова телохранителя смущали меня. Сунув карточку в карман, я заявил:
— Я направляюсь к реке и убью любого, кто встанет на дороге.
— Это дело. Мы теряем время.
— Ты идешь со мной?
— Как велел командир, Молоток, я с тобой.
— Постой, Гастон. Ты что, поможешь мне бежать? Что-то не верится.
— Кое-кто велел мне приглядывать за тобой, чтобы ты не угодил в переделку. Я всегда делал так, как велел мне брат. И пусть он убит, его приказ я нарушать не стану.
— Гро — твой брат?!
— Был,— поправил Гастон.— Я не так умен, как он, но он всегда заботился обо мне. Я всегда делал, как он говорил. Он велел мне присматривать за тобой, Молоток.
— А они? — спросил я, кивнув в сторону особняка.— Они не придут в восторг, когда обнаружат, что мы слиняли.
Гастон сплюнул.
— К черту этих обезьян. Меня от них в дрожь бросает. Вдруг меня охватила несказанная радость.
— Какого черта ты не признался мне неделю назад? Я спал бы гораздо спокойнее.
— В доме полно жучков. Там болтать нельзя. И потом, если бы ты не сбежал, я не хотел, чтобы ты знал лишнее. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Я бы не проговорился.
— Ты бы все им сказал. Они бы об этом позаботились.
— Ладно, забудем об этом.— Мне не терпелось развить успех.— Слушай, Гастон, ты не мог бы вернуться и забрать одежду, в которой я попал сюда?
В темноте громила порылся в своем заплечном мешке.
— Я подумал, тебе может понадобиться этот мундир, Молоток. Ты так уперся перед Мишем, чтоб тебе его оставили.— Он протянул мне сверток, и я на ощупь узнал свою униформу.
— Гастон, ты просто чудо. А ты, случайно, не прихватил игрушку, что была у меня на руке?
— Кажется, в кармане. Кто-то свистнул модные перчатки, которые ты сунул за пояс. Жалко.
Обшарив мундир, я обнаружил в кармане небольшой бугорок. С этим пистолетом в руке мне море по колено.
— Черт с ними, с перчатками, Гастон.
Я застегнул крепление на запястье и спрятал пистолет. Затем сбросил старый китель и надел мундир. Вот так-то лучше.
Прощальный взгляд на дом. Все спокойно. Уже стемнело настолько, что нас не будет видно в поле. Пора.
— Идем,— Я посмотрел на яркую звезду и зашагал по мягкой земле.
Через пятьдесят шагов особняк пропал из виду. Огни первого этажа скрылись за оградой и густой листвой, а верхний утопал во мраке. Ориентируясь на звезду, я, спотыкаясь, шел дальше. Кто бы знал, как тяжело идти по вспаханному полю в темноте.
Гастон плелся следом, и время от времени мы перекликались, чтобы он не потерялся. Впереди расстилалась кромешная тьма.
Спустя четверть часа на фоне чуть более светлого неба я различил нечто совсем уже черное. Должно быть, лесополоса вдоль реки. Я по-прежнему считал, что там река.
Мы ступили под сень деревьев, медленно продвигаясь вперед. Начался склон, и вдруг я по глинистому откосу соскользнул на мелководье.
— Ага, вот и река.
Я выкарабкался на берег и взглянул на запад. Ничего не видно. Если без лунного света пробираться среди деревьев, к рассвету мы не уйдем дальше мили.
— Куда течет эта река? — спросил я Гастона.
— Туда, в Алжир, в столицу.
— Ты умеешь плавать?
— Конечно, я хорошо плаваю.
— Отлично. Раздевайся и крепко сверни одежду. Положи все, что не хочешь намочить, в середину и закрепи сверток ремнем за плечами.
Мы принялись копошиться в темноте.
— А ботинки? — спросил Гастон.
— Свяжи их шнурками и повесь на шею. Они промокнут, но это не так страшно.
Закончив паковаться, я ступил в воду. Что может быть приятнее в такую жару? Пистолет на всякий случай остался на месте.
— Я готов, Гастон,— крикнул я негромко.
— Я тоже, шеф.
Выйдя на глубокое место, я оттолкнулся от дна и поплескался немного, освобождаясь от прицепившихся водорослей. Вокруг царила непроглядная тьма, только звезды ярко сверкали над головой.
— Гастон? — позвал я. Послышался тихий всплеск.
— Я здесь.
— Давай отплывем немного и положимся на течение, пусть река нам поможет.
Течение оказалось тихим. Вдали за рекой я заметил слабый свет. Мы медленно плыли мимо него. Руками шевелили только для того, чтобы держать нос над водой. Размеренный бег реки убаюкивал. Я зевнул: неплохо бы поспать сегодня, памятуя бессонные часы предыдущей ночи. Но вряд ли скоро я доберусь до кровати.
В ряби на воде мелькнуло слабое отражение. Я обернулся и увидел огни на втором этаже дома, из которого мы бежали. Наверное, до него теперь около мили. Не такая уж большая дистанция, но, может, они не догадаются взглянуть на середину реки.
Я окликнул Гастона и указал на огни.
— Ага,— отозвался он.— Вижу. Думаю, нам есть чего опасаться.