Конечно, по нашим следам легко выйти к реке, вооружившись всего лишь фонариками. Не успел я подумать об этом, как на берегу появился небольшой огонек, он колебался и мерцал за деревьями. Затем он качнулся вниз. Из-за деревьев я видел, как в том самом месте, где мы вошли в реку, по воде пробежали желтые искорки. А вот и другой огонек, два, три... Похоже, в погоню подняли весь дом. Возможно, они рассчитывали, что я, обессилев, свалюсь где-нибудь неподалеку и тепленьким попаду прямо на приготовленный для меня стол.
Огни развернулись в цепочку и двинулись вдоль берега. Пока мы держались на безопасном расстоянии от них.
— Гастон, у них там есть лодка?
— Не-а. Считай, мы удрали.
Огоньки беспомощно блуждали над берегом и пропадали вдали.
Мы уже плыли в молчании целый час или более того. Стояла тишина, почти умиротворение. Чтобы держаться на воде, достаточно было едва двигать руками. Вдруг впереди, над рекой, вспыхнули огни.
— Черт,— выдохнул мой товарищ, резко дав задний ход.— Я забыл про Саланский мост. Эти кролики поджидают нас там.
Мне удалось разглядеть мост, поскольку лучи света скользили по его опорам. До него оставалось ярдов сто.
— Давай к дальнему берегу, Гастон. Быстро, но без шума.
Я не осмелился плыть кролем, а потому отчаянно загребал по-собачьи, держа руки под водой. Они бы перехватили нас, если бы заранее не зажгли фонари. Однако в темноте мы могли и проскочить, так что им пришлось выбирать. Должно быть, они учли скорость течения реки, пытаясь точно подгадать время. И не сильно ошиблись: вполне возможно, им еще повезет. Я сосредоточенно рассчитывал каждое движение и берег силы. Колени ткнулись в глину, по лицу чиркнули водоросли. Я перевернулся и сел, тяжело переводя дыхание. Гастон барахтался в нескольких футах от меня.
— Тихо,— шепнул я.
Огни на мосту внезапно погасли. Интересно, что будет дальше. Если они станут прочесывать берег с фонарями, нам придется снова лезть в воду. И если кто-то останется на мосту и в нужный момент врубит свет...
— Идем, — решил я и стал украдкой подниматься на берег.
Фонари вспыхнули снова, теперь у самой кромки воды, освещая высокую траву и шишки рогоза. Другие появились на противоположном берегу. Я остановился и прислушался. Всего в пятидесяти футах по грязи шлепали чьи-то ноги. Отлично: их чавканье заглушало наши шаги. Мокрые ботинки болтались на шнурках и били меня по груди.
Грунт под ногами стал плотнее, а трава — не такой высокой. Я снова остановился, за мной и Гастон. Мы оглянулись. На наши следы могли наткнуться в любую минуту. Время терять нельзя. Тюки с одеждой мешали, но одеваться было некогда.
— Давай,— шепнул я и побежал. За пятьдесят футов до вершины склона мы бросились на землю и двинулись дальше ползком. Наши силуэты не должны вырисовываться на фоне неба. Мы с Гастоном толкали друг друга, пыхтели и кряхтели. Ползать — трудное дело для взрослого человека. Оказавшись наверху, мы задержались, дабы оценить положение. Дорога от моста поворачивала в сторону далекого зарева в небе.
— Там склад армейского снаряжения,— сообщил мой напарник.— Не город.
Я приподнялся и бросил взгляд в сторону реки. Два огня сошлись вместе и стали медленно удаляться от кромки воды. Послышался приглушенный крик.
— Они взяли след,— сказал я, вскочил и побежал вниз по склону, стараясь дышать правильно: на четыре шага — вдох, на четыре шага — выдох. Если не начнешь задыхаться, бежать можно долго. Камни ранили босые ноги.
Я держал курс в сторону дороги, намереваясь увеличить отрыв. Гастон не отставал.
— Шухер! — пропыхтел он, — У этих кроликов машина. В первое мгновение я его не понял, а потом расслышал звук заводящегося мотора. Тьму прорезали лучи зажженных фар, осветив верхушки деревьев. Машина на том берегу поднималась по склону к мосту. Еще несколько секунд — и она окажется на нашей стороне. Тогда дорогу и ее широкие обочины зальет светом и нас засекут.
Впереди сверкнула проволока — изгородь. Вот и все, мы в ловушке. Я притормозил. Заграждение тянулось вдоль поперечной дороги, пересекавшейся с той, параллельно которой мы бежали в двадцати футах от обочины. Может, дренажная труба... Рассуждать было некогда, и я юркнул к единственно возможному укрытию.
Стальная рифленая труба восемнадцати футов в длину пролегала вдоль главного шоссе там, где к нему выходила другая дорога. Я нырнул в отверстие и пополз по камням и сучьям. Производимый мной шум гулко раздавался в трубе. Я продолжал проталкиваться к дальнему концу, Гастон тяжело дышал позади. Я остановился и обернулся через плечо. Здоровяк влез в трубу ногами вперед и притаился в нескольких футах от ее конца. В отблеске фар мелькнул тяжелый автоматический пистолет.
— Молодец,— шепнул я.— Только не стреляй без крайней нужды.
Лучи света качнулись над деревьями, выхватив скалы за ними. Через отверстие трубы я увидел кролика, он приподнялся в свете фар, развернулся и ускакал.
Машина медленно ехала по шоссе. Острый сучок колол грудь, в колени впились камни. Я следил за лучами света. Автомобиль проехал мимо по главной дороге. Я вздохнул с некоторым облегчением и уже хотел обернуться и что-то сказать Гастону, как вдруг в канаву передо мной закатился камешек. Так. Донеслось легкое шуршание подошв по гравию, затем покатился еще один камешек — и вдруг канаву прорезал луч фонаря. Пробежав по траве с другой стороны канавы, он осветил выход из трубы и остановился. Я замер в паре футов от конца трубы, так что свет на меня не попадал, и задержал дыхание. Шаги приблизились, луч устремился внутрь, выхватил мое плечо. На секунду установилась напряженная тишина, а затем с легким щелчком мне в ладонь выпрыгнул пистолет. Я резко подался вперед и высвободил плечи из трубы. Снова зашаркали чьи-то ноги, и фонарь направился мне в глаза. Автомашина в сотне футов впереди продолжала двигаться по краю дороги. Было слышно, как человек с фонарем набирает воздуха в легкие, готовясь закричать. Я нацелил пистолет правее фонаря и выстрелил, руку дернуло назад отдачей. Луч скользнул по каменистому дну канавы, человек грузно упал и затих. Предательский фонарь еще горел. Пришлось выскочить и погасить его, а затем бросить на землю. Схватив тело за ноги, я поволок его к трубе.
— Гастон.— Мой шепот эхом рассыпался в туннеле.— Помоги мне.
Верный страж выполз из дальнего отверстия, развернулся и влез обратно вперед головой. Я принялся толкать покойника, и мы затащили безжизненное тело в дренажную трубу. Убитого я не узнал, но порадовался, что это оказался не доктор. Тот бы в трубу не поместился.
Я вылез, поспешил к другому концу водовода и помог выбраться Гастону.
— За машиной,— скомандовал я.
У меня появилась идея, на которую возлагались большие надежды. Устав работать дичью, я решил стать охотником сам.
Низко пригнув голову, мы потрусили вдоль канавы. Машина остановилась в сотне футов от трубы. На краю поля я насчитал три движущихся фонарика. Сколько их всего и остался ли шофер в машине, неизвестно. Скоро мы получим ответ на последний вопрос.
— Довольно,— прошептал я, остановившись.— Теперь разделимся. Я перебегу дорогу и подберусь с той стороны. Там только один человек. Ты спрячься в траве и подкрадись как можно ближе. Следи за мной и жди сигнала.
Я бросился через дорогу — курьезная фигура: голый, с котомкой за плечами и болтающимися на шее ботинками. Фары автомобиля по-прежнему горели. Из-за их слепящего света с той стороны нас точно никто видеть не мог. Я юркнул в канаву и поморщился, наступив на острый камень. Сбоку от меня, в пятидесяти футах от дороги, широкими кругами расхаживал человек с фонарем. Где-то настырно стрекотала цикада.
Машина попятилась, подрулила задом к обочине, затем двинулась вперед: значит, шофер на месте и разворачивается. Должно быть, они проехали вперед по шоссе, рассчитывая отрезать нам путь и вернуться к реке, дабы прочесать всю территорию шаг за шагом, пока мы не попадемся. Никто как будто не хватился человека, который сейчас тихо лежал в дренажной трубе.
Автомобиль развернулся и поехал с черепашьей скоростью, освещая фарами дорогу, которую я только что пересек. Оставалось надеяться, что Гастон хорошо укрылся с той стороны. Я его не видел. Свет скользнул над головой, и я упал на дно канавы. Машина подъехала и остановилась прямо надо мной. Я видел, как шофер всматривался в ветровое стекло. Он наклонился вперед. Уж не заметил ли он Гастона? Потом до меня дошло, что водитель искал человека, который шел пешком и проверял канаву. Долго же ему придется его высматривать.
Шофер открыл дверь, высунулся и одной ногой встал на подножку. Машина была тяжелая на вид, с выступающими крыльями. В свете больших чашевидных фар клубилась пыль и танцевали мошки. Нечего лежать и глазеть, подумал я. Лучшей возможности у меня не будет.
Подобрав тяжелый камень, я тихо поднялся на четвереньки и выполз из канавы. Водитель стоял, положив руку на дверь, и смотрел вперед. Он повернулся ко мне спиной и пригнул голову, собираясь опять сесть в машину. В два шага я преодолел разделявшее нас расстояние и изо всех сил треснул его по темени. Бедняга повалился на сиденье. Я отпихнул его, вскочил в кабину и закрыл дверь. В темноте, при закрытой двери, пригибаясь, непросто было снять с него куртку, но мне удалось. Надев трофей, я плюхнулся на сиденье. Никто не поднял тревогу. Три фонаря по-прежнему блуждали в поле. Тихонько урчал мотор. Я взглянул на приборную доску. Руль в центре, на полу три педали. Я осторожно проверил их. Легкое нажатие на левую — и мотор заработал быстрее: ясно, это акселератор. Логично заключить, что правая — тормоз. Тогда третья должна быть педалью сцепления. Я нажал на нее, и автомобиль вздрогнул. Тормоз тоже оказался в порядке.
Я снова надавил на среднюю педаль и медленно двинулся с места: сцепление включилось, педаль ослабла — автоматическая коробка. Я повернул к правой стороне дороги и тихо подкатил к обочине. По моим расчетам, Гастон должен прятаться где-то здесь. В темноте, как ни всматривайся, ничего не разобрать.