— Старая ведьма здесь,— пискнула она.— Ганвор, она трубку курит. У нее там, наверное, измельченные внутренности саламандры.
— Она ж услышит тебя, негодница,— прицыкнула на нее Хильда.— Скажи ей, пусть подождет, пока господа не позовут...
Ингалиль взвизгнула и отскочила, а мимо нее протиснулась согбенная древняя старуха в шляпе с опущенными полями. Изъеденная временем рука сжимала кривую палку. Живые черные глаза, быстро скользнув по всему помещению, сосредоточились на мне. Я уставился в ответ, отметив боковым зрением шишковатый нос, беззубые десны, торчащий подбородок и свисающую вдоль запавшей щеки белую прядь. Трубки я не увидел, но у меня на глазах старуха выпустила из ноздрей последнюю порцию дыма.
— Кому тут требуется целительное прикосновение матушки Гудвилл? — проскрипела она.— Ну конечно, вам, сэр. Вам, проделавшему такой странный долгий путь... и которому предстоит еще более странный и долгий...
— Брось, я ж тебе говорила, что это новый джентльмен,— влезла Ингалиль. — А что в корзинке?
Она протянула руку, собираясь приподнять уголок клетчатой красно-белой ткани, прикрывающей корзину, и взвизгнула, когда клюка треснула ее по костяшкам пальцев.
— Следи за манерами, милочка,— ласково пропела матушка Гудвилл.
Она зашаркала к креслу, плюхнулась в него и поставила корзинку на пол у ног.
— Итак, матушка Гудвилл,— взволнованно начала Ганвор,— этому господину нужна от вас только незначительная помощь в...
— Он хотел бы отодвинуть завесу прошлого, чтобы яснее читать в будущем,— проскрипела карга.— И он хорошо сделал, что позвал старую матушку Гудвилл. Ну-с...— Тон ее сделался резче.— Если нальешь мне глоточек, Ганвор, чтобы я немного восстановила силы... А потом вам всем придется выметаться — кроме милорда, нового джентльмена, разумеется.— Она ухмыльнулась в мою сторону, словно хищная птица.
— Меня не интересует будущее...— начал я.
— Не интересует, сэр? — Старуха закивала, как будто соглашаясь.— Тогда вы странный смертный...
— Но мне нужно вспомнить некоторые вещи,— продолжал я, игнорируя ее рекламные ходы.— Может, под легким гипнозом я смогу...
— Итак, стало быть, это в прошлое вы хотели бы заглянуть, как я поняла,— невозмутимо подхватила старуха.
Ганвор, звякнув посудой в буфете, протянула гостье стакан, затем занялась уборкой тарелок со стола. Ингалиль и Хильда молча трудились рядом с ней.
Матушка Гудвилл почмокала губами над коньяком и махнула несоразмерно большой, испещренной бурыми пятнами ладонью.
— Прочь, мои цыплятки, быстро! — проквакала она.— Я чувствую, на меня снисходит дух! Сила струится в завихрениях звездных полей! Странные видения перемешиваются, словно призрачные змеи в котле! Что это? Что это?!
Ай, и впрямь любопытные вещи нашептывают мне нынче духи...
— Болтовню о духах можешь пропустить,— фыркнула Хильда.— Мистеру Баярду нужно от тебя только...
— Займись лучше своими делами, девочка,— рявкнула старуха.— А не то я нашлю на тебя такую судорогу, что даже самый распрекрасный деревенский хахаль по эту сторону Багдада не сможет развести в стороны твои коленки! Все! Брысь!
Женщины вылетели вон, а ведьма повернулась ко мне,
— Теперь к делу, сэр.— Она перешла на вкрадчивый тон. — Что вы готовы пожертвовать бедной старухе за горсть утраченных воспоминаний? Позабыли ли вы любимую, или восторги юности, или ключ к счастью, узренный однажды и исчезнувший навеки?
Я с улыбкой смотрел на нее.
— Вы получите хорошую плату, только давайте пропустим остальную часть болтовни. Лучше сразу перейдем к сути дела. У меня есть основания полагать, что я подвергся искусственно вызванной амнезии. Вероятно, в результате постгипнотического внушения. Я хочу, чтобы вы меня загипнотизировали и посмотрели, нельзя ли снять блок.
Матушка Гудвилл подалась вперед и вперила в меня острый взгляд.
— В вас есть нечто странное... нечто, что я никак не могу распознать. Словно бы ваши глаза устремлены на горизонты, невидимые другим людям...
— Допустим, я странный персонаж, но, надеюсь, не настолько странный, чтобы меня нельзя было загипнотизировать или, если вам будет угодно, зачаровать.
— Ты говоришь, кто-то копался у тебя в голове и забрал твои воспоминания. Кому могло понадобиться проделать с тобой подобную вещь, парень, и почему?
— Возможно, если у вас все получится, я смогу это выяснить.
Она коротко кивнула.
— Я слышала о таких вещах. Заклятие тьмы, налагаемое при свете кроваво-красной луны...
— Матушка Гудвилл, — перебил я,— давайте четко договоримся: при каждом упоминании заклятий, магии, темных сил или рождественских гусей плата снижается. Меня интересует чисто научный месмеризм. Хорошо?
— Что, господин хороший? Уж не собираетесь ли вы учить Повелительницу Тьмы ее ремеслу?!
Формальности начинали меня утомлять.
— Может, мы лучше просто забудем об этой затее? — Я сунул руку в карман за монетой.— Я, наверное, ошибся...
— Стало быть, вы хотите сказать, что матушка Гудвилл мошенница? — Голос ведьмы зазвучал подозрительно мягко.
Взглянув на нее, я заметил искру, полыхнувшую в черных и ярких, как полированные опалы, глазах.
— Уж не думаете ли вы, что старуха явилась, чтобы сыграть с вами шутку, чтобы перехитрить вас, чтобы надуть, как неоперившегося птенца, чтобы...— Она все бормотала, и голос ее доносился теперь издалека, словно приливная волна рокотала в прибрежном гроте, отдаваясь эхом, эхом...
— ...десять!
Я резко открыл глаза. Женщина с бледным, почти красивым лицом, задумчиво опершись на локоть, смотрела на меня. В руке она держала сигарету. Темные волосы были собраны на затылке в тугой узел. Простая белая блуза, расстегнутая у ворота, открывала сильную грациозную шею. На лбу лежал единственный непослушный локон.
Я обвел глазами комнату. Снаружи уже стемнело. Где-то громко тикали часы.
— Что случилось со старой каргой? — брякнул я.
Женщина, едва заметно улыбнувшись, махнула ухоженной рукой на черный плащ, свисавший со спинки соседнего стула, и прислоненную к нему корявую клюку.
— В этом жарковато работать,— пояснила она негромко.— Как вы себя чувствуете?
Я прислушался к себе.
— Прекрасно. Но...
Заметив торчавшую из-под края плаша прядь жестких седых волос, я выбрался из кресла и приподнял ткань. Так и есть: там лежали бородавчатая резиновая маска и пара шишковатых перчаток.
— В чем смысл этого наряда?
— Он помогает мне в моем... бизнесе. Итак...
— Вы сумели одурачить меня благодаря плохому освещению,— перебил я.— Надо понимать, Ганвор и остальные в курсе шутки?
Она отрицательно покачала головой.
— Никто никогда не видит меня при хорошем освещении, мистер Баярд. И даже тогда никто не хочет подходить слишком близко. Они простые обыватели. По их мнению, бородавки и мудрость неразделимы, так что приходится соответствовать их представлению о деревенской знахарке, иначе никто не станет искать моих услуг. Вы единственный, с кем я поделилась своей маленькой тайной.
— Почему?
Она смерила меня проницательным взглядом.
— Вы весьма необычный человек, мистер Баярд. Настоящий человек-загадка. Вы рассказали мне... множество вещей. Странных вещей. Вы говорили об иных мирах, похожих на наш здешний, знакомый мир, но других, чуждых. Вы говорили о людях, которые как звери, одеты в потрепанные волосы...
— Дзок! — выкрикнул я. Руки непроизвольно метнулись к голове, словно в порыве выжать из мозга воспоминания, подобно зубной пасте из тюбика.— Хагруны и...
— Спокойней, спокойней, мистер Баярд,— умиротворяюще произнесла женщина.— Ваши воспоминания — если это истинные воспоминания, а не горячечный бред — все здесь, в целости и сохранности, только позовите. Теперь отдых. Постепенное снятие вуалей с вашего сознания далось нелегко нам обоим. Тот, кто стремился похоронить ваши видения странных эдемов и немыслимых преисподних, настоящий мастер-месмерист. Но теперь все обманы раскрыты.
Я посмотрел на нее, и она улыбнулась.
— Я и сама врач не из последних,— негромко произнесла она.— Но в эту ночь был брошен вызов всему моему мастерству.
Она поднялась, подошла к зеркалу в раме на стене, изящно заправила на место прядь волос. Я смотрел на нее — и не видел. Мысли о Барбре, пылающей фигуре на темном складе, бегстве с Дзоком из хагрунской тюрьмы теснились, отпихивая друг друга, громко требуя, чтоб их выпустили, обдумали, взвесили.
Матушка Гудвилл сняла со стула плащ, одним движением обернула его вокруг плеч и сгорбилась. Белые руки натянули маску на лицо, поправив нос и рот. За маской последовали перчатки с париком, и теперь только яркие молодые глаза смотрели на меня с морщинистого старого лица.
— Отдыхайте, сэр,— проквакала древняя карга. — Отдыхайте, спите, смотрите сны и позвольте этим беспокойным мыслям заново отыскать и занять привычные места. Я навещу вас завтра. Матушке Гудвилл хотелось бы узнать побольше о вселенных, что, по вашим словам, таятся за порогом этого бренного мира.
— Постойте,— окликнул я.— Я не заплатил вам... Она махнула рукой с выступающими узловатыми венами.
— Вы отлично заплатили мне содержанием ваших видений, сэр. Спите, я сказала, а проснитесь освеженным, сильным, с умом острым, как лезвие бритвы. Ибо вам потребуется вся ваша сила, чтобы встретить то, что ждет вас в еще не наступившие дни.
С этими словами она вышла. Я протопал по коридору в мою темную комнату, сбросил одежду на стул, упал на пуховую перину и провалился в беспокойный сон.
Прошло три дня, прежде чем я почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы нанести ответный визит матушке Гудвилл. Ее домик напоминал покрытый соломенной крышей ящик из потрепанного непогодой камня, почти затерявшийся в переплетении стеблей ползучей розы, нередко свернувшихся в жгуты толще человеческого запястья и отяжелевших от крупных темно-красных цветов. Я протиснулся в ржавую калитку, пробрался по заросшей нестриженым рододендроном дорожке к дому и громадным бронзовым дверным молотком постучал по низенькой, почерневшей от времени дубовой двер