Я лежал под деревом, уставясъ в небо и отдыхая — как я себе говорил — или ожидая появления другого кота, менее разборчивого. У меня были шансы — больше одного,— и я все их протратил. Я ловко ускользнул на хагрунском челноке — и беспомощно позволил ему приволочь себя в их пещерный город, позволил схватить себя без борьбы, думая, что узнаю что-нибудь у этих людей-горилл. И когда сочетание вражеской глупости и моей удачи дало мне новый шанс, новый челнок, я снова принял неверное решение, позволил Дзоку уболтать меня и был приговорен к жизни в ссылке. И в третий раз — после того как мои безумные догадки оправдались — я запаниковал, бежал от врага, не задержавшись испытать доморощенный челнок. И каждый раз я все больше удалялся от исходной точки. В категориях сетевых расстояний, может, и рукой подать, но бесконечно далеко от какой бы то ни было надежды на спасение — не говоря уже о надежде предупредить имперские власти о нависшей опасности.
Я поднялся и двинулся вспять, туда, где оставил обломки челнока. В голове ворочалась неясная мысль снова пошарить в обломках кораблекрушения, вот только чего ради? Мной руководил слепой инстинкт того, кто за короткое время впитал в себя все мыслимые несчастья и подменяет бездумным действием мучительность рассуждений.
Тащиться обратно по пройденной территории оказалось труднее. Следуя за руслом реки, я миновал уже покинутый птицами громадный остов и добрался до болотистой низинки, где растоптанные обломки моей грубой хижины давали исчерпывающее представление об ошибочности выбора места для стоянки.
К этому моменту у меня уже оформилась некая идея. Там у челнока валялась груда металла — останки изначальной катушки Максони. Возможно, мне удастся каким-то образом использовать материал: выковать из него наконечники для копий или сделать огниво для запальных целей...
Порыв иссяк. Живот у меня болел, я устал. Сейчас мне хотелось пойти домой, принять славную горячую ванну, заползти в постель и чтобы кто-то мягкий, благоухающий и аппетитный остудил бы мой горячий лоб и рассказал мне, какой я потрясающий парень...
Здесь было легко наблюдать механизм развития шизофрении в действии. Переход от мечты к уверенности в ее реальном исполнении совершался мгновенно. Я сделал пару глубоких вдохов, выпрямил спину и направился к месту пожара. Постараемся еще немножко поцепляться за действительность. Когда она сделается невыносимой, я знаю, безумие раскроет мне спасительные объятия.
Через обугленное пятно земли вели звериные следы, отпечатки копыт, лап и...
Я согнулся пополам, прищурившись, боясь ошибиться. Отпечатки стоп, человеческих или очень на них похожих. Теперь я понял, каково было Робинзону Крузо: доказательство присутствия себе подобного мгновенно породило в позвоночнике холодок уязвимости. Я в три прыжка достиг стены джунглей на краю гари, распластался на земле и просканировал окрестности. Сколько я себя ни уговаривал, что это зигзаг удачи, первая настоящая надежда, инстинкт, который старше теорий о братстве человеков, твердил, что я столкнулся с самым опасным хищником в мире.
Тот факт, что мы могли принадлежать к одному виду, означал лишь конкуренцию за охотничьи угодья.
Копье у меня было так себе, да и за умение обращаться с ним мне вряд ли светила медаль. Я ощупал карманы на предмет камней и обнаружил раздавленное яйцо. На мгновение я осознал комичность ситуации во всей ее полноте и едва не прыснул. Но тут где-то рядом раздался звук, непонятно, откуда именно. Подавшись назад, я осторожно приподнялся и пристально оглядел лес у себя за спиной. Ничего. Следовало оценить положение. Если я прав и здесь побывал именно человек, важно установить контакт. Даже у первобытного дикаря должны иметься зачатки культуры: пища, огонь, какая-то одежда, укрытие. Я, со своей стороны, владел умениями: гончарным делом, плетением корзин, принципом изготовления лука. Возможно, нам и удастся договориться, но только если я переживу первую встречу.
Послышался шелест, затем треск, и гарь пересекло похожее на оленя животное. Я выдохнул, не подозревая, что задерживал дыхание. Вот бы узнать, сколько времени назад появились человеческие следы. Однако нельзя же лежать тут вечно. Я выбрался из кустов и быстро осмотрел обгорелый челнок. Никаких перемен.
Моим вниманием снова завладели следы. Отпечатки принадлежали не босым пяткам, а чему-то вроде плоских сандалий. Они вились цепочкой через гарь, обходили челнок по кругу и снова удалялись в лес. На последнем отрезке они явно перекрывали вмятины от моих собственных ботинок. Шел ли загадочный посетитель за мной намеренно или наткнулся на мой след случайно, в любом случае его присутствие отнюдь не способствовало умиротворению.
Я постарался заглушить инстинкт, велевший мне убираться от этого места как можно дальше. Мне надо было встретиться с этим парнем — и на моих собственных условиях. Перспектива убийства меня вдохновляла мало, но и разводить церемонии с открытыми ладонями, мол, я друг, в мои планы также не входило. Оставалось захватить его в плен.
Работать на открытом месте рискованно, но жить вообще небезопасно. Если разыскивавший меня человек шел по моему следу, а затем потерял его где-то на возвышенности, то рано или поздно он непременно вернется сюда поискать снова. Я почему-то не сомневался в этом. А когда он придет...
Часа два я усердно трудился, устраивая ловушку. Она не отличалась изысканностью, и если мой потенциальный пленник хоть немного знает лес — а он должен знать, чтобы здесь выжить,— то ни за что в нее не попадется. Однако даже заведомо бессмысленная деятельность, если хотите, трудотерапия, лучше тупого сидения в мокрых от недавнего дождя кустах в ожидании неизвестности. Для поднятия духа полезно лелеять заблуждение, будто инициатива в твоих руках.
Сооружение состояло из неглубокой ямы, вырытой в мягкой почве и покрытой легкой решеткой из ветвей и листьев, замаскированной набросанными на нее комьями обугленной земли. Копать пришлось голыми руками с помощью обломка доски, а землю сваливать под кусты, где ее загораживала стена листвы. Дырка получилась не больше четырех футов глубиной, но для моих целей хватало: лишить незнакомца равновесия, дабы иметь возможность навалиться на него, вполне достаточно для начала переговоров.
От потраченных на строительство западни усилий опять засосало под ложечкой. Я выскреб из кармана одно из раздавленных яиц и съел его. Теперь следовало отыскать укрытие и приготовиться действовать, когда жертва наступит на ловушку. Я выбрал место слева чуть поодаль, устроился так, чтобы выскочить оттуда в психологически точный момент, и приготовился ждать.
Яма притаилась как раз перед останками челнока, в том месте, где проход внутрь обязательно привлечет любопытную жертву. В качестве дополнительной приманки я бросил в проем отделанный кружевами платок. Его одолжила мне Оливия, чтобы промокнуть лоб во время последнего всенощного бдения, и он еще хранил аромат духов, который привлечет первобытного дикаря надежнее, чем россыпь золотых монет. Я сделал все, что мог. Следующий шаг был за противником.
Очнувшись от легкой дремы, я обнаружил, что на дворе уже поздний вечер. Деревья черным кружевом проступали на ало-золотом небе, и только стрекот кузнечиков да пронзительные трели какой-то пичуги нарушали общий покой...
А затем раздался хруст подлеска, треск ломающихся ветвей, шум тяжелого дыхания... Я застыл, всматриваясь в темноту. Он приближался. Черт, он уже здесь! И даже не пытается скрываться. Этот абориген так уверен в себе... Не следует ли из этого, что здесь, в своих излюбленных местах, он является верхним звеном пищевой цепочки? Я попытался представить себе человека, способного противостоять королевскому коту, которого я видел днем, и бросил это занятие как слишком обескураживающее. И такому парню я собирался подставить ножку, а потом угрожать черенком от швабры...
Я сглотнул застрявшую в горле старую кукурузную шелуху и снова прищурился. Через гарь, поминутно озираясь, двигалась высокая сутулая фигура. Явно в поисках меня. Эта мысль не добавила оптимизма. Оружие разглядеть не удавалось. Я стиснул копье и постарался дышать медленно, ритмично и глубоко. Он уже подобрался почти вплотную, остановился окинуть взглядом челнок, затем повернулся к входному проему. Носовой платок белел в темноте, а запах... Он сделал шаг, другой. Вот уже совсем близко — смутная темная тень в глубоких сумерках...
Послышался сдавленный крик, треск, глухой удар. Я тут же выскочил из укрытия, спотыкаясь, пронесся через переплетение корней с копьем наперевес и резко затормозил перед бледным туловищем и темной головой человека, который бился по пояс в моей яме, пытаясь за что-нибудь ухватиться.
— Ни с места! — рявкнул я сквозь стиснутые зубы и, держа копье наготове, навис над замершим человеком, несуразно узкоплечей и длиннорукой фигурой, чье лицо казалось темным провалом под белым пятном шлема...
— Ну, Баярд,— раздался голос Дзока,— веселую погоню ты мне устроил, доложу я тебе!
— Это было нелегко, старина,— говорил Дзок, протягивая мне вторую чашку кофеподобного напитка, который он сварил на им же разведенном маленьком костерке.— Уверяю тебя, мои отношения с Советом сильно натянулись из-за того, что я привез тебя в Ксониджил. Однако, как говорится, лучшая защита — нападение. Я выступил со встречным обвинением против министра Сфуджила по поводу компрометации официальной позиции СМЛН, незаконной постановки под сомнение полномочий агента, провал попытки передать вопрос государственной безопасности на расширенное заседание Совета...
— Что-то я не улавливаю, Дзок,— перебил я,— Ты заманил меня в Ксониджил, пообещав мне помощь против хагрун...
— На самом деле, Баярд, я лишь обещал сделать все, что смогу. Нам просто не повезло, что Сфуджил заседал в Совете на той неделе. Он отъявленный ксенофоб. Мне и в голову не приходило, что он рискнет потребовать ссылки на основе сфабрикованного обвинения...