полной мере, и Америка не пошла на закрытие космодрома в Кейпе. Переговоры, если в данном контексте вообще употребимо подобное слово, продолжаются. Но отделить зерна от плевел сейчас очень непросто.
А Бенни прислал мне новое стихотворение.
Писал опять всю ночь. Прими. Пусть мир жесток
От прежних слов Моих, от дум моих кручинных
Мечтою веет. Ухожу, коль вышел срок,
Один… Но не затем, чтоб в штормовой пучине
Щемящую тоску похоронить.
Фаянсова луна – но не разбита.
Беречь себя – твой долг. Шторм рушит сны.
Рим пал, но вечны весны, вечны иды.
Не верь менялам. Правда их есть ложь.
Беги от сильных. Боль страшней, чем скука.
Взывая к Небесам, ты обретешь
Спокойствие на сердце, твердость духа.
А подлецу – пора бы по лицу.
Ты веришь мне? Письмо пришло к концу.
Письмо было опущено в почтовый ящик в Денвере. Бенни отправился в бега.
В его последнем произведении уже проглядывала какая-то членораздельная – в отличие от первого стихотворения, присланного мне, – мысль. Кроме того, между строк отчетливо сквозил страх. И все же стиль был чужой, словно кем-то навязанный Аронсу. Бенни никогда не работал в такой манере… Что касается формы… Да, отдавал предпочтение малым формам, не замахиваясь на эпические поэмы. Но зачем ему понадобилось сковывать себя жестким четырнадцатистрочным – сонетным – каркасом? Тут что-то не чисто, решила я и принялась вчитываться в заключительные двустишья.
Сначала ничего интересного углядеть не удавалось. Я даже решила бросить свое занятие, полагая, что если в строки и вложен какой-то тайный смысл, то отыскать его мне будет не под силу – Бенни, как шифровальщик, явно переусердствовал. К тому же сама я не знаю механику стиха, сама никогда ничего подобного не сочиняла. Да и в школе, и в университете уделяла поэзии крайне мало времени.
– Письмо от Бенни? – спросил Джефф, заглядывая мне через плечо.
Я даже подпрыгнула от неожиданности и прижала листочки к груди.
– Это глубоко личное послание, – заявила я. – Аронс не рассчитывал, что его письмо станет читать кто-то, кроме меня.
Джефф покачал головой.
– Не волнуйся. Я увидел только то, что это – стихи. Что же в этом страшного? – Джефф сел напротив. – Поужинаем вместе?
– Не рано? – протянула я. – А то я бы не прочь ещё немного поваляться.
Мы договорились встретиться с Джеффом в холле в восемь.
Джефф оставил меня в покое, и уже через несколько минут я нашла ключ к шифру. Последняя строка первого стихотворения бросалась в глаза: «Руки согреешь над пламенем красных строк» – и по рифме подчеркнуто перекликалась с началом второго письма: «Пусть мир жесток…» Я заинтересовалась: не акростих ли? Прочла снизу вверх: «Т А С В Б Н…» Галиматья. Стала читать сверху вниз – все сходится, «разве что мягкого знака не хватает во втором письме после пятой буквы, но я его, конечно же, мысленно добавила. „ПОМОЩЬ ФБР“. Далее – бессмыслица. Я схватилась за первое стихотворение. Тут в третьей строчке напрашивались в текст сразу две начальные буквы: „ДА ОНИ УБИЛИ ЕЕ“.
Итак, мы с Бенни были правы – они убили. Но что означает загадочная фраза «ПОМОЩЬ ФБР»? То, что Бенни обратился в ФБР? Или он просит меня сделать это?
Акростих акростихом, но существовало ещё и содержание стихотворений Аронса. Глубину первого я не постигла, сплошной туман, набор случайных фраз. Только последняя строка ясна и останавливает на себе внимание. Во втором «произведении» внятной информации оказалось больше. «Вышел срок» – выходит из игры, из заговора, бежит от «пучины». Тут четко. И вся вещь пронизана острым чувством страха. Он предчувствует беду. Предпоследняя строка: «…пора бы по лицу» – пожалуй, означает: «…пора бы полицию» подключить. Но, Боже, сколько ещё намеков рассыпано там по строфам, только один Бенни и ведает. Подтекст, скрытый в метафорах смысл, логический ребус. Но при чем тут, к примеру, Рим, весны, иды? Пятнадцатое апреля? Пятнадцатое мая? На чем Бенни пытался акцентировать мое внимание?
Сегодня я приняла таблетку клонексина раньше обычного и постаралась уснуть. Но даже задремать не сумела – мешали тревожные мысли и закат во все окно. В комнате я никуда не могла спрятаться от этого заката. В конце концов я взяла книгу и спустилась в холл.
В назначенный час здесь появился и Джефф. Мы двинулись по направлению к морю, время от времени заглядывая по пути в какой-нибудь из бесчисленных испанских баров. Здесь они называются «тапа» и представляют собой комбинацию собственно бара-рюмочной с вином, пивом – и закусочной. Вы берете выпивку, закуску, расправляетесь с ними и, не торопясь, перебираетесь в следующий бар. Во многих заведениях вам предлагают рыбные блюда. Я старалась не думать, в какой грязной воде выловлены эти «деликатесы».
Почти во всех барах было многолюдно, шумно. За столиками свободных мест не отыскать – пристраивайся к стойке. Но мы нашли один относительно спокойный бар. Здесь Джефф счел нужным заметить, что сегодня я не слишком разговорчива.
– Тебя что-то беспокоит? – спросил Джефф.
– Ты не знаешь, с какого бока надо подступать к этой морской твари? – указала я на блюдо. Из даров моря я заказала себе нечто в маринаде.
– Что-то с Бенни?
Думаю, именно в эту минуту я приняла окончательное решение. В ответ на вопрос я кивнула.
– Ты же знаешь, что ничего серьезного с ним произойти не может, – сказал Джефф. – Я за него спокоен.
– Не торопись, – ответила я. – Ты понимаешь, что Бенни мне такой же близкий друг, как и ты?
Я прокусила рыбью чешую. Под чешуей было кислое волокнистое мясо. Выложить Хокинсу все как есть, начистоту?
– Бенни попал в гадкую переделку, – выдохнула я, – Его жизнь – в опасности.
Джефф опустил стакан с вином на стол, не пригубив.
– Аронс заболел?
– Нет… А если даже и заболел, то, уверена, это его сейчас тревожит в последнюю очередь. – Я допила свое вино и жестом показала бармену повторить порцию. Человек за стойкой уставился взглядом в пол. Здесь не принято, чтобы дама делала заказ. – Отчего бы тебе не выпить и не заказать нам ещё по стакану? – попросила я Джеффа.
Он моментально исполнил мое пожелание.
– Что же тревожит Аронса в первую очередь?
– Не знаю, как они в действительности называются, – начала я. Официант поставил перед нами поднос с едой. Джефф, отчаянная душа, заказал креветок. Я же, изучив овощной раздел меню, остановилась на авокадо. – Понимаешь, несколько месяцев назад мы с Бенни прибились к одной из неформальных политических групп. Или организаций, черт их разберет. Они действуют как бы в подполье, но это конспирация ради конспирации. Насколько мы поняли, насколько нам было объяснено, ничего противозаконного за ними не числилось.
– Коммунисты?
– Они не по этому принципу объединены, – сказала я. – Эдакие радикалы, настроенные против правительства и режима. Есть среди них и коммунисты, и откровенные анархисты, и даже либертарианцы, правое крыло. Разные люди, которых объединяет одно – неприятие нынешнего правительства. А может, и строя. Джефф трудился над креветкой.
– Так, говоришь, они никак не называются?
– Всякий раз они называются по-разному, в зависимости от цели, которую преследуют в каждом конкретном случае, – сказала я. – Бенни считает, что у организации есть название, но оно известно только посвященным.
– Похоже, Бенни прав, – кивнул Хокинс.
– Ты что-то слышал о них?
– Нет. По официальным каналам, по крайней мере. Но земля полнится слухами. – Джефф взял лимон и выдавил сок на креветку. – В последнее время умирает слишком много политиков. Причем они умирают отнюдь не в преклонном возрасте, а в период расцвета карьеры. Особенно представители консервативного крыла лобби. – Джефф посмотрел мне в глаза. – Какого черта, однако, ты связалась с их организацией? Ну, я ещё могу понять Бенни. Но тебя…
– Страсть к познанию. К исследованию… – Мне удалось улыбнуться. – Я любопытна.
– Больно уж опасен объект, выбранный тобой для изучения, – сказал Джефф.
– На первых порах мне так не показалось. Скорее они походили на шизофреников, страдающих манией величия и мечтающих переделать общество на свой лад. Но потом я увидела их в несколько ином свете. После одного весьма подозрительного инцидента. Якобы самоубийство. – И я рассказала Джеффу о том, как Бенни Аронс столкнулся на Пенсильванском вокзале с возвращавшейся из Вашингтона Кэтрин. И к чему это привело.
Затем я показала Хокинсу оба письма Бенни. Обе шифровки.
– Думаешь, Бенни увяз в этом дерьме посерьезней, чем ты? – спросил Хокинс.
– Не сомневаюсь. Могу судить об этом уже по тому, что о некоторых своих поступках он даже мне боится говорить, – ответила я Джеффу.
– Но он, как следует из письма, посетил ФБР. Или, по крайней мере, решил связаться с ними. Через тебя.
Я опустила голову.
– Ты наведешь справки?
Джефф замялся.
– Марианна, ты действительно хочешь, чтобы я занялся этим делом? И уверена в том, что ты персонально не совершила ничего противозаконного?
– Не совершила, – ответила я. – Всего «криминала» на мне – статистический анализ.
– Все равно, и это может быть достаточно опасно. – Джефф надолго задумался, потом поднял на меня глаза. – Ладно, я выясню. Да и пока нет никаких оснований подключать тебя напрямую к ФБР. Давай подождем немного. Вот приедем в Женеву, и я схожу в Интерпол, позвоню от них.
– От них?
– Особо защищенный канал связи, – пояснил Хокинс. Он взял письма Бенни и принялся внимательно изучать их. – Кстати, ты на днях не звонила в Ново-Йорк? – спросил Джефф.
– Нет. Слишком дорого. Невероятно дорого, – ответила я.
– На что-то Бенни тебе тут намекает, – сказал Джефф. – Почему он пишет слово «Небеса» с заглавной буквы? «Взывая к Небесам, ты обретешь спокойствие на сердце, твердость духа», – процитировал Джефф.