Китаянка обняла его.
— Конечно, бывает, глупенький. — В ответ он крепко обнял ее. А она взяла его за руку и улыбнулась. — Знаешь, — сказала она потом, — я не перестаю удивляться тому, как, в конце концов, обычна жизнь.
Глава 21
Дочь Маргариты родилась ночью. Не было видно ни единой звездочки. Корабль пробивался сквозь грохот и скрежет. Счастливый отец в это время возглавлял бригаду, занимавшуюся дальнейшим укреплением обшивки. На первый крик младенца ответом был гром погибающих за бортом корабля миров.
А потом все немного успокоились. Ученые проводили расчеты и наблюдения и мало-помалу стали что-то понимать в природе неведомых сил, несущих корабль сквозь световые годы. Получив новые программы, автоматы вели «Леонору Кристин» вперед вместе с космическими вихрями и смерчами.
Далеко не у всех было праздничное настроение, но тех, кто выразил такое желание, собрали Иоганн Фрайвальд и Джейн Седлер. Приглушив освещение, Джейн отгородила часть спортивного зала. Украшения на стенах, развешенные ею к празднику Всех Святых, выглядели живо и весело.
— А нужно ли это? — негромко спросил Реймонт у Чиюань, когда они вошли вдвоем.
— По календарю скоро праздник, — объяснила Джейн. — Почему бы не совместить два события? Фонарики такие красивые.
— Слишком о многом напоминают. Не о Земле, наверно… что уж тут вспоминать, а о…
— Да, я тоже об этом думала. Полный корабль ведьм, чертей, вампиров, гоблинов, привидений, и все вопят, призывая начало шабаша. Ну а мы чем лучше? — сказала Седлер и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее.
— Мне самому охота маску на себя напялить — страшную, с крючковатым носом, честно!
Остальные согласились, что идея хороша. Выпили больше, чем обычно, развеселились, зашумели. В конце концов вытащили на сцену Бориса Федорова, напялили и на него венок, вручили скипетр, рядом поставили двух девушек, которые должны были выполнять каждое его желание. Кое-кто встал в круг, взявшись за руки, и все запели песню, которая уже тогда была жутко древней, когда корабль покидал родину:
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
В раю или в аду,
Везде друзей найду,
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Майкл О’Доннел припозднился — только что закончилась его вахта. Он попытался прорваться к Федорову.
— Эй, Борис! — крикнул он, но его заглушил хор, упоен-но распевающий строки блюза:
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
Билетик в райский сад
Не стоит ни гроша,
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
О’Доннел забрался-таки на сцену.
— Эй, Борис. Поздравляю!
Когда я сдохну, так и быть, возьмите мой велосипед,
Когда я сдохну…
— Спасибо! — крикнул в ответ Федоров. — Только работенка в основном Маргарите досталась. Молодчина она, правда?
А я пешком попру
К апостолу Петру…
— Как назовете малышку? — спросил О’Доннел, пытаясь перекричать хор.
Сыграю в кости я с апостолом Петром…
— Пока не решили! — откликнулся Федоров и приветственно помахал початой бутылкой. — Одно скажу точно: только не Евой.
И если повезет…
— Эмбла? — предложила Ингрид Линдгрен. — Это первая женщина в «Старшей Эдде»[33].
То пиво — за мой счет…
— Тоже не пойдет, — мотнул головой Федоров.
Сыграю в кости я с апостолом Петром!
— И Леонорой Кристин называть не стану, — продолжал инженер. — Никаких таких символов… Пусть будет сама по себе.
Хор пошел вокруг него хороводом, продолжая самозабвенно распевать:
Удастся выпить ли на небе — вот вопрос?
Удастся выпить ли на небе — вот вопрос?
Так пей, пока мы тут,
Так пей, пока дают!
Удастся выпить ли на небе — вот вопрос?
Чидамбаран и Фоксе-Джемисон, казалось, придавлены громоздкой аппаратурой. Они совершенно потерялись среди приборов, на разные лады мигавших разноцветными лампочками пультов и экранов. Оба встали, как только вошел капитан Теландер.
— Вы просили меня прийти? — спросил он равнодушно. — Какие новости? Последний месяц прошел относительно спокойно…
— Покою конец! — взволнованно воскликнул Фоксе-Джемисон. — Элоф сам пошел за Ингрид Линдгрен. Простите, что не сходили за вами, сэр. Изображение слабое и может исчезнуть в любое мгновение, надо все время следить. И вы должны первым узнать об этом.
Он вернулся на свое место у пульта. На экране чернела пустота.
— Что вы обнаружили? — спросил Теландер, подойдя поближе к экрану.
Чидамбаран взял его под руку и показал на экран.
— Вон там. Видите?
Еле заметное глазу пятнышко мерцало посередине.
— Естественно, до него еще очень далеко, — нарушил молчание Джемисон. — И дистанцию надо будет сохранять.
— Что это? — испуганно спросил Теландер.
— Зародыш моноблока, — ответил Чидамбаран. — Новое начало.
Теландер стоял и стоял и смотрел на экран, пока не опустился на колени. По лицу его стекали слезы.
— Отче, благодарю тебя… — прошептал он. — Благодарю и вас, джентльмены, — добавил он, поднимаясь. — Что бы ни случилось потом, мы сумели сделать это. Пожалуй, я снова смогу стать капитаном, после того как вы вселили в нас надежду.
На мостик Теландер прошествовал командирским шагом. «Леонора Кристин» стонала, дрожала и тряслась.
Вокруг нее бушевали пожар, буря, пламенел водород зарождающегося в самом, сердце всего сущего нового солнца — сверхсолнца, которое должно было породить галактику. Зародыш Вселенной прятался за излучением, представшим в виде полотен, полос и грандиозных шпилей. Атмосферу рвали в клочья могучие силы: электрические, магнитные, гравитационные, ядерные. Ударные волны распространялись на многие мегапарсеки — приливы, течения, водопады силовых полей. А по границе творения, преодолевая вселенские циклы длиной в миллиарды лет, летел корабль — творение людей.
Летел!
А люди не отходили от приборов и компьютеров, помогая кораблю бороться, преодолевать космический ураган.
— Йяа-а-а-а! — задорно воскликнул Ленкай и подбросил «Леонору Кристин» на гребень «волны», отхлынувшей при взрыве сверхновой. Подбросил и опустил. Взволнованные космолетчики сгрудились вокруг него, глядя на экран. То, что они видели там, нельзя было назвать реальностью — это превосходило пределы понимания — там бушевали силовые поля. Пространство пылало, скручивалось и изрыгало огромные вспышки и сферы.
— Ты устал, наверное? — крикнул Реймонт, не вставая с кресла. — : Ленкай, отдохни. Смени его, Барриос.
Космолетчик покачал головой. Он еще не успел прийти в себя после предыдущей вахты.
— Ладно, — вздохнул Реймонт и расстегнул пряжку ремня. — Попробую сам. Я корабликов много всяких водил на своем веку…
Голоса его никто не расслышал — такой стоял грохот, но все увидели, как констебль поднялся и побрел к пульту управления по качающейся, дрожащей палубе. Реймонт уселся рядом с Ленкаем в кресло помощника и проорал в самое ухо пилота:
— Просвети меня, и я тебе помогу.
Ленкай кивнул. Две пары рук забегали по пульту.
«Леонору Кристин» нужно было держать подальше от разраставшегося моноблока — иначе радиация, безусловно, погубила бы людей. Однако в то же время корабль должен был оставаться в зоне, достаточно насыщенной газами, чтобы продолжать снижение величины тау, преображая гегагоды, текущие по часам великанского Феникса, в часы по корабельному времени. Надо было вести судно через хаос. Стоило промахнуться — и любая из частиц этого хаоса раздробила бы корабль на пылинки. Нельзя было полагаться ни на компьютеры, ни на инструменты, ни на опыт предыдущих полетов. Только на интуицию и отработанные рефлексы.
Постепенно Реймонт освоился с управлением и смог работать один. Ритмы возрождающейся Вселенной ошеломляли, но тем не менее они существовали. Вот тут полегче… а тут вектор в положение «девять часов»… так… а теперь порезвее… а тут снова сбавить ход… не дать опуститься… а теперь скакнуть повыше и подальше от этого полыхающего облака, если полупится… Раздался жуткий грохот. В воздухе резко запахло озоном и сильно похолодало.
Экран погас. Мгновение спустя флуоресцентные панели озарились одновременно ультрафиолетовым и инфракрасным светом, полыхнули и потухли. Те, кто лежали в своих каютах, пристегнувшись, слышали, как по всему кораблю промчались невидимые молнии. А те, кто оставался на капитанском мостике, в отсеке управления, в машинном отделении либо не могли двинуться, либо не сумели перестать двигаться, а потом ощутили такую легкость, что, казалось, тела их вот-вот разлетятся на кусочки: сама инерция настолько видоизменилась — пространство билось в родовых конвульсиях. На краткий миг конечное и бесконечное, мужчины и женщины, дитя и корабль, и смерть — стали едины.
Но все миновало так быстро, что нельзя было сказать — было или нет. Вспыхнул свет, загорелись экраны. Буря забушевала с новой силой. Но теперь сквозь ее пелену то и дело проглядывали отчетливые разрывы и бело-голубые вспышки, мало-помалу сформировавшие два гигантских, сворачивающихся по спирали полотна. Рождались галактики.
Моноблок взорвался. Творение началось.
Реймонт дал полное торможение. «Леонора Кристин» стала сбавлять скорость. Медленнее. Еще медленнее… И вот корабль вылетел туда, где горел новорожденный свет.