Диас Гарсайя кивнул.
— Полагаю, что так, — ответил он. — Я не адепт, как вы знаете. Я офицер и служу моему Женералу. Мы хотим только одного — чтобы следующее правительство Домена с большей благосклонностью отнеслось к законным интересам Эспейни, чем это делало прошлое. Если в дополнение правительство ваше станет геанским… что ж, тогда мы действительно сможем заложить ядро новой цивилизации. — Он затянулся сигарным дымком. — Очень хорошо, — проговорил он, — давайте обсудим подробности. Никто не знает, что произойдет. Например, кандидата менее противоречивого, чем Иерн Ферлей, будет сложнее отодвинуть в сторону, но в случае…
Вы хотите получить оружие. Эспейнь не может предоставить его непосредственно: в таком случае разведка Скайгольма немедленно отметит, что мы производим больше, чем используем, и выяснит место, куда оно направляется. Однако в Мерике мы связаны с Юанью, где можно найти посредника, который устроит сделку. А в наших горах очень удобно втайне тренировать людей… Словом, переходим к деталям, сзр.
Джовейна просто распирало от счастья.
Лоза, Лоза моя, пусть сгустки солнечного света Оставят запыленные бутыли, напомнив нам Закаты льдистые и виноградник, И кисти, налитые алым соком, Что слаще поцелуев, Которыми мальчишка наделяет свою девчонку, Когда скрестятся легких две тропы, И не считай им цену!
Альдебаран среди Гиад не столь уж ярок, Как пламенный кларет[62], что сердце согревает.
Ни золото, ни белизна зимы на море Не схожи с мягким током шардонэ.
Так пей же, пей — доколе не настало время уходить.
— И вновь наши смиренные виноделы сотворили свое повседневное чудо…
— Плик на время умолк… — Ба! — фыркнул он, извлекая сокрушительный дискорд из своей лютни и хлопнув инструментом по столу. — В изобилии, так что нам хватит. Налей-ка доверху, моя дорогая.
Сидевшая напротив Сеси удивленно глядела на него из-за свеяей, пытавшихся разогнать сумрак. Примеру ее на скамьях за ближайшим столом последовало четверо посетителей — моряк, пара рабочих и пейзан, приехавший на рынок — более в «Золотом петушке» никого не было.
Посетитель повалит попозже, когда мужчины пообедают дома, как сейчас это делал хозяин, аслаждавшийся обедом наверху в обществе своей семьи.
— Почему ты остановился? — спросила барменша. — Прелестная песня.
— Ерунда, — фыркнул англеман, — избитая донельзя. В ней нет ни капли вдохновения. Потом мне просто вдруг надоело квакать банальностью о вине и любви, когда можно выпить. — И с внезапной игривостью добавил:
— А потом заняться любовью!
Сеси качнула головой:
— Разве твоя песня предназначалась не мне?.. Ты умолк прямо на середине.
Плик вздохнул:
— Да, я намеревался воздать тебе должное, но эта песня, увы, не достойна моей Лозы. — Плнк покачал головой, прищелкнув языком, склонил набок. — Обещаю тебе сочинить что-нибудь получше. — Он помедлил. — Кстати… могла бы и предоставить мне повод для вдохновения. Сама знаешь какой, пышечка. Начнем с бокала бургундского.
— Я заплачу, Плик, — предложил на брежанеге рабочий.
— Спасибо тебе, Ропарж, — ответил поэт на том же языке. — Если ты способен повторить угощение еще разок, тогда я, возможно, сумею сотворить другую песню… настоящую, чтобы забурлила кровь в жилах.
— Только на нашем линго, ладно? А то я не слишком хорошо понимаю англей. А как насчет твоей «Бандитской баллады»? — Ропарж повернулся к своим компаньонам. — Тебе она тоже нравится, не так ли, Конег? И тебе, загородник, понравится… не сомневаюсь. Бодрит.
Плик подумал.
— Так она ж подрывная. — Многочисленные куплеты песни превозносили подвиги — боевые, за пиршественным столом и в постели — полулегендарного разбойника Жакеза, пять столетий назад ставшего наконечником копья в отпоре, оказанном пейзанами угнетателю Местромору. — Она популярна среди ваших — я слышал, как ее орали на окраинах Кемпера и в селах. Стоит, должно быть, того, чтобы пели.
Ропарж поскреб в своей гриве и задумался. Конег буркнул:
— Ях-ух. А ты знаешь, как теперь харч вздорожал? И жилье, и все прочее. А зарплата стоит на месте. А может, наша Лига заставит главного мастера повысить нам расценки? Нет?
— Но городские Лиги настаивают… — начал фермер.
Конег ядовито закивал:
— С тем же успехом они могут просто походатайствовать за нас перед святыми через голову Местромора.
— Что твоим драгоценным святым твои беды… Они их не волнуют, — взорвался моряк.
Человек этот не первым в здешних стенах говорил без уважения об аэрогенах, но Сеси показала матросу язык, а Плик проговорил:
— Они в этом не виноваты, дело в их собственных законах. По договору об аннексии они не имеют права вмешиваться в домашние дела штата. Если они попробуют пойти на это, вы, брежане, взвоете, как и все в Домене.
— Нечего все валить на нас, все равно мы выращиваем харч, — возразил пейзан. — Нас давят не меньше, чем вас, однако нашу ассоциацию кастрировали только на половину яйца. Но она все равно не может остановить поток дешевого зерна с юга в Ар-Мор. Мы разоримся, если не сумеем закупить хоть немного современных комбайнов на десять лошадей; а ты знаешь, сколько они стоят?
— Да забудь ты свою Лигу, — буркнул моряк. — На хрен ее. На хрен все Лиги. Когда-то они были полезными… в старые времена людям приходилось держаться друг друга, но теперь они — только ярмо на твоей шее… Настырное ярмо, вечно сующее нос в чужие дела.
— Отрадно представить себе ярмо, что лезет в чьи-то дела… в этом есть, бесспорно, эльфийское очарование, — заметил Плик.
Сеси отправилась, чтобы принести ему вина.
— А чем же заменить их? — спросил Ропарж.
— Ничем, — отвечал моряк. — Просто упразднить их. Упразднить вместе с главными мастерами, со всяким клепаным чиновником, которого мы унаследовали от прошлого. Пусть люди добывают себе пропитание сами и как умеют; пусть плывут или тонут, коли не могут плыть. Если они хотят работать вместе — чудесно. Но пусть делают это по своей воле, пусть всегда имеют возможность и право выйти из дела.
Пейзан в удивлении глазел на матроса. Горожане, более привычные к странным мнениям, призадумались. Сеси принесла Плику полный бокал. Он основательно приложился.
— Теперь не знаешь, кому можно верить, — наконец произнес Конег.
— Я рассказал вам, как это делается в Мерике… в Северозападном Союзе, — произнес моряк. — И вполне обходятся, так ведь? Не то чтобы я сам бывал там… я даже не рассчитываю оказаться в этих краях. Но я разговаривал с их экипажами, которые добирались до наших берегов.
Дверь на лестницу распахнулась. Холодный ветерок пронзил дымный воздух таверны. За дверью в бледных сумерках падал снег. На улице, как и повсюду в городе, горели цветные фонари: до солнцестояния оставалось только три дня. Две персоны закрыли за собой дверь и спустились в зал.
Снег запорошил их плащи и шляпы. За ними влачились тени, огромные и тревожные, как мрак вокруг очага. Плик пригляделся и внезапно воскликнул:
— Ну вот, заговорили о тузах и вытянули флешь-рояль! Вот вам и знатоки своей собственной персоной, если вы хотите продолжить ваш разговор о Северо-западном Союзе. — Худощавая фигура поэта сперва распрямилась, а потом изобразила поклон. — Приветствую вас, сзр и леди, — произнес он на англес. — Выпейте с нами. Не сомневаюсь, что вы пришли сюда именно за этим, а посему приглашаем вас — присоединяйтесь!
Пара приблизилась.
— Наши благодарности, — ответил мужчина с акцентом на бойком франссе.
— Наверное, собравшиеся предпочитают этот язык? Он подталкивает иностранцев к вежливости.
Возле стола он остановился: невысокий, довольно уродливый человек с кривым лезвием носа, ледниковыми глазами, короткой седой бахромой вокруг скверных зубов. Одежду вошедшего, как и его спутницы, описать было сложно. Все внимание мужчин немедленно обратилось к ней, и не потому, что женщины в этих краях редко выходили в брюках. Высокая блондинка, молодая и симпатичная, казалась какой-то диковатой, хотя вроде бы не давала оснований для этого.
По-прежнему размахивая бокалом, Плик вежливо представлял собравшихся…
— Перед вами восхитительная Сеси, по достоинствам прозванная Лозой…
Она готова обслужить вас. Чего изволите? Я заказывают если джентльмены не захотят разделить расходы. Офицеры из Северо-западного Союза не часто заскакивают в нашу любимую гостиницу. Откровенно говоря, мы их здесь никогда не видели, так ведь? Это честь всему заведению, прошу.
Мужчина скроил неожиданно любезную улыбку и помахал компании.
— Меня зовут Микли Карст, — произнес он.
— Роника Биркен, — представилась женщина. — Сэр, неужели вы тот самый поэт, о котором мы слыхали? — Ее франсей, откровенно говоря, никуда не годился.
— Время от времени сочиняю куплеты, — ответил Плик. Они уселись за стол, и Сеси приняла заказ:
— Все, что тебе заблагорассудится, моя очаровательная, только в пределах возможностей этого тощего кошелька.
Микли Карст извлек пачку сигарет, пустил было ее по кругу, но получил отказ: Плик попросил Сеси принести ему глиняную трубку и запалил ее с помощью зажигательного устройства, вызвавшего многие комментарии.
Затянувшись, иностранец спросил:
— А как вы вдруг узнали, откуда мы? Ложи не часто гостят в Юропе.
— Так, но корабль из вашей страны прибыл сюда два дня наад, — объяснил Плик, — и весьма внушительного вида. — Он добавил для Сеси и пейзана:
— Пойдите посмотрите, если представится случай. Огромный катамаран с четырьмя мачтами да еще с самолетом. — Он метнул взгляд в пришельцев, в особенности на Ронику. — Несколько членов вашего экипажа забрели к нам вчера. Я пел — им, похоже, понравилось. Осмелюсь предположить, что вы, должно быть, от них узнали обо мне и пришли послушать.
Роника кивнула.
— Правильно, — сказала она. — Мне нравится хорошая песня. Быть может, вам хочется услышать какую-нибудь из наших?