— У нас на Ка-Пэкс нет никаких тёть и соседей.
— Незнакомка?
— Нет.
— Как её имя?
— Горт.
— Она твой близкий друг?
— Каждое существо мне друг.
— В ней нет ничего особенного?
— В каждом существе есть что-то особенное.
— Вы давно знакомы?
— Нет.
— Ну хорошо, прот. Ты становишься всё моложе и моложе. Мы возвращаемся ко времени, когда тебе было пятьдесят.
Прот немедленно закрыл глаза и с тех пор не двигался. Я подождал. Он всё сидел неподвижно. Я начал беспокоиться, что с ним что-то случилось. И в то же время почувствовал, что нахожусь в приподнятом настроении: возможно, этот разрушительный период (когда ему было пять) в жизни Роберта как-то подействовал на разум пятидесятилетнего прота?
— Прот?
Нет ответа.
Я начинал сильно беспокоиться.
— Прот? Слушай внимательно. Мы возвращаемся к тому времени, когда тебе было девяносто, окей? Ты становишься старше. Тебе шестьдесят, семьдесят, восемьдесят… Сейчас тебе снова девяносто. Открой глаза, пожалуйста.
Прот открыл глаза. Он казался несколько сбитым с толку.
— Мы говорили о Горт, помнишь?
— Да.
— Хорошо. Помни, что тебе девяносто. Хочу, чтобы ты рассказал кое-что про свой восьмидесятый день рождения.
— У нас не празднуют дни рождения на Ка-…
— Да-да, я знаю. Я хотел спросить, чем ты занимался, когда тебе только исполнилось восемьдесят?
— Путешествовал на К-РЭМ.
— Это другая планета?
— Нет, это одна из наших лун.
— Опиши её.
— Похожа на вашу Саха́ру.
— Как долго ты там пробыл?
— Не очень долго.
— У тебя был спутник?
— Да.
— Мужчина.
— Да.
— Сколько ему лет?
— Восемьсот восемьдесят семь.
— Должно быть, это было одним из его последних путешествий[94].
Прот пожал плечами.
— Хорошо. Ты снова молодеешь. Тебе восемьдесят и ты становишься ещё моложе. Семьдесят пять, семьдесят, шестьдесят пять. Теперь тебе шестьдесят. Чем ты сейчас занят?
Глаза прота снова закрылись. Я подождал, но он продолжал молчать.
— Окей, прот, — я говорил быстро. — Ты снова становишься старше. Тебе шестьдесят пять, шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят. Сейчас тебе снова семьдесят. Чем ты занимаешься?
— Пытаюсь прыгнуть как можно дальше.
— Ладно. Теперь слушай внимательно. Я хочу узнать, что с тобой случилось в возрасте шестидесяти лет.
Прот задумался.
— Не помню.
Волосы на моей спине встали дыбом.
— Ты не помнишь, что происходило, когда тебе было шестьдесят?
Он поводил рукой по ручке кресла.
— Нет.
— Вообще ничего?
— Ничего не помню.
— Каким было твоё самое раннее воспоминание?
Без промедления прот ответил:
— Помню гроб. А до этого всё как в тумане.
Я ощущал, как мускулы в моей груди напряглись.
— Что ты можешь рассказать о том периоде, который скрыт за туманом?
Молодой прот сильно нахмурился, пытаясь сосредоточиться.
— Я на земле, — пробормотал он. — Кто-то склоняется надо мной.
— Кто это? Кто склоняется?
— Я её не знаю. Она чем-то вытирает моё лицо.
— Она очищает его от грязи?
— Может, и так. Я чувствую слабость. И голова болит.
— Почему?
— Не знаю. Думаю, я упал с дерева. Но точно не помню…
— Это очень важно, прот. Сколько тебе было лет, когда это случилось?
— Шестьдесят девять.
— И ты не помнишь ничего, что происходило до этого?
Он шморгнул и вытер нос рукавом.
— Нет.
«Боже мой! — подумал я. — Поворотный момент у прота был позже, чем насилие дяди над маленьким Робертом. Прямо перед тем, как Роберт похоронил отца, с ним случилось что-то настолько ужасное, что затмило собой все предыдущие травмы. Может, он лично видел гибель отца? Может, отец сам попросил сына помочь ему умереть? А может это, прости Господи, было убийство как акт милосердия?»
Я заметил, что наше время подходит к концу. Это было кстати: мне необходимо тщательно обдумать новую информацию.
— Окей, прот. Я собираюсь вернуть тебя в настоящий момент. Ты начинаешь стареть. Тебе сейчас семьдесят пять, и ты продолжаешь взрослеть. Восемьдесят, девяносто. Теперь тебе сто, двести, триста и мы возвращаемся к текущему моменту. Ты находишься на Земле. Понимаешь?
— Конечно, понимаю, док. Чего тут сложного?
— Хорошо. Очень хорошо. А сейчас я собираюсь тебя разбудить. Я посчитаю от пяти до одного и …
— Я всё это знаю. Пятьчетыре… Привет, док. Мы закончили?
— Почти. Ещё пара вопросов.
— Они когда-нибудь кончатся?
— Нет, пока я не получу ответы. Скажи, что ты помнишь о том периоде, когда тебе исполнилось шестьдесят восемь лет?
— Разве мы…
— Да, но хотелось бы услышать ещё раз.
Прот машинально повторил сказанное ранее:
— Меня позвал некто по имени Робин. Сказал, что я ему нужен. Поэтому я полетел на Землю. Это был первый раз, когда я столкнулся с печалью. Мне понадобилось время, чтобы понять, что с ним не так…
— Отец Робина только что умер.
— Да.
— А что было до этого?
— Всё.
— Как ты родился и всё в этом духе.
— Ага.
— Прот, ты в курсе, что под гипнозом не смог вспомнить ничего из того, что происходило с тобой до шестидесяти девяти лет?
— Да ладно!
— Можешь объяснить?
— Что объяснить?
— Что под гипнозом не смог ничего вспомнить.
— Понятия не имею, тренер. Может, это вызвано кроладоном.
— Чем?
— Устройство, которое возвращает память.
— Твою память восстанавливали с помощью кроладона?
— Правильный вывод, джино.
— Почему ты не рассказывал о нём раньше?
— Ты и не спрашивал.
Несколько минут мы молчали. Затем я вздохнул и спросил:
— Как оно работает?
— Понятия не имею. Подозреваю, что кроладон не восстанавливает память, а только переносит её в новые цепочки нейронов.
— Ну хорошо. Как ты потерял память?
— Мне до конца не ясно, как это произошло. Понимаешь, есть небольшой временной разрыв между тем моментом, когда ты теряешь память, и тем моментом, когда кроладон программирует её заново. В противном случае…
— Ну тогда, чёрт побери, когда ты её потерял?
— Когда мне было шестьдесят восемь.
— Прямо перед тем, как ты попал на Землю.
— Именно[95].
— И это совпало со смертью отца Роберта!
Даже не посмотрев на часы, которые показывали, что наша беседа подошла к концу, прот внезапно воскликнул:
— Пришло время фруктов! — и поспешил за дверь.
Я не пытался его остановить. Ситуация была безумной и абсурдной. Вопреки логике, разгипнотизированный прот с помощью кроладона мог вспомнить всю свою жизнь, включая пребывание в утробе, а загипнотизированный прот не мог вспомнить ровным счётом ничего из того, что происходило с ним до «шестидесяти восьми» лет. Может потому, что он не существовал до этого времени? Может, прот выдумал своё детство? А если память о детстве создал «кроладон»?
Я мог слышать голос моего ментора Дэвида Фридмана, наставляющего меня «преследуй, преследуй, преследуй». С другой стороны, он мог нести и всякую чушь вроде «Как там коричневая корова?[96]» в самые неожиданные моменты. Наверное, что это помогало ему думать.
Я промямлил эту фразу три или четыре раза, но в голову так ничего и не пришло, кроме образа растерянной коровы. Я всё же решил продолжать преследовать, преследовать и преследовать, куда бы это ни привело.
Жизель принесла список предпочтений Роберта, из которого я выделил несколько пунктов, по которым мой пациент, вероятно, сильнее всего скучал в своём текущем состоянии. Среди них были Жизель, его сын, мать, пицца с грибами и чёрными оливками, вишня в шоколаде и, конечно, его отец. Мы мало что могли поделать с отцом, но кое-что можно придумать с остальными пунктами.
Я вспомнил едва уловимый намёк на реакцию, когда упоминал про маму Роба.
— Но скорее всего, я принял желаемое за действительное, — признался я.
— Может, стоит организовать их встречу?
— Сомневаюсь, что это поможет. Она уже приезжала, когда он находился в кататоническом ступоре, помнишь? Он даже не заметил присутствия матери, и это расстроило её ещё больше.
Её глаза загорелись.
— Готова поспорить, он моментально отреагирует, если к нему придёт отец!
— Жизель, ты же знаешь, это невозможно.
— Разве? У меня есть знакомый актёр, который мог бы хорошо сыграть отца Роберта, если мы дадим ему подсказки. Как думаешь, стоит попробовать?
Должен признать, идея неплохая. С другой стороны, подобная авантюра может причинить вред. Но время было на исходе, поэтому попробовать стоило.
— Проблема в том, что сейчас он занят на репетициях в камерном театре[97]. Посмотрим, найдется ли у него время.
— Окей, но давай не будем спешить. Есть ещё кое-что, что требует немедленных действий.
Я рассказал ей о неспособности прота под гипнозом вспомнить своё раннее детство. Жизель была в шоке.
— Разве такое возможно?
Я пожал плечами.
— Если дело касается прота, возможно всё!
На следующее утро, проходя через комнату отдыха во втором отделении, я встретил Алису и Альберта, ведущих оживлённую беседу на диване. «Алекс Требек» торчал поблизости, очевидно, выполняя роль судьи. Я как обычно удивился, насколько психиатрический институт был прогрессивнее мира снаружи: молодая негритянка, американец китайского происхождения чуть постарше, европеец среднего возраста — все были погружены в беседу, не обращая внимания на возрастные, половые и национальные различия. Здесь, в стенах нашего института, все равны. Может, и прав был прот, говоря, что все наши различия основаны на ошибках прошлого и психологических травмах, оставшихся от же