Поскольку Фрэд очень помог достучаться до Роба, я не мог не рассказать об этом Жизель.
— Роб был здесь? — Воскликнула она. — Он разговаривал с тобой?
— Конечно же, он был здесь! — воскликнул я в ответ. — Ты разве не понимаешь, что он находится там же, где и прот?
— Не обязательно, — вмешался Фрэд.
Я пожалел, что не оставил его за дверью.
— Почему ты так говоришь?
— Ну, совсем недавно здесь был его отец, но на самом деле его не было.
— Но МПИ очень далёк от театра, Фрэд.
— Возможно. Но откуда тебе знать, не притворился ли прот Робом? Или Роб всё это время притворялся протом? Или кто-то ещё притворялся ими обоими. Если на то пошло, то откуда тебе знать, не связано ли множественное расстройство личности с актёрской игрой?
Мой сын — душевед[131]. У меня не было времени прочитать ему лекцию о принципах психиатрии, но я ответил, что разные субличности, живущие в голове одного человека, имеют ряд различий в физических характеристиках.
— Кто-нибудь проводил подобные тесты с актёрами, играющими разные роли? — поинтересовался Фрэд.
К сожалению, нам не представилось возможности продолжить обсуждение. У Фрэда было назначено прослушивание, поэтому Жизель отвела его во второе отделение на «консультацию» к проту. Я не успел сообщить ей, что её муж снова впал в кататонический ступор.
Я пытался разобраться в произошедшем и не мог перестать думать о том, что сказал сын. Пол действительно мог временно «подменять» Роба в нескольких наших беседах в 1995 году. Не он ли сегодня притворился Робертом и извинился перед отцом? Возможно ли, что он также играл роль Гарри? Или, если уж на то пошло, самого прота? Или я делаю слишком поспешные выводы? Может вина и печаль, лежащие в основе заболевания Роберта, были именно тем, чем казались, и возникли из-за того, что он сделал с отцом? Возможно, это было убийство из милосердия, а не помощь в совершении самоубийства — попытка закончить мучения отца, в которой не участвовали ни Пол, ни Гарри.
Возможно, пора признать, что эта ситуация мне не по силам. Признать, что я никогда не узнаю, что лежит в основе проблем Портера. Позвать кого-то другого. Но единственным существом, которому под силу помочь в таком запутанном деле, был сам прот, кем бы он ни был.
БЕСЕДА СОРОК ПЯТЬ
После предполагаемого полёта в музей Метрополитан большинство сотрудников института и абсолютно все пациенты были твёрдо уверены, что прот действительно прибыл с Ка-Пэкс. Спустя некоторое время мне позвонил офтальмолог, который хотел изучить зрение прота ещё в 1995 году (когда узнал, что тот умеет видеть в ультрафиолетовом спектре, почти как насекомые и несколько других земных существ).
— Вам нужно поговорить об этом с Жизель Гриффин.
— Уже поговорил. Она попросила позвонить Вам.
— Тогда мне остаётся спросить у самого прота.
Поскольку трудно было доставить всё необходимое оборудование в МПИ, я послал прота, который горел желанием участвовать в этом деле (видимо, он уже успел составить окончательный список тех, кто с ним полетит), в офис доктора Стерника и лабораторию Нью-Йоркского Университета вместе с сотрудником службы безопасности. Они уехали в среду утром и не возвращались до позднего вечера.
Стерник позвонил мне в шесть вечера, когда я собирал дипломат, готовясь к выходу. Когда мы говорили утром, его голос был уверенным и спокойным, а теперь — растерянным и дрожащим. Стерник подтвердил, что прот может видеть световые волны длиной менее четырёхсот нанометров[132] и добавил:
— Я обследовал каждый уголок его глаз, и они оказались вполне нормальными во всех остальных отношениях. На редкость здоровые глаза, надо сказать, за исключением сетчатки. Помимо обычных палочек и колбочек вокруг макулы[133], у него встречаются шестиугольные кристаллы. Не знаю, связаны ли они со способностью видеть ультрафиолет, но я в жизни ничего подобного не видел…
Я ждал, пока он продолжит. Мне нечего было добавить.
— Вы не могли бы спросить у прота, не пожертвует ли он глаза науке?
— Ну, я не…
— В случае смерти, конечно. Думаю, мы сможем многое узнать, изучив его сетчатку.
Я пообещал, что поговорю об этом с протом.
— Но он покинет нас тридцать первого декабря.
— Покинет? Куда он собирается?
— Говорит, что возвращается на родную планету.
Без малейшего промедления Стерник выкрикнул:
— Я дам ему тысячу долларов за один глаз!
Я сказал, что передам его слова, но посоветовал особо ни на что не рассчитывать.
На следующий день я был завален пациентами, собраниями (одно из них проходило в центре города) и еженедельной лекцией в Колумбии, где под конец семестра должен был изложить весь материал, который ещё не успел. Позади была ещё одна бессонная ночь с мыслями о минувших событиях, мчащихся в моей голове со скоростью тахионов[134]. Но все они вращались вокруг одного вопроса: кем был прот? Инопланетянином с другого конца Галактики? Или Санта Клаусом? Или зубной феей? Или самим Господом Богом?
Как это могло помочь моему пациенту Роберту Портеру? Я обдумал альтернативу, где прот был всего лишь альтер эго, просто человеком из Гуэлфа, штат Монтана.
Кем бы он ни был, Роберт пребывал в состоянии кататонии. Когда я, наконец, проснулся, то почувствовал себя ещё более больным, чем обычно, а голова немного кружилась. Я подумал, что подхватил простуду. Это не мог быть грипп, поскольку весь персонал института проходил вакцинацию в октябре.
С трудом, но мне удалось пережить утро (хотя я впервые заснул во время сеанса с одним из моих пациентов). Хотел отменить лекцию, но не мог: она была последней, а нерассказанного материала хватило бы ещё на три лекции.
Но студенты уже слышали про мгновенное перемещение пациентов в музей Метрополитан и знали про результаты обследования сетчатки прота. С затуманенными глазами я швырнул записную книжку на стол, дал им большое задание по чтению и заверил, что всё, чего мы не успели обсудить в аудитории, будет на финальном экзамене, и рассказал им в подробностях, как обстояли дела в лечении Роберта Портера. Чем чёрт не шутит, думал я, может, они предложат то, о чём я не додумался.
Дискуссия, разумеется, велась «доктором Саксом»[135] который заявил:
— Это проще пареной репы. Отец попросил сына помочь ему совершить самоубийство. Возможно, они не раз обсуждали это на лужайке перед домом под видом созерцания звёзд, и когда отцу стало совсем плохо, мальчик решился помочь. А теперь представьте его положение: ему всего шесть лет, а любимый отец страдает от невыносимых болей. Разве вы не захотели бы помочь ему избавиться от страданий? С другой стороны, Роберт знал, что убивать отца нехорошо. Он находился между молотом и наковальней. В одну из ночей отец сказал, что больше не может выносить боль и на́чал умолять сына помочь ему прекратить эту муку. Может, мальчик окунул его в ванну и держал под водой или связал по рукам и ногам, или что-то в этом роде. Конечно, когда всё было конечно, Роберт осознал, что он сделал, и бежал из дома, стараясь спрятаться. Но как бы далеко и быстро ни бежал мальчик, скрыться от самого себя не получалось. Никому ещё не удавалось. Этого достаточно, чтобы свести с ума любого!
— И как прот связан с произошедшим?
— Роберт позвал на помощь. Прот был единственным, кто услышал зов.
— Думаешь, он прилетел с Ка-Пэкс, чтобы помочь тому, кого даже не знал?
— Но он здесь, не так ли?
Я отпустил студентов пораньше и отправился домой.
На следующий день у меня немного повысилась температура и болели все конечности. Я всегда считал, что заболевшие люди должны оставаться дома и не распространять вирус на окружающих. Но выбора не было: я должен был встретиться с протом. Поэтому, чувствуя себя как Тифозная Мэри[136], я заставил себя подняться и направился в госпиталь.
Я вошёл в кабинет на две минуты позже начала сессии. Прот уже сидел в кресле и жевал мандарины.
— Прот, хочу с тобой поговорить.
— Валяй.
— Но вначале мне нужно поговорить с Робом.
Прот огляделся по сторонам.
— Где он?
— Не думай об этом. Просто откинься в кресле и расслабься, пожалуйста.
Он вздохнул и закатил свои глаза, а затем опустил голову на плечи.
— Роб?
Нет ответа.
— Роб, я хочу извиниться перед тобой за то, что говорил пару встреч назад. Я обвинил тебя в нападении на отца в ванне, но теперь мне кажется, что всё было иначе. Его смерть могла быть случайной. Он мог упасть и разбить голову. Но не думаю, что ты винил бы себя, если бы всё было так.
Я подождал, чтобы дать Робу обдумать сказанное. Если он и был согласен, то не подал виду.
— Роб, твой отец просил тебя помочь совершить самоубийство? Думаю, просил, и ты, в конце концов, согласился. Но тебя охватило сильнейшее чувство вины, так ведь? Поэтому ты сбежал из ванны, когда всё было конечно.
Не было ни малейшего признака, что Роберт меня слышал.
— Ну ладно. Спасибо, Роб. Можешь идти. Прот?
Голова прота поднялась.
— Сосредоточься на белом пятнышке за моей спиной и загипнотизируй себя, как будешь готов.
Когда я повернулся, прот уже был в трансе.
— Хорошо. Я снова хочу поговорить с Робертом. Роб? Выходи — я знаю, что ты здесь.
Реакции не последовало, и я почти слово в слово повторил сказанное несколько минут назад, заканчивая утверждением, что отец попросил Роберта помочь покончить жизнь самоубийством.
— У тебя не было выбора, Роб. В таких обстоятельствах я бы тоже поступил подобным образом. Почти каждый поступил бы так же.
И снова ни малейшей реакции. В этот момент я решил, что терять нечего и пора доставать последнюю карту из рукава.