— Я знаю о нем, — сказал я. — Скажите мне, что надлежит делать.
— Ночью, когда он снова восстанет из мертвых, вас призовут помериться с ним силами на звание победителя.
— Кто он такой?
— Вампир.
— Да плевать на это. Кто он на самом деле?
— Он самый настоящий вампир. Сами увидите.
— О'кей, будь по-вашему. Вампир так вампир, и один из нас будет с ним драться. Как?
— Кетч безо всяких ограничений, с голыми руками, с полным контактом, а с Мертвецом нетрудно войти в контакт — он просто стоит и ждет вас. Ему будет хотеться пить, и он будет очень голоден, бедный мальчик.
— И если он потерпит поражение, вы освободите пленников?
— Таково правило, установленное мною лет шестнадцать или семнадцать назад. Естественно, что такой возможности еще никому не представилось…
— Понятно. Вы хотите сказать, что он твердый орешек.
— О, непобедимый. Вот что самое занятное. Если бы конец был другой, не было бы смысла устраивать такую красивую церемонию. Я описываю им всю картину схватки еще до того, как она начнется, а затем мои Люди видят все воочию. Это поддерживает их веру в силы судьбы, равно как и в то, что все происходит при моем тесном сотрудничестве с последней. Хасан глянул на меня.
— Что он хочет сказать, Караги?
— Это схватка, в которой победитель уже известен, — объяснил я ему.
— Наоборот, — возразил Морби, — не известен и не должен быть известен. На этой планете в связи с одной старинной игрой была когда-то пословица, гласящая: «Никогда не бейся об заклад с чертовым янки, или останешься без кошелька». Мой Мертвец непобедимый потому, что у него были врожденные способности, однако мне пришлось немало над ними потрудиться. Он слопал столько чемпионов, что его сила, естественно, сравнялась с их суммарной силой. Каждый, кто читал Фрезера, знает это.
Он зевнул, прикрыв рот скипетром с перьями на конце.
— Пойду проверю, как оборудуют место для жаровни — его надо сплошь декорировать веточками. Решите, кто из вас будет драться, а вечером увидимся. Пока.
— Чтоб ты шею себе сломал. Морби улыбнулся и вышел из лачуги.
Я собрал всех.
— Итак, у них тут есть какой-то урод, из горючих, по имени Мертвец. Говорят, что он очень крепкий орешек. Я собираюсь сразиться с ним вечером. Если я одолею его, предполагается, что нас освободят, но я не очень-то верю Морби на слово. Следовательно, мы должны придумать, как бежать отсюда, иначе из нас приготовят жаркое. Фил, ты помнишь дорогу на Волос?
— Думаю, что да. Правда, это было давно… А где именно мы находимся сейчас?
— Если от этого может быть какая-то польза, — отозвался Миштиго, сидевший у окна, — то я вижу некое сияние. Для данного цвета в вашем языке нет слова, но сияние вон в том направлении. Такой цвет я обычно вижу в районе радиоактивного заражения, если только уровень достаточно высокий. Сияние над довольно большим участком местности.
Я подошел к окну и посмотрел в указанном направлении.
— Тогда это должно быть Горючее место, — сказал я. — Значит, нас переместили еще дальше в направлении берега, что хорошо. Кто-нибудь был в сознании, когда нас сюда доставили?
Молчание.
— Ладно. Будем исходить из того, что это и есть Горючее место и что мы к нему очень близко. Стало быть, путь на Волос — в обратную сторону. Поскольку солнце — на этой стороне хибарки и сейчас день, то, выйдя на дорогу, надо идти спиной к закату. Примерно километров двадцать пять.
— Они нас догонят, — покачал головой Дос Сантос.
— Есть лошади, — сказал Хасан.
— Что?
— В загоне вверх по улице. Я видел трех возле ограды, чуть раньше. Сейчас они за краем вон того строения. Возможно, их больше. Хотя на вид они не очень-то сильные.
— Вы умеете ездить верхом? — спросил я.
— Я никогда не ездил верхом на лошади, — ответил Миштиго, — но шрид чем-то похож на нее. Я ездил на шриде.
Все остальные на лошадях ездили.
— Стало быть, вечером, — решил я. — Если придется, садитесь по двое на каждую. Если лошадей будет больше, чем нужно, отвяжите и остальных, угоните их. Когда все будут смотреть на мою схватку с Мертвецом, вы должны снять охрану. Вооружайтесь чем попадя и прорывайтесь к лошадям… Фил, отправишься вместе со всеми в Макриницу и везде будешь называть имя Коронес. Вас пустят к себе и защитят.
— Извиняюсь, — произнес Дос Сантос, — но ваш план плох.
— Если у вас есть лучше, давайте послушаем, — сказал я ему.
— Перво-наперво, — сказал он, — мы не очень-то можем положиться на мистера Грейба. Пока вы были без сознания, он себя очень плохо чувствовал, буквально изнемогал. Джордж считает, что во время нашей схватки с куретами, или сразу же после нее, у него начался сердечный приступ. Если с ним что-нибудь случится, мы пропали. Если нам удастся освободиться от стражи, только вы сумеете вывести нас отсюда. Мы не можем рассчитывать на мистера Грейба. Далее. Вы не единственный, кто может сразиться с этим экзотическим страшилой. Хасан одержит победу над Мертвецом.
— Я не могу просить его об этом, — ответил я. — Если он даже победит, мы уже, всего вероятней, будем в этот момент далеко, и его, без сомнения, довольно быстро схватят — и убьют. Вы наняли его, чтобы он убивал для вас, а не умирал.
— Я выйду против него, Караги, — сказал Хасан.
— Ты вовсе не обязан.
— Но я хочу.
— Как ты себя сейчас чувствуешь, Фил? — спросил я.
— Лучше, гораздо лучше. Думаю, это было просто расстройство желудка. Не беспокойся.
— Как полагаешь, сможешь доставить свой желудок до Макриницы верхом на лошади?
— Проще простого. Еще лучше, чем пешком. Я ведь практически родился верхом на лошади. Ты ведь помнишь.
— «Помнишь»? — нахмурился Дос Сантос. — Что вы хотите этим сказать, мистер Грейб? Как это Конрад может пом…
— …помнить его знаменитую «Балладу верхом на лошади», — подхватила Красный Парик. — Ваше решение, Конрад?
— Спасибо, — сказал я. — Руководитель здесь я. Я приказываю, и я принял решение, что сам буду драться с вампиром.
— Думаю, в подобной ситуации нам следует быть более демократичными по поводу решений, за которыми стоят жизнь и смерть, — возразила она. — Вы родились в этой стране. И независимо от того, хороша ли у Фила память, у вас лучше получится быстро вывести нас отсюда. Вы не приказываете Хасану умирать, не бросаете его. Он сам вызвался.
— Я убью Мертвеца, — заявил Хасан, — и догоню вас. Я знаю, как скрыться от людей. Я пойду по вашим следам.
— Это мое дело, — сказал я ему.
— Тогда, раз согласия нет, пусть решает случай, — Сказал Хасан. — Бросьте монету.
— Хорошо. Они что, и деньги у нас забрали вместе с оружием?
— У меня есть немного мелочи, — сказала Эллен.
— Подбрось монетку. Она подбросила.
— Орел, — сказал я, когда монета упала на пол.
— Решка, — сказала она.
— Не трогай! Выпала решка, так-то вот. А орел был на другой стороне.
— О'кей, Хасан, тебе повезло, счастливчик, — сказал я. — Ты выиграл возможность стать героем Христофором, одолевшим монстра. Удачи!
Он пожал плечами.
Затем сел, прислонился спиной к стене, изъял крошечный ножик из подошвы левой своей сандалии и принялся подрезать ногти. Хасан всегда был довольно ухоженным убийцей. Полагаю, что чистоплотность идут рука об руку с дьявольщиной, или что-то вроде того.
Когда солнце медленно опустилось на западе, снова явился Морби, приведя с собой отряд куретов-меченосцев.
— Время, — объявил он. — Вы решили, кто будет драться?
— Хасан, — сказал я.
— Отлично. Тогда пошли. Только, пожалуйста, без глупостей. А то я не люблю доставлять на праздник порченые продукты.
В окружении обнаженных лезвий мы вышли из хибарки и двинулись вверх по улице мимо загона. Там стояли, опустив головы, восемь лошадей. Даже в сумерках я увидел, что это были не очень хорошие лошади — худые, бока покрыты ранами. Когда мы там проходили, каждый на них глянул.
В деревне насчитывалось примерно тридцать хибарок, похожих на ту, в которой нас держали. Мы шли по грязной дороге, в выбоинах и мусоре. Пахло мочой и потом, дымом и гнилыми фруктами.
Мы прошли метров восемьдесят и повернули налево. Тут улица кончилась, и мы стали спускаться с холма по тропе, ведущей к большой чистой площадке. Какая-то толстая лысая женщина с огромными грудями и лицом, похожим от карциномы на огненную лаву, поддерживала слабый, однако наводящий на пренеприятнейшие мысли огонь на дне широкой ямы. Она улыбнулась, когда мы проходили, и облизнула губы.
Гигантские, заостренные шампуры лежали возле нее на земле…
Дальше начался ровный, как стол, участок голой земли, запруженный людьми. В одном конце этого поля стояло исполинское, обвитое ползучими растениями тропическое дерево, приспособившееся к нашему климату, а по краям всего поля тянулись ряды восьмифутовых факелов — языки пламени уже реяли в воздухе, как знамена. На другом конце поля стояла хижина, построенная с гораздо большим тщанием, чем все остальные. Она была метров пять в высоту и десять — по фасаду, выкрашенная в ярко-красный цвет и покрытая сверху донизу шестизначиями. Вся средняя часть передней стены представляла собой высокую раздвижную дверь. Два вооруженных курета стояли на страже перед этой дверью.
Солнце стало на западе крошечным кусочком апельсиновой кожуры. Морби вел нас через все поле к дереву.
От восьмидесяти до ста зрителей сидели на земле за факелами вдоль каждой из всех четырех сторон поля. Морби махнул рукой, указывая на красную хижину.
— Как вам нравится мой дом?
— Славный, — сказал я.
— Там обитает мой сожитель, но днем он спит. Вы с ним встретитесь.
Мы подошли к самому стволу дерева-исполина, где, в окружении своей охраны, Морби нас и оставил. Он двинулся к центру поля и обратился на греческом к куретам.
Мы договорились между собой, что подождем почти до конца схватки, как бы она Ни сложилась, и, когда все члены племени под занавес войдут в раж, будем вырываться. Мы окружили своих женщин, и мне удалось зайти слева от меченосца правши, которого я намеревался быстро убить. Самое скверное — это то, что мы находились на дальнем конце поля. Чтобы добраться до лошадей, надо бежать обратно.