— Ты бредишь, Ньювелл!
— Мне так не кажется. Я долго думал. Мы находимся здесь примерно шесть месяцев, так что у меня нашлось время подумать, почему меня признали виновным.
— Все очень просто. Потому что ты попался, — на лице силача появилась высокомерная усмешка. — Они собрали против тебя доказательства так же, как собрали их против меня. А денежки прикарманила какая-то важная шишка, которая все и провернула.
— Важная шишка? Да не было там никакой важной шишки! Это все сделал ты. Ты сфабриковал улики. И бесполезно отмахиваться, Балкли, потому что я знаю правду. Исчезли миллионы кредитов, и ответственен за это один ты. А когда они стали наступать тебе на пятки, ты попытался свалить всю вину на меня. Но вышло плохо. Ты сам не смог выкрутиться, хотя впутал во все это меня.
— А ты просто невинная овечка!
— Я обыкновенный ученый. Когда все началось, я был чересчур погружен в свою работу. А после предъявления обвинения, я оказался слишком потрясен, чтобы понять, что происходит. Но, вероятно, это и не имело бы никакого значения. Исследовательское Бюро, где я работал, ограбили. Маленькими шансиками, способными мне помочь, могли стать показания людей — секретаря Бюро, его помощника и остальных. А это все твои приятели, Балкли!
— Все это лишь твое воображение, Ньювелл. Никакие они мне не приятели. Особенно после того, как смылись и их не смогли разыскать.
— А может, причина в том, друг мой, что ты докатился до убийства?
Лицо Балкли внезапно покраснело от прилива крови, но все-таки он не вышел из себя. Остался хладнокровным. Хладнокровным и еще более опасным.
— У тебя слишком буйное воображение, — медленно проговорил здоровяк.
— Ну да, — резко рассмеялся Ньювелл. — Ты понятия не имеешь, Балкли, насколько близко был к смерти той ночью, когда признался во всем.
— Я признался?
— Ты разговаривал во сне. Наверное, тебя слишком достало одиночество. А звукоизоляция здесь никакая, так что я проснулся, а потом приоткрыл дверь в твою комнату, чтобы лучше слышать.
— И ты ничего не сказал мне утром?
— Я не доверял себе, чтобы начать говорить на эту тему. Утром я рано проснулся и ушел, прежде чем ты поднялся.
— Да, время от времени ты совершал странные поступки, — медленно проговорил Балкли. — Я думал, что это из-за одиночества.
— Нет, не из-за одиночества. Из-за желания убить тебя, Балкли. И мне кажется, основная причина, по которой я тебя не убил…
— Та же самая, по какой я позволяю жить тебе. Мы слишком нуждаемся друг в друге.
— ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, чтобы не сойти с ума, — кивнул Ньювелл, — если нет другой причины. Нас обоих оставляют на этой планете, вдали от оживленных галактических маршрутов, без надежды на возвращение к цивилизации. Не знаю, принимали они в расчет, что мы ненавидим друг друга, или нет. Во всяком случае, бросить нас здесь вместе — неплохой способ наказания. — Он выглянул в пластексовое окно, — как видишь, это симпатичная планетка. Есть и еда, и чистая, прозрачная вода в ручьях. И нет опасных хищников, с которыми нельзя справиться. Они, пожалуй, добры к нам, насколько доброта может сочетаться с суровостью наказания. Нам оставили книги, телеприемник, сырье для производства пластекса и запас лекарств от различных болезней. Они хотели, чтобы мы оставались в живых как можно дольше… пока не произойдет какой-нибудь несчастный случай.
Он на секунду замолк, подумав одновременно с Балкли, о несчастном случае, которого они совсем недавно едва избежали. Гигантские протуберанцы на розовом солнце, видимые невооруженным глазом, вследствие этого свирепая буря, повсюду треск и грохот сломанных и падающих деревьев — той ночью смерть прошла от них очень близко. И она будет близко всегда, когда поднимется буря, может наступить в любой момент от землетрясений, ужасных землетрясений, не позволяющих основать здесь нормальную колонию. Рано или поздно, землетрясения их прикончат.
Вернее, прикончили бы, если бы вдруг не забрезжила новая надежда.
— Это все, что ты хотел сообщить мне? — спросил Балкли.
— Нет, я рассказал это для того, чтобы мы реально оценили положение вещей и начала понимать друг друга. То, на что я наткнулся, может оказаться крайне важным и даже помочь нам убраться с этой планеты.
Он заметил, как в глазах Балкли запрыгали искорки. В них зажглась надежда, новая надежда и новая опасность.
— И что это такое, Ньювелл?
— Прежде, чем я отвечу, хотел бы узнать, разобрался ли ты с оборудованием разбившегося космического корабля, который мы отыскали в лесу. Там может быть что-нибудь полезное?
Балкли полуприкрыл глаза.
— Полезного мало. Корабль безнадежно устарел, и все оборудование вышло из строя.
— Тогда бесполезно рассказывать тебе, что я нашел.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Балкли.
— Мы не сможем убраться отсюда, если не сумеем послать сообщение на ближайший космический аванпост. И если ты не сможешь собрать радиопередатчик дальнего действия…
Балкли, наконец, уставился на напарника, заранее подготовившись, чтобы взгляд казался искренним и правдивым.
— Я еще и не занимался этим как следует. Я могу сделать передатчик, если в нем возникнет серьезная необходимость.
Понятно, подумал Ньювелл. Скорее всего, у тебя уже есть радиопередатчик, и ты пытаешься сохранить его существование в тайне. Теперь, когда у тебя появилась надежда выбраться отсюда, ты понимаешь, что нуждаешься во мне гораздо меньше. Я знаю, что ты — убийца, так что я для тебя опасен, слишком опасен, чтобы оставлять меня в живых. Ну, так и я не собираюсь с тобой откровенничать. Я не открою тебе ничего такого, что бы ты решил, что дальше можешь справиться без меня. Ведь тогда сразу же меня убьешь.
— Теперь появилась серьезная необходимость. Но я ничего не скажу, пока не увижу работающий передатчик.
Балкли уставился на него, от массивной фигуры исходила ненависть.
— Значит, ты приходишь сюда, мешаешь смотреть мою любимую передачу, хвастаешься и оскорбляешь меня, потом говоришь о какой-то надежде, а на самом деле, тебе нечего рассказать…
— Я ничего не скажу, пока не увижу передатчик, — повторил Ньювелл. — Я не доверяю тебе, Балкли. Никогда не стоит доверять убийце.
Ненависть в комнате сгустилась настолько, что казалось, вот-вот материализуется. Но Балкли просто презрительно хмыкнул:
— Завтра ты увидишь передатчик. И то, что ты расскажешь потом, должно мне понравиться.
— Тебе это понравится.
Ньювелл включил телевизор. На экране возникло высохшее, морщинистое лицо старика, и его голос стал заполнять воздух странными звуками, демонстрируя тонкости различия фонем разных рас Галактики. Это явно шла образовательная передача.
— Смотри свой телевизор, Балкли. Только, похоже, старый сыч не собирается раздеваться…
Балкли протянул мощную руку за пультом, и изображение на экране исчезло. В комнате осталась только ненависть, плотная, тяжелая.
Поели они в молчании и, когда закончили, Ньювелл отправился к себе в комнату, запер дверь и устроил заранее подготовленную ловушку. Он знал, что Балкли не станет убивать его сразу же после того, как услышит об открытии. Но что помешает ему вырубить Ньювелла, связать и пытать до тех пор, пока тот не выдаст свою тайну? Так что предосторожности не помешают.
Спал Ньювелл крепко, даже слишком крепко. Но посреди ночи вскочил, разбуженный диким воплем человека, ревом животного ужаса.
ЛОВУШКА сработала. Ньювелл включил свет. На полу валялся пистолет и веревка. А в дверном проеме корчился Балкли, весь обвитый длинными, гибкими, коричневыми щупальцами. Отростки туго обхватили шею, обвились вокруг туловища, опутали ноги. Это были просто щупальца, сами по себе. Они просто висели в воздухе, подобно змеям, которых на этой планете не существовало.
Было жалко смотреть на испуганного человека, пусть даже и такого негодяя, как Балкли, намерения которого столь убийственно очевидны. Ньювеллу даже стало как-то нехорошо.
Щупальца сдавливали шею Балкли все туже, и крики становились хриплыми, полузадушенными. Ньювелл понял, что через минуту Балкли потеряет сознание. Он нажал кнопку своего исследовательского фонарика и направил невидимый инфракрасный луч на коричневые щупальца. Те замерли неподвижно.
— Они не станут сжиматься сильнее, Балкли, — спокойно сказал Ньювелл, — если ты прекратишь дергаться и пытаться высвободиться.
Балкли был все еще смертельно напуган. Он уже не пытался вырваться, но на шее подергивалась какая-то жилка, а лицо в тусклом свете блестело от пота.
— Я так и думал, что ты попытаешься это сделать, — презрительно произнес Ньювелл. — Вероятно, ты уже нападал на спящих. Тебе не повезло, что мои веревки оказались проворнее твоей.
Балкли, наконец, обрел дар речи и хрипло прошептал:
— Освободи меня от этих проклятых тварей.
— О, нет, друг мой. Я не настолько доверяю тебе. Это — одни из растений, с которыми я работал последние месяцы. Обычно они безопасны, но я научился управлять ими, и теперь нахожусь под надежной защитой.
— Освободи меня, — запинаясь, прохрипел Балкли. — Я не могу дышать.
— Вряд ли меня это как-то волнует. Ладно, я слегка ослаблю их хватку, но не собираюсь убирать совсем. С этой минуты они будут находиться на тебе днем и ночью, чтобы исключить возможность навредить мне. Буду рад сообщить, что им не нравятся резкие движения, так что не советую дергаться, а то они задушат тебя.
— Ничего я не собираюсь пробовать. Освободи меня!
Ньювелл слегка изменил длину световой волны фонарика, и щупальца несколько ослабили хватку. Ньювелл услышал протяжный вдох.
— Теперь можешь перемещаться более свободно. А мне кажется, нужно еще поспать.
Балкли слегка поколебался, потом побрел в свою комнату. Ньювелл улегся на кровать и на сей раз проспал до самого утра.
У ПЛАНЕТЫ был примерно двадцатипятичасовой день, и ночи в это время года значительно удлинились. Проснувшись, Ньювелл почувствовал себя отдохнувшим и довольным собой. Но вряд ли то же самое мог сказать его компаньон, носивший теперь живые оковы.