Бэйлс начинал понемногу разбираться в его натуре. Берроуз — человек, который не заботится о физических удобствах, а значит, он не станет выбирать материальный тайник. Тайник должен быть простым и каким-то… ментальным, что ли?
— Не думаю, что он намеревается покинуть дом, — сказал Бэйлс с притворной усталостью. — Пойду — ка я в какой-нибудь бар. Возможно, выпивка поможет мне думать.
На самом деле, не хотел он никакой выпивки. Независимо от того, что говорили детективы в книгах, Бэйлс никогда не считал, что алкоголь улучшает его способности рассуждать. Детективы и люди, которые пишут о них, могли пить во время работы. Эйнштейн с компашкой — нет. Бэйлсу было нужно только уйти от Ридли и хорошенько подумать. Он наверняка очень близко подобрался к ответу, иначе Берроуз не стал бы угрожать ему собакой.
Бэйлс зашел в дешевый, почти пустой ресторанчик и заказал чашку кофе.
Ментальный тайник. Чем бы это могло быть?
Чей-либо мозг? Ответ отрицательный. Умрет человек, умрет его мозг, и открытие умрет вместе с ними. Как тот учитель латинского языка. Книга? Она одновременно и физическая, и ментальная. Но книгу они бы не пропустили. После того, как они прочитали тот старый отчет о лабораторных работах, они наверняка прошерстили каждый листок в квартире Берроуза.
Они прочитали бы каждую книгу, обратили бы внимание на каждую пометку на полях. Кроме того, тайник не просто должен быть ментальным. Его должны найти люди, когда придет время.
Три чашки кофе не помогли. Бэйлс покинул ресторан и пошел по улице.
Ментальный тайник. Механический мозг? Такого не существует, да и чем это лучше человеческого мозга? Запись на грампластинке? На магнитной ленте?
Бэйлс прищурился. Нужно спросить об этом у Ридли.
Но это тоже не помогло. На следующий день он не задавал прямых вопросов, но, поговорив с Ридли, выяснил, что это тоже пустой номер. К тому же, где гарантия, что запись не сгниет, прежде чем будет найдена и прослушана?
Они не решились обратиться к школьным властям из опасения, что Берроуз вновь попытается скрыться. Будет лучше, чтобы он оставался здесь, под присмотром.
Но Бэйлс направился в школу, чтобы кое-что выяснить.
Берроуз — хороший учитель. Он давал детям перевести только половину текста Юлия Цезаря, затем подкидывал им кое-что поинтереснее. Берроуз был весьма замкнутым, но дети любили его и даже с грехом пополам изучали латынь. И все в итоге довольны, в том числе школьный совет.
Бэйлс пролистал один из учебников. Замусоленные страницы первой половины, над которой трудились ученики, и чистенькие, нетронутый страницы второй. Учебник издан издательством, о котором Бэйлс даже не слышал. Редактором значился некий Вирджил К. Стюарт, учитель латинского языка в средней школе…
Бэйлс почувствовал волнение. Минутку, это же та самая школа, где прежде преподавал Берроуз. И Вирджил К. Стюарт был его другом. Но Вирджил не закончил свой текст. Как это сказал Ридли? Он упал замертво, не закончив последнюю страницу. И все — таки, вот он, учебник, завершен и издан. Кто же закончил последнюю страницу? Берроуз?
Когда-то давным-давно, еще в школе, Бэйлс самостоятельно прочел «Записки» Цезаря, но помимо того, что Галлия разделена на три части, ничего из них не помнил. Вообще все, что он помнил о латыни, уместилось бы на кончике мизинца.
Но это мог оказаться тот самый тайник, открытый для широкой общественности, слишком открытый, чтобы его можно было заподозрить. Бэйлс забрал с собой экземпляр учебника, словарь латинского языка, и принялся дома бороться с оборотами речи гордого римлянина.
Через пару дней Бэйлс вновь посетил квартиру Берроуза.
— Ну, и о чем вы хотите поговорить на этот раз? — спросил Берроуз.
— О странных обычаях германских племен, с которыми воевал Цезарь, — ответил Бэйлс. — И о тех специфических лекарствах, которыми они пользовались.
Дыхание Берроуза участилось.
— Вы нашли тайник, — сказал он.
— Конечно, нашел. Но вы же ожидали, что когда-нибудь он будет найден, не так ли? А после того намека, который вы мне дали, это было не трудно.
Должно быть, Берроуз подал сигнал, потому что прибежала собака и уставилась на обоих мужчин.
— Успокойте собаку, — сказал Бэйлс. — Нам нужно просто поговорить.
— О чем? — спросил Берроуз.
— Насколько вы оказались умны. И насколько глуп был я. Очень умно, Берроуз, найти такой тайник. Вы закончили учебник Стюарта, не так ли?
— Этого требовала дружба.
— Но не только. Это дало вам шанс вставить вашу довольно-таки небольшую формулу прямо в середину напыщенной речи Цезаря. Вы знали, как учат в школе латынь. Вы знали, что дети будут переводить все, не вникая в смысл.
— Никто никогда не задумывался над Цезарем, — сказал Берроуз.
— Конечно, вы правы. Когда дети дошли до формулы, то перевели ее дословно, не задумываясь над смыслом, как не задумывались над ним до этого места. Но одного я не понимаю. А как насчет учителей?
— Я единственный учитель латыни.
— Вы уверены в этом? — спросил Бэйлс.
— Стюарт пользовался бы своим учебником, но он умер. Я издал книгу на собственные сбережения. Именно поэтому я без труда смог вставить в текст формулу. Когда я переехал, то забрал учебник с собой. Но я не рекламировал его, и ни один учитель латыни не слышал о нем.
— Таким образом, экземпляры этого учебника есть только в двух средних школах?
— И кое-что на складе, — сказал Берроуз. — Когда-нибудь их тоже продадут.
— Но разве в другой школе ими не пользуются?
— Разумеется, нет. Когда приходит новый учитель, он пользуется своим учебником. Зачем ему нужен другой, в котором материалы расположены не так, как он привык их давать?
Бэйлс кивнул.
— Вы рассчитали, что учителя это не прочитают, а дети не поймут. Однако, все экземпляры этого учебника будут храниться. И кто-нибудь в будущем прочитает его из праздного любопытства. Или появится учитель, который решит сэкономить деньги, и воспользуется уже имеющимся учебником. В результате, он будет прочитан. И понят.
— На это я и рассчитывал. Но я надеялся, что это будет в то время, когда люди начнут жить по-другому. А не сейчас. Вы с кем-нибудь говорили о своей находке? — спросил Берроуз.
— Нет.
Собака тут же напряглась.
— Я не дурак, — сказал Бэйлс. — Если со мной что-нибудь произойдет, особенно здесь, мои наниматели поймут, что я докопался до истины. Если проследят мои действия за последние дни и узнают, что я унес домой ваш учебник и словарь латинского языка, и откроют истину. Если же со мной ничего не произойдет, то все останется в тайне.
— Я не могу рисковать. Я очень не хочу, но вынужден вас убить. Мне придется избавиться от тех книг, даже если я сожгу школу…
— Вы только выдадите себя. Не паникуйте, Берроуз. Если совесть заставила вас отказаться от миллионов, то почему вы думаете, что они не может заставить меня отказаться всего лишь от десяти тысяч, плюс премиальные?
— Не знаю. Я не могу рисковать.
— Да можете, — сказал Бэйлс. — Вы просто должны рискнуть. Позвольте напомнить вам, что я — химик. Я прекрасно понимаю, как легко можно изготовить эту взрывчатку. Если ваша тайна раскроется, все начнут производить ее. И зачем мне тогда десять тысяч долларов, когда все в итоге взлетит на воздух? Я должен держать рот на замке ради собственной безопасности. К тому же, у меня есть жена и ребенок. Для вас это что-нибудь значит?
— Не знаю, — холодно сказал Берроуз. — Я знал мужчин, у которых тоже были жены и дети…
— Я хочу, чтобы мой сын жил спокойно. До свидания, Берроуз. Когда к вам придут в следующий раз, ничего не говорите. Вообще ничего, даже рта не открывайте.
Собака была настороже, но Берроуз не подавал ей сигнала. Бэйлс пошел к двери, но возле нее остановился.
— Еще одно, — сказал он.
— Что именно?
— Будьте вы прокляты, что поделились со мной этой тайной. Вы думаете, я теперь буду спокойно спать по ночам?
Fantastic Universe, June 1955
ВАРВАРЫ
Красивым миром оказались эти Геспериды, планета младшего брата Солнца, и при более удачных обстоятельствах Мэл Вентнер с женой Хелен любовались бы ею. Они приземлились на широкой, покрытой изумрудной травой равнине, на которой лучи маленького солнца играли и переливались, словно на россыпях изумрудов. Содержание кислорода оказалось немного выше обычного, и от этого, наряду с маленьким тяготением — планета по массе была в половину меньше Земли — они все время пребывали в возбужденном состоянии. Но пока Мэл рассматривал окрестности, стоя возле стофутового космического корабля, доставившего их на Геспериды, его вдруг охватило какое-то оцепенение. К счастью, это продлилось только мгновение. Когда оно прошло, он вернулся на корабль и закрыл за собой люк.
Жена вопросительно поглядела на супруга.
— Я почувствовал луч сканера, — пояснил Мэл. — Думаю, лучше нам оставаться внутри, в безопасности…
На верху приборной панели внезапно вспыхнула крошечная лампочка, а через секунду — вторая, у основания. Хелен спокойно припудрила носик крошечным пульверизатором, который носила на пальчике, как колечко, затем осмотрела панель.
— Кажется, к нам подбираются с обеих сторон. Без сомнения, война начинается.
— Примите нашу сторону, чтобы уютно устроиться в нейтральной зоне, — пробормотал Мэл. Корабль содрогнулся, когда в него ударил энергетический луч. — Интересно, а какая сторона является нашей? Будет печально, если нас выведут из строя наши же союзники.
Приборная панель уже пылала разноцветными огнями, в то время как лучи всех видов лупили по кораблю, продолжая наращивая мощность.
— Мне казалось, — заметила Хелен, — ты говорил, что мы будем здесь в безопасности.
— Ну, оружие, которое есть у этих людей, достаточно примитивно, а наш корабль покрыт броней, но вряд ли стоит проверять ее на прочность. Мне кажется, стоит погрузиться.
Он нажал несколько кнопок, и корабль начал крениться на бок, словно парусник в бурном море. Земля расступилась под ними, и вскоре энергетические лучи уже не включали индикаторы тревоги, проносясь над ними.