— Я не имею в виду потери расходного материала, господин президент, — терпеливо пояснила Хелен. — Мне нужно знать, сколько вы потеряли людей.
— Боюсь, что не совсем понимаю вас, — сказал президент.
— Сколько было убито мужчин, женщин и детей?
Президент поднял брови.
— Разумеется, ни одного…
— Мы не шутим, господин президент, — прервал его Мэл. — Мы хотим знать, каковы у нас жертвы?
Президент пораженно уставился на них.
— О, Господи! Не хотите же вы сказать, что во время ваших войн убивают людей?
— Я думала, — тихонько сказала Хелен, — именно это и является целью войны.
— Ничего подобного. Война ведется, чтобы определить, какая из двух группировок является более сильной. Современная наука давно уже выяснила, что эта сила зависит от человеческих ресурсов и запасов оружия. Мы проверяем, насколько качественно и быстро наши люди способны производить оружие, и также проверяем, насколько эффективно это оружие в бою. Поскольку у нас есть роботы, чтобы управлять оружием, то вообще нет смысла убивать людей. Мы воюем, пока одна сторона не исчерпывает запасы оружия, тогда победа бесспорно отдается другой стороне. Затем мы заключаем мир.
— И нигде нет никаких жертв?
— Уже достаточно плохо тратить впустую дорогих роботов и вооружение. Но было бы непростительно потратить впустую человеческие жизни.
— Мы видели, как разрушили город, — сказал Мэл.
— Новый Карфаген. Город, где не было ничего живого. Всеми городами в зоне боев управляют роботы, которые там выпускают различные виды вооружения. Их разрушение никогда никому не вредит.
— Но у вас есть люди — летчики, — возразила Хелен.
— Должно быть, вы видели марсианских летчиков — роботов, — улыбнулся президент. — У их конструкторов изрядное чувство юмора, и издалека они похожи на людей. Но это совершено бездушные роботы.
Наступило неловкое молчание. Ни Мэл, ни Хелен не смотрели на президента. Наконец, Мэл сказал:
— Должен вам сказать, господин президент, что мы… ну, мы рады, что вы не понесли потерь. Только, боюсь, наши генералы на Земле едва ли будут удовлетворены. У них возникнет впечатление, что вы не прилагаете максимальных усилий для победы.
— Эта война уже нарушила всю нашу экономику, — горячо возразил президент. — Если вы считаете…
— Вы неправильно меня поняли, господин президент, — покачал головой Мэл. — То, что я вам сказал, не является моим личным мнением. Но это мнение, которое, несомненно, выразят мои начальники. Боюсь, вам будет нелегко убедить их в собственной неправоте.
— Мне что же, следовало перебить мой народ, чтобы командование поняло, что я воюю всерьез? — сурово спросил президент.
— У меня возникла великолепная идея! — вдруг воскликнула Хелен.
Мужчины повернулись к ней. Хелен быстро продолжала:
— Почему бы не создать специальные кладбища? Сделайте несколько миллионов надгробных плит, напишите на них земные и марсианские имена. Разумеется, под ними не будет никаких тел, но кто про это узнает? Надгробных плит будет вполне достаточно, чтобы удовлетворить наше начальство.
Мужчины рассмеялись. Хелен тут же вспыхнула.
— Если вам не нравится моя идея, придумайте что-нибудь получше!
— Превосходная идея, — успокаивающе сказал президент. — Только… — Он взглянул на Мэла, и они опять рассмеялись. На этот раз Хелен присоединилась к ним.
Через неделю они покинули Геспериды. Марсианам сообщили, что необходимо построить кладбища, для чего было объявлено короткое перемирие. Мэл и Хелен ехали на посадочную площадку, где стоял их корабль, и оборачивались с тоской, глядя, как вдали исчезает прекрасный город. Вокруг расстилались изумрудные поля, покрывавшие большую часть планеты. Они были потрясающе, неправдоподобно прекрасны.
— Очаровательная нация, — пробормотала Хелен.
— Да, но война, во время которой никого не убивают… — Мэл улыбнулся. — Все — таки они варвары!
Future Combined with Science Fiction Stories, January 1951
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Этот день стал началом самого большого разочарования в его жизни, но Хортон Перри об этом и не подозревал. Он только знал, что человек, которого единственная и, соответственно, любимая доченька представила, как своего будущего супруга, оказался из того разряда мужчин, которых Перри всегда презирал. Уже сама внешность Стюарта Пэйна просто вопила об этом: долговязый, нескладный, в дорогом костюме, настолько измятом, словно в нем спали, Пэйн выглядел настолько непрезентабельно, что даже через пятьдесят лет Пери не нанял бы его даже в качестве продавца орешков с лотка.
Сам Перри был среднего роста, упитанный, аккуратно одетый, и выглядел всегда очень дружелюбным. Он обаятельно улыбался, даже когда готовился перерезать вам горло, и мог честно смотреть прямо в глаза, готовясь предать.
Пэйн же, однако, не был способен на такие подвиги. Он никогда не смотрел человеку в глаза — а всегда словно сквозь него. Перри подметил эту странную особенность Стюарта Пэйна, точно тот видит нечто, недоступное другим.
Его выдавали глаза. Пейн беседовал с человеком, который станет его тестем. Он слушал, но с таким видом, будто думает о чем-то постороннем. Словно его занимали некие таинственные проблемы, которые он вынужден постоянно решать. По одному этому становилось ясно, что он из тех рассеянных неудачников, за которых никто не даст и ломаного цента. А Хортон Перри подозревал, что от него потребуют куда больше цента.
— И как вы собираетесь делать деньги? — спросил Перри.
— Но, мистер Перри, я получаю зарплату, — удивленно ответил Пэйн.
— И велика ли зарплата?
— Три тысячи долларов в год, — гордо сказал Пэйн. — Я, знаете ли, доцент.
Перри содрогнулся, его второй подбородок задрожал от прилива эмоций. Три тысячи долларов? Да его любимая дочурка тратит гораздо больше на арахис, далеко не самые дорогие орешки из тех, что он производит. Но Анджела, кудрявая блондинка с фривольным характером, который у большинства людей обычно сочетается с пустой головкой, нежно улыбнулась Пэйну, и в ее взгляде засветилась гордость.
— Ну, Стюарт не долго будет доцентом, отец, — сказала она.
Головка Анджелы отнюдь не была пустой. Она давно доказала, что обладает железной волей и непреклонным характером, так что Перри понимал, что связываться с доченькой порой куда неприятнее, чем с самыми непримиримыми врагами. И он решил сделать то, что адвокаты называют заранее оговоренными условиями.
— И сколько получает профессор? — спросил он.
— Ну-у… — мысли Пэйна опять устремились куда-то вдаль. — Я не уверен…
— Шесть тысяч долларов в год, — быстро сказала более практичная Анджела. — Всего лишь через десять лет службы.
Хортон Перри приложил все силы, чтобы не заскрипеть зубами. Он прекрасно знал свою доченьку и был уверен, что она приложит все силы, чтобы сделать этого недотепу его зятем, как он сам прилагал все силы, чтобы стать королем соленых орешков.
— Послушайте, Пэйн, — сказал он, — если вы женитесь на Анджеле, то будете жить на зарплату, и я не дам вам ни пенса на ведение хозяйства. Однако, я не зверь какой и не имею ничего против помочь вам сделать кое-какие деньги. При условии, что вы вообще способны делать деньги. — Он взял миску с орешками кешью и неожиданно предложил: — Вот, попробуйте.
Пэйн захватил сверху щепотку орешков и прожевал так тщательно, словно проводил научный эксперимент.
— Довольно пресные, — сказал он.
— Теперь ты попробуй, Анджела, — сказал Перри.
Анджела съела несколько орешков, выбирая покрупнее с самого низа.
— Слишком соленые, — сказала она.
— Вы оба правы, — заявил Хортон Перри. — В этом и кроется моя проблема. В наш век телевидения, портативных раций и ядерной энергии она наверняка окажется смехотворно легкой. Я дам вам пятьсот долларов на ее решение. Я расцениваю эти деньги в качестве премиальных. Выполните эту работу, и считайте, что вы их заработали..
— Ничего не понимаю, папочка, — сказала Анджела. — О какой проблеме ты говоришь?
— О проблеме с солеными орешками. Оказалось, что невозможно посолить орешки так, чтобы соль распределялась на них равномерно. От сотрясения упаковок при транспортировке кристаллики соли падают на дно, и верхние орешки получаются пресными, а нижние — слишком солеными. Конечно, на каких-то орешках соль держится лучше, на каких-то хуже, это зависит от степени их маслянистости. Но все же проблема остается везде. Я хочу решить ее кардинально. Я хочу, чтобы вы, Пэйн, разработали метод равномерного распределения соли по каждому орешку, и чтобы этому не мешала их транспортировка на поездах или грузовиках. Если вы такой хороший ученый, как думает Анджела…
— Он куда лучше, — встряла Анджела.
— Тогда эта работа не должна отнять у вас больше недели. И согласитесь, пятьсот долларов в неделю — неплохая прибыль. Ну как, вы согласны?
Пэйн ничего не ответил. Он что-то невнятно забормотал, и Перри сумел уловить лишь несколько слов. «Ионы натрия», «ионы хлорида», «адсорбция в мономолекулярных слоях», «ориентация ненасыщенной керосиновой цепи в триглицеридах», «Возможность использования электродиполя» резанули его ухо.
— Он согласен, папочка, — оживлено ответила Анджела. — Через неделю Стюарт покажет тебе выполненную работу.
— Отлично! Предоставьте мне формулу процесса, и можете играть свадьбу.
— Ну уж нет, папочка, — тут же надула губки Анджела. — Я выйду за него в любом случае.
— Я не дам вам своего отцовского благословения, пока Пэйн не решит проблему, — сказал Перри, чувствуя, как жалко это звучит.
— Тогда мы поженимся без него, — отрезала Анджела.
Перри с негодованием смотрел, как она тащит все еще продолжавшего невнятно бормотать ученого из комнаты. В дверях он продолжал нести какую-то ерунду о силах Ван дер Ваальса и потенциальных барьерах. Оставшись один в пустой комнате, Перри выругался. Доверьтесь дочери, и она выберет самого последнего придурка, который обречет ее провести всю жизнь в бедности, и еще станет гордиться своим выбором.