— Он обманом выудил у меня пятьсот долларов, — упрямо стоял на своем Перри.
— Какая чушь, папочка! Все это время он работал над твоей проблемой. Правда, признаю, иногда он сворачивает далеко в сторону. Но он вспоминает о тебе ежедневно.
— Вспоминает? Да он постоянно глядит на меня так, будто видит впервые в жизни!
— Папочка, это не так! Ему просто стыдно смотреть тебе в глаза, потому что он жалеет тебя.
— Жалеет меня? — изумился король соленых орешков.
— Да. Он думает, что ты такой непрактичный…
Перри заорал так, что его новая челюсть вылетела изо рта и разбилась о стену. Внук у него на коленях тоже заорал. Заорала Анджела, и остальные дети поспешили присоединиться к всеобщему хору. Перри отдал младенца дочери, подобрал с полу искореженную челюсть и в волнении попытался засунуть ее обратно в рот, однако она не вставала на место.
— Это я непрактичен? — прошамкал беззубым ртом Перри.
Со временем Перри со многим смирился, однако, ситуация, которая вызывала у него ярость, не улучшалась и, напротив, становилась лишь хуже. Лишь много лет спустя, разговаривая со своим старшим пра — правнуком Аланом, очень смышленым парнишкой, который, много поколений спустя, унаследовал — таки деловую хватку прадеда, Перри прекрасно его понимал.
Алану было уже двенадцать, и он обладал умом, который по-прежнему энергичному Хортону Перри казался острым, как бритва.
— Я редко вижу прадеда Пэйна, — пожаловался ему как-то Алан. — Но когда мы встречаемся, мне кажется, что он вечно витает в облаках.
— Это точно, парень, — кивнул Хортон Перри. — Он никогда не видел за лесом деревьев… — Перри пару секунд подумал и добавил: — Или наоборот. Во всяком случае, не видел, это уж точно.
— Но, тем не менее, предок, он великий ученый.
— Так все говорят. Но никто не может убедить меня в этом.
— Вы просто необъективны, предок.
— Нисколько. Я практичный человек, и сужу по результатам. Люди теперь развиваются быстрее, чем в мое время. Они раньше созревают…
— В двенадцать, — уточнил Алан. — Я уже взрослый.
— Почти, — благодушно кивнул старый Перри. — Мы живем, в среднем, больше двухсот лет, и весь этот срок остаемся здоровыми. Здания, которые мы теперь строим, будут стоять вечно. Мы летаем на Марс и Венеру. У нас есть инструменты, способные обрабатывать любые материалы, и оружие, способное пробивать любую броню. Мы легко создаем защиту, успешно сопротивляющуюся даже атомному взрыву. Мы так часто превращаем чудеса в банальность, что теперь только банальность остается единственным чудом…
— Все это прекрасно, предок, — с уважением сказал Алан, — но к чему вы клоните?
— Сейчас поймешь, — ответил старик. — Все, что я перечислил, все это — сугубо практичные результаты. А Стюарт Пэйн даже не подумал ни об одном из них.
— Но, тем не менее, вы должны признать, что без его открытия не было бы ничего этого, — возразил Алан. — Без его методики, усиливающей поверхностное натяжение, наши ткани и органы старели бы, как и раньше. Мы бы не становились взрослыми в двенадцать лет и не жили по двести с лишним. Без этой методики мы бы не могли оставаться здоровыми, а наши здания рушились бы, как и прежде. Без этой методики мы не создали бы прочных ракет, способных выдержать удары метеоритов, и вряд ли бы сейчас достигли даже Луны.
— Только не говори мне, что ты восхищаешься стариком, — с тревогой в голосе сказал Перри.
— Я понимаю его, предок. Конечно, он мог бы быть чуток попрактичнее, но для теоретика это не столь уж важно.
— Не знаю. С моей точки зрения, это не может не быть важным. С того самого дня, как я встретил его, я только и делал, что разочаровывался. Я выбросил кошке под хвост пятьсот долларов лишь потому, что этот «ученый» обещал мне… — Перри прервал себя. — Попробуй-ка вот эти марсианские орешки, Алан.
— Спасибо, предок. Ну, они слишком соленые. Наверное, достались мне со дна коробки.
— Он обещал мне результаты через неделю, — неприятно усмехнулся Перри. — И вот, прошло уже более ста тридцати лет, а он все еще не решил эту проблему. Совершено никудышный тип. Теперь — то это должно быть уже всем ясно.
Startling Stories, July 1950
ПАРАЗИТЫ
Гигантская тень накрыла их без предупреждения, и оба путника невольно съежились. Однако, Саркин отметил, что Норик, имея достаточно длительный опыт, не стал дергаться, а спокойно отошел к утесу и сказал голосом тихим, но все же явно не шепотом:
— Подождем здесь. Он нас не заметил.
И правда, тень тут же исчезла, и несколько секунд спустя Норик повел их дальше. Сбоку вверх, насколько хватало глаз, простиралась сплошная скала, а позади, далеко на краю широкой равнины, высилась вторая такая же отвесная стена. Внезапно Норик остановился и отдернул полог, скрывающий вход в пещеру. Они поочередно залезли внутрь.
— Вы что, никогда не видели пьесу? — удивленно спросил Норик.
Саркин и его жена Лета покачали головой.
— До нас доходили лишь смутные слухи, что такие вещи существуют, — ответил Саркин.
— Конечно же, существуют, — фыркнул Норик. — Практически, я и сам пытаюсь писать их в свободное время. Но пьесы, которые разыгрываются, обычно очень древние. Есть парочка совсем доисторических, приписываемых Шекспиру и некоторым его современникам — Эврипиду, Уайльду, Ибсену и Шоу. Разумеется, их трудно понять, поскольку действие там происходит во времена, о которых давным-давно все забыли, еще задолго до Великого Переселения. Но все равно, в них чувствуются какие-то успокаивающие ритмы. Так что входите и слушайте.
И Саркин, и Лета смотрели в молчании на странную сцену, открывшуюся их глазам. На слегка приподнятой платформе, хорошо видной всей собравшейся аудитории, стояли два мужчины и женщина, декламировавшие вслух свои самые сокровенные мысли и вообще ведущие себя так, будто считали, что их никто не видит.
— Эта платформа называется сценой, — объяснил Норик по окончании того, что он назвал актом. — Люди на ней притворяются, что нет никаких зрителей.
— Но ведь они знают, что зрители есть, — тут же возразила Лета. — Все собрались здесь только за тем, чтобы посмотреть на них. Глупо было бы им думать, что нет никаких зрителей.
— Я понимаю, что это абсурдно, — согласился Норик. — Но через некоторое время вы привыкнете к этой нелепости, а потом у вас начнутся другие трудности, когда вы поймете, что их действия являются не самыми естественными в мире. Но не заостряйте на этом внимание. Просто смотрите, слушайте и наслаждайтесь тем, что сумеете понять.
Они попытались последовать этому совету, но было сложно избавиться от ощущения неправильности зрелища. А затем, в конце третьего акта, театр внезапно задрожал, и замерли все — и зрители, и актеры.
Саркин увидел, как покрылось потом лицо одного из актеров, который представлял из себя спокойного и невозмутимого мужчину, но никто не поставил ему это в вину. Когда сотрясение кончилось, игра продолжилась, словно ничего не произошло.
Позже, провожая Саркина с женой домой, Норик признался:
— Я уж думал, что они выследили нас.
— И что бы случилось, заподозри они, что мы собираемся там? — спросила Лета.
— Они бы разрушили театр и попытались убить всех, пока мы разбегались, — ответил Норик. — У меня был близкий друг, — голос его слегка задрожал: — Мы вместе когда-то поступили в институт. Так его убили на концерте. А моего брата раздавили год назад, как только он вышел из собственной двери. И тот, кто наступил на него, даже этого не заметил.
— Ну, это не так уж плохо, по сравнению с тем, где живем мы, — сказал саркин. — У нас их гораздо больше, и появляются они все чаще. Так что пришлось нам создать тщательно продуманную систему сигнализации.
— Ну, и чем это поможет, если станет известно, что они направляются к вам? Они, если захотят, всегда сумеют добраться до вас.
— Нет, не всегда. У нас есть хорошие убежища. И мы разрабатываем способы нанесения ответных ударов. Как ученый, — скромно добавил Саркин, — могу вам сказать, что они более уязвимы, чем воображают многие из нас.
— Нужна целая армия, чтобы убить хотя бы одного, — уныло сказал Норик. — Я не из тех, кто склонен критиковать науку, но согласитесь, что до настоящего времени все наши изобретения оказались более чем скромными.
— Могу признать, что у нас мало причин для хвастовства, — безмятежно сказал Саркин. — Но, как я уже отметил, мы только начинаем их изучать. И я думаю, наши шансы на успех гораздо выше, чем думаете об этом вы, лирики.
Норик наверняка бы нашелся, что ответить, но в этот момент Лета вскрикнула. Саркин обнял ее, она вся трепетала в его объятиях.
— Что с тобой, милая?
Она не ответила, но показала рукой вперед. Там, возле скалы, какое-то маленькое существо перебегало из одной тени в другую, а затем скрылось в трещине.
— Все вы, женщины, одинаковые, — пожал плечами Норик. — Я плохо ее разглядел, но эта тварь слишком маленькая, чтобы причинить нам вред. И стоило так вопить?
— Тьфу! — с отвращением сказала Лета. — Она была такая… такая мерзкая. Кто это был?
— Не знаю, — покачал головой Норик. — Никогда не видел подобной.
— Последнее время они стали появляться в соседнем районе, — вставил Саркин. — Я читал о них статейку в одном журнале. Считается, что из бывших мест обитания их выгнала засуха.
— Надеюсь, — передернула плечами Лета, — им здесь не понравится. Один их вид бросает меня в дрожь.
Норик рассмеялся, как любой мужчина, гордящийся своим превосходством. Но смех застыл у него на губах, когда, словно в ответ, над ними прокатился оглушительный гром. Несмотря на большой опыт, он на миг ослабил бдительность, но зато первым пришел в себя и подтолкнул остальных в укрытие. Мимо них прошли два гиганта, а затем, чуть дальше, еще три. Они наблюдали за ними, потея в тесном убежище.
Норик был уже не таким веселым и беспечным, когда повел их к себе домой, прячась по возможности в тени каменных стен, и рывками перебегая равнину, когда выход на открытое пространство был неизбежен, но делал это всегда вблизи оврага или расщелины, куда можно укрыться в случае опасности. Для его гостей поход получился не самым приятным. К моменту, когда цель была достигнута, все совершено вымотались.