— Кэролайн Манто. Пожалуйста, миссис Бертон… Мне было нужно в уборную, а когда я вышла…
— Да-да, я ее знаю! — раздался крик из толпы учениц.
— Мисс Бертон, а вот еще одна потеряшка! — раздались пронзительные крики.
Вторая девочка подошла к первой.
— Ну, а ты кто? — спросила мисс Бертон.
— Я Дорис Палит. Я пошла с Кэролайн в уборную…
Мисс Бертон раздраженно вздохнула. Потерять двоих детей и даже этого не заметить!.. Та учительница, должно быть, сейчас в бешенстве, и поделом ей, нельзя же быть такой рассеянной.
— Хорошо. Вы обе можете остаться с нами, пока мы не найдем полицейского… — Она прервалась. — Фрэнсис, в чем дело, почему ты хихикаешь?
— Это все Кэролайн. Она делает точно такое же лицо, как у вас.
— Действительно, Кэролайн. Это некрасиво, — сказала мисс Бертон.
Кэролайн поспешно изменила выражение лица, чтобы потерять любое сходство с мисс Бертон.
— Простите, мисс Бертон, я не хотела.
— Ну, уж не знаю, как тебя воспитывали, если ты не знаешь, что нельзя передразнивать людей. Такая большая девочка. Как ты… А кстати, сколько тебе лет, Кэролайн?
Кэролайн сжалась, пытаясь казаться пониже ростом.
— Два года…
Все громко рассмеялись.
— Два года! Ей два года!
— Я хотела сказать — двенадцать… Ну, почти так…
— Одиннадцать, — подытожила мисс Бертон. — Ты достаточно большая, чтобы знать это.
— Простите, мисс Бертон. И честно, мисс Бертон, я не хотела ничего плохого, но я хочу стать актрисой и подражаю людям, как актеры, которые на телевидении.
— О, мисс Бертон, пожалуйста, не отправляйте ее домой с полицейским. Раз она хочет стать актрисой, держу пари, она бы захотела увидеть Курта Джорджа!
— Ну, после того, как она себя вела, даже не знаю, стоит ли ей позволять… Пожалуй, не стоит.
— Пожалуйста, мисс Бертон, это ненарочно. Я больше так не буду.
— Ладно, если будешь хорошей и не станешь доставлять неприятностей. Но у нас еще много времени, прежде чем мы встретимся с мистером Джорджем. Сейчас только два, а в лекционный зал мы пойдем в четыре.
— Мисс Бертон, — позвала ее Барбара Уиллман, — а как вы думаете, он даст нам автографы?
— А теперь, девочки, я хочу вас предупредить. Вы не должны раздражать его. Мистер Джордж — известный киноактер, и время его очень ценно. Было любезно с его стороны, что он согласился встретиться с вами, тем более, что целые толпы взрослых хотели бы того же самого, но мы не должны использовать его доброту в своих интересах.
— Но он любит детей, мисс Бертон! Моя старшая сестра читала в журнале кино, где сказано, что он их очень любит.
— Я знаю, девочки, но он не совсем здоров. Поговаривают, что он заболел тропической малярией в Африке, где стрелял львов, носорогов и слонов для своей новой картины. Именно поэтому его нельзя сильно беспокоить.
— Но он такой большой и сильный, мисс Бертон! Ему будет не трудно подписать автографы.
— Наверное, у него дрожат руки, — сказала одна девочка. — Когда случается приступ лихорадки, всегда дрожат руки.
— Да, Африка — опасный континент, где никто не знает, что может случиться в следующий момент, — удовлетворенно сказала мисс Бертон. — Так что мы все должны помнить, как отважно мистер Джордж борется со своей болезнью, и прилагать все усилия, чтобы не утомлять его.
В ярком свете, заливавшем столик для ленча, отлично читалось страдание, написанное на красивом, мужественном лице Курта Джорджа. Он стонал и мрачно бормотал:
— Мой бедная голова, моя голова! И как, ты думаешь, я смогу справиться с бандой детишек без напитка, способного придать мне силы?
— Ты уже выпил свой напиток, — сказала Кэрол, стройная, привлекательная, эффектная женщина. В настоящий момент она была более эффектной, нежели привлекательной, и могла сочувствовать его горю. — И другую порцию не получишь. Так что соберись и попытайся для разнообразия побыть трезвым.
— Но это же дети! Они будут визжать и хихикать…
— Они единственная аудитория в мире, которая не будет спрашивать, сколько ты выпил. Одному Богу известно, где я еще могла найти кого-нибудь, кто поверит, что твои руки трясутся из-за лихорадки.
— Я знаю, Кэрол, что ты блюдешь мои интересы. Но еще одна порция выпивки не причинит мне вреда.
— Я не спорю с тобой, Курт, — сказала Кэрол устало, но твердо. — Я только защищаю тебя от тебя самого. Так что никакой выпивки.
— А потом?
— Я не могу следить за тобой круглосуточно, как мать за ребенком.
Ее высокомерный ответ подсказал ему новую тему.
— А могла бы, если бы мы были женаты.
— Никогда не мечтала выйти за слабохарактерную тряпку и перевоспитывать ее.
— Но если я докажу тебе, что могу измениться…
— Сначала докажи, а затем я обдумаю твое предложение.
— Ты хладнокровное создание, Кэрол. Но я думаю, для твоей профессии такие и нужны.
— Холодные, подозрительные, противные — и надежные, — парировала Кэрол. — Это неизбежно, когда мне приходится иметь дело с такими участливыми, доверчивыми и ненадежными клиентами.
Джордж смотрел, как она собирает со столика остатки скудного завтрака.
— Что ты напеваешь, Кэрол?
— Я напеваю?
— Мне показалось, это было: «Возьми меня! Возьми меня всю!» Да, именно это! Твое подсознание выдает тебя! Ты в самом деле хочешь выйти за меня!
— Ошибаешься, — прохладно сказала она. — Мое подсознание не знает, что творит. Все, что я от тебя хочу, это мои стандартные десять процентов.
— Разве ты не можешь хоть на миг забыть, что ты мой агент, и вспомнить, что ты все же еще и женщина?
— Нет, не могу, пока ты не забудешь, что ты пьяница, и не вспомнишь, что ты все же человек. И если ты не сделаешь так, чтобы я забыла, как ты не просыхал всю поездку в Африку…
— Потому что со мной не было тебя!
— …и мог едва шевелиться, пока тебя одевали в охотничьи шмотки и фотографировали, будто ты стреляешь во львов.
— Ты безжалостна, Кэрол! Ты что, больше никак не можешь использовать меня, кроме как мучить?
— Откровенно говоря, нет, Курт. Я никак не могу больше использовать совершенно бесполезных людей.
— Я не совсем бесполезен. Я зарабатываю для тебя десять процентов…
— Я бы с радостью их заплатила, чтобы увидеть тебя трезвым.
— Но именно твое презрение ко мне заставляет меня пить. А когда я думаю о необходимости появиться перед маленькими деточками и…
— Ты должен быть счастлив от того, что совершаешь добрый поступок… Не падай, Джордж, не падай!
Две маленькие девочки потянулись друг к другу и стали перешептываться. Их шепот перемежался хихиканьем, так что издали это казалось обычной детской болтовней. Но Палиту было совсем не весело.
— Вы становитесь слишком небрежным, Манто, — сказал он на своем языке. — Зачем вы повторяли выражение ее лица?
— Мне очень жаль, Палит, но она меня впечатлила. А я — очень внушаемый человек.
— Я тоже. Но я контролирую себя.
— Однако, если бы искушение было достаточно большим, не думаю, что вы смогли бы с ним совладать.
— Достаточно важных проблем, чтобы я сопротивлялся.
— Однако, мне показалось, что ваше лицо тоже слегка приняло ее выражение.
— Это все ваши выдумки, Манто. Второй ошибкой было в начале сказать, что вам два года.
— Они решили, что это шутка. Я бы и сам вывернулся.
— Вам что, Манто, нравится кататься на коньках по тонкому льду? Что вы и сделали, когда изменили свой рост. У вас не было никакого права делать это при посторонних.
— Я сделал это умело. Никто и не заметил.
— Я заметил.
— Не придирайтесь.
— Я вовсе не придираюсь. У детей очень острый взгляд. Вы бы удивились тому, что они замечают.
— Вы нервничаете, Палит, — сказал Манто. — Мы слишком долго пробыли вдали от дома.
— И вовсе я не нервничаю. Я просто говорю, что стоит быть внимательнее.
— Что могло с нами произойти? Даже если бы мы заявили детям и учительнице, а также всем в этом зоопарке, кто мы такие, то нам бы все равно не поверили. А даже если и поверили бы, то они не в состоянии действовать настолько быстро, чтобы нам навредить.
— В таком деле никогда ничего не известно, — проворчал Палит.
— Умные просто не рискуют.
— Я допускаю, что вы, мой начальник именно такой умный.
— Не будьте саркастичным, Манто, я и без вас знаю, что я начальник. И я понимаю, что эта планета — наша самая большая удача, а вы — не осознаете этого. Здесь надлежащая сила тяжести, подходящая атмосфера, нужный химический состав — все, все нам подходит.
— Включая население, которое будет перед нами беспомощным.
— А вы рискуете потерять все это.
— Не говорите глупости, Палит. Какие на это шансы?
— Шанс, что нас обнаружат. Мы наткнулись на это место совершенно случайно. Никто дома об этом не знает, никто даже не подозревает о существовании этой планеты. Мы обязаны вернуться и сообщить им. А вы вместо этого делаете глупости, которые могут нас выдать и заставить этих людей заподозрить опасность.
На сей раз хихиканье Манто не было простой маскировкой, но до известной степени выражало его чувства.
— Они не могут ничего заподозрить. Мы исколесили всю планету, принимали много различных форм, пересекли через массу их границ и таможен, и никто ничего не заподозрил. И даже если бы нам действительно стала угрожать опасность, мы легко могли бы убежать. Я мог бы принять форму учителя, полицейского или любого другого представителя власти. Однако, в настоящее время нет ни малейших предвестников опасности. Так что, Палит, вы должны перестать трястись от страха.
— Будь осторожным, и я перестану трястись, — твердо сказал Палит. — Это все, к чему я стремлюсь.
— Хорошо, я буду осторожным. В конце концов, я не хочу потерять этих детей. Они точно те, в ком мы нуждаемся. Смотрите, какие они любопытные, какие быстрые и неиспуганные. Они могут приспособиться к любым обстоятельствам.
— Прекрасно, дети, — раздался над ними голос мисс Бертон. — На каком языке вы говорите? На греческом?