ны лишь детям, но не взрослым. И если они правы, я рад быть ребенком. Я рад быть одним из вас. Да, я думаю, что правильнее сказать «друзья мои».
И он рассказал историю о слоне-жулике, скромно предоставив роль помощника героя своему гиду. Затем последовал рассказ, иллюстрирующий странные манеры львов. В другом же рассказе, про злобного носорога, фигурировало слоновое ружье. В зале стояла тишина, все затаили дыхание, слушая, и он мельком подумал, что наконец-то его уши отдохнут.
— А теперь, друзья мои, пора сказать «прощайте», — печально сказал он, наконец. — Но я надеюсь, что еще не раз увижу вас…
Пронзительные, как всегда, оглушительные ликующие вопли, маленькие ладошки, с энтузиазмом бьющие друг в друга. Слава Богу, все кончено, подумал Джордж. А теперь — выпивка, хотя он не имел в виду только выпивку. Теперь может быть полезным продолжение разговора о том, чем он полезен. Он сделал этих детей счастливыми. Разве это не все, чего может желать любой разумный человек?
Но все еще не закончилось. На сцену вышла еще одна старая леди.
— Мистер Джордж, — сказала она странным аффектированным голосом, напомнившим ему голос его первого учителя драматического искусства, который чуть не погубил в самом начале его блестящую карьеру. — Мистер Джордж, я не могу выразить, какими счастливыми вы сделали всех нас, и старых, и молодых. Ведь мистер Джордж сделал нас счастливыми, дети?
— Да, мисс Бертон! — раздались пронзительные крики.
— И мы чувствуем, что было бы справедливо доставить вам в ответ хоть капельку того удовольствия, что вы доставили нам. Для начала послушайте песню «Спасибо» в исполнении Фрэнсис Хеллер…
Этого Джордж не ожидал и с трудом подавил стон. Слава богу, песня оказалась короткой. «Спасибо»! — с усмешкой подумал он. Удивительно, что он выдержал это в то время, когда был трезв, как судья! Какой твердый характер, какая сила воли! — мысленно похвалил он себя.
Затем мисс Бертон представила другую девочку, которая продекламировала стишок. А затем сама мисс Бертон, держась очень прямо, начала читать монолог Джульетты у гроба.
Это было хуже всего. Джордж содрогнулся, но заставил себя держаться из последних сил. Взрослые, выставляющие себя в глупом виде, еще хуже, чем дети. Ее манера говорить на этот раз напомнила ему преподавательницу дикции. Но он выдержал и также поблагодарил ее. Это наверняка зачтется ему, как добрый поступок на сегодняшний день. Возможно, так посчитает и Кэрол, подумал он.
— Мисс Бертон? — раздался пронзительный голосок.
— Да, моя дорогая?
— А разве вы не хотите попросить Кэролайн показать нам свое искусство?
— О, да, я забыла. Подойди сюда, Кэролайн, и ты тоже, Дорис. Мистер Джордж, Кэролайн и Дорис хотят стать актрисами. Они подражают людям и животным, и кто знает, может, когда-нибудь они станут сниматься в фильмах, как вы, мистер Джордж. Не так ли, дети?
Что, черт побери, делать в таких случаях? — подумал Джордж. Конечно, вы усмехаетесь, но что тут сказать, не продав душу дьяволу? Согласиться, что будет прекрасно, если эти забавные мордашки появятся на всех экранах страны? Но ведь за такую отъявленную ложь и посылают прямиком в ад.
— Ну, девочки, мы начинаем? — спросила мисс Бертон.
— Пожалуйста, мисс Бертон, — умоляюще сказала Дорис. — Я не знаю, что делать. Я не умею подражать даже щенку. В самом деле, я не могу, мисс Бертон.
— Ну-ну, Дорис, не нужно быть такой застенчивой. Твоя подружка говорила, что у тебя хорошо получается. Нельзя же выйти на сцену и одновременно быть такой стеснительной. Ну, вспомни какие-нибудь эпизоды из фильмов. Ширли Темпл, например, была прекрасной маленькой актрисой, насколько я помню. А ты можешь показать какую-нибудь сценку из ее фильма?
Тишина начала становиться неловкой. А Кэрол сказала, что я никчемный, бесполезный человек, подумал вдруг Джордж. Да ведь если благодаря ему у этих детишек не возникнет желания пойти в актрисы, все человечество будет ему благодарно. Ему и мисс Бертон. Она одна может в зародыше задушить такое желание у любой девочки.
У мисс Бертон появилась идея.
— Я знаю, что делать, девочки. Если вы сыграете животных, мистер Джордж покажет вам, как действует настоящий охотник. Покажите ему львов. Да-да, Кэролайн и Дорис, вы будете львами. Вы притаились в своих логовах, готовые напасть на неосторожного охотника. Присядьте вон за тот стул. Он подходит все ближе и ближе… Пожалуйста, мистер Джордж, начните подкрадываться к ним. Ваши мускулы напрягаются, вы открываете большие красные пасти и оглушительно, оглушительно ревете…
Оглушительный рев раскатился по залу, и ему вторили такие испуганные вопли, каких Джордж никогда не слышал. У него волосы встали дыбом на загривке, а сердце остановилось.
На другом конце сцены стояли два льва, готовые вот-вот прыгнуть. Он не знал, откуда они появились, но они были там, яростные глаза, раздраженно встопорщившиеся гривы, более ужасные, чем те, которые он видел в Африке. Они стояли с угрозой смерти в жестоких глазах, и он, Джордж, стоял перед ними, и на его красивом, мужественном и бескровном теперь лице были написаны ужас и беспомощность, а сердце ожило и пустилось вскачь, колени обмякли, руки…
Руки, стискивающие слоновое ружье. Возникшая у него мысль походила на команду режиссера. Со спокойной эффективностью, с отточенностью актера, тысячу раз репетировавшего эту сцену, ружье прыгнуло к его плечу, и гул выстрелов прогремел вызовом реву диких зверей.
Зрители продолжали вопить и после того, как смолкло оружие. На другом конце зала лежали два больших тела, львиных тела, и любопытным отличием от настоящих животных являлось то, что они быстро распадались, словно разъедаемые невидимой кислотой.
Рука Кэрол очутилась в его руке, тонкий, прерывистый голос Кэрол дрожал, когда она сказала:
— Тебе нужно выпить… все, что захочешь.
— Нам обоим нужно выпить.
— Да, конечно. И я думаю, что в конце концов, ты все же оказался полезен.
Space Science Fiction, February 1953
ДОЛЖНЫ БЫТЬ ЗНАНИЯ
Что-то здесь не так, и Уильтон-Блоджер Ромуло чувствовал это. Его мужская интуиция подсказывала, что на этой планете чего-то не хватает, хотя и кажется, что тут есть все. Но его разум не поддерживал интуицию и отказывался сообщить, что именно было неправильно. И это, как Ромульдо сказал своей жене, его раздражало.
Маргаретт Блоджер грубо заржала в ответ, словно ей стало весело при одной только мысли, что у мужа есть разум. Ромуло почувствовал, как у него сжалось горло. Будь проклята эта женщина, подумал он. Она смотрит на меня так, словно я идиот. Как будто лишь потому, что я ее муж, мне все надо разъяснять словами не длиннее одного слога. Как будто я совершенно неспособен размышлять о чем-то, кроме своей внешности и одежды, и еще управления кораблем.
— Но я чувствую это, — начал настаивать он. — Побывав на нескольких дюжинах планет, вы привыкаете к разнообразию. Вас уже не впечатляют различия пейзажа, силы тяжести или воздушного давления, то, что лун две или целая дюжина, что солнце красное или зеленое. Все эти изменения вы считаете в порядке вещей, само собой разумеющимся. Но здесь есть что-то, чего я не могу считать само собой разумеющимся.
— Все это только твое воображение, Ромуло, мой козлик, — сказала Маргарета с покровительственной улыбкой, почти что насмешкой. — Здесь всего лишь высокая ионизация атмосферы.
— Не только, — уперся он. — Есть что-то в самой планете… или людях…
— Людях? — снова заржала Маргаретта. — Эти тупицы — люди? Не будь дураком, Ромуло.
— Я не могу указать на это пальцем, но чувствую, здесь что-то не так, — с необычным упорством настаивал он. — это может быть планета, погода, магнитные бури…
— Совершенно естественное явление, — прервала его Маргаретта.
— Любому известно, что они досконально изучены. Две большие луны, состоящие, главным образом, из металлического никеля, ответственны за необычайно высокие приливы, усиленные серьезными магнитными возмущениями, которые не только будоражат кору планеты, но и вызывают атмосферные явления. Эти помехи выражаются также в магнитных бурях, частота которых периодически увеличивается…
— Ладно, ладно, Маргаретта, не начинай декламировать мне свою следующую книгу.
— А почему бы и нет? — спросила Маргаретта. — Какую такую работу ты делаешь, чтобы непринужденно жить в роскоши? Все твое занятие — это лежать на диване и смотреть стереороманы…
— Когда я не управляю кораблем, не готовлю обед в электронной печи и не…
— В то время как я, — продолжала Маргаретта, словно ее и не прерывали, — должна напрягать мозги, продумывая остроумные наблюдения и опыты. Будь ты проклят, Ромуло, от тебя не дождешься благодарности. Я издаю по книге в год в течение десяти лет — от «Философ на Плутоне» до «Философа на Бете Ориона», — и каждая имеет успех. Ты думаешь, легко все время напрягать мозги? Попробовал бы сам для разнообразия. Мог бы попробовать…
И снова мы об этом, подумал Ромуло. Она исполняет всю работу, она содержит семью, в то время, как я живу за ее счет в роли бесполезного паразита. Когда-нибудь я уйду. Черт побери, когда-нибудь я найду себе работу и стану независимым. И тогда я выскажу ей кое-что. Ей нравится выставлять меня дураком, нравится насмехаться над моей интуицией. Но я уверен, что все-таки здесь что-то не так. Что-то здесь неестественно.
Разумеется, она этого не видит. Для нее это лишь унылая старая планета, главное достоинство которой в том, что она лежит далеко от туристических маршрутов. А больше тут не о чем говорить. Здесь нет ни высоких, внушающих страх гор, ни лесов или джунглей, полных прекрасных цветов, ни сверкающих морей. Здесь нет ничего, ради чего стоит посетить эту планету никому, кроме писательницы, ищущей разнообразия, которое она может превратить в очередную книгу.
И здешние люди ее не интересуют. Ну, признаться, мне они тоже не слишком интересны, но в них есть нечто успокаивающее. Солидные фермеры, занятые, в основном, перепахиванием не слишком-то плодородной земли. И ни на какие излишества у них уже не остается времени. Они только хотят, чтобы их оставили в покое. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление, когда я беседовал с ними. Они хотят, чтобы их оставили в покое и не беспокоили глупыми вопросами.