Я бы удивился, если бы узнал, что они верят в превосходство женщины. Скорее всего, нет. Скорее всего, наша цивилизация еще не оказала на них тлетворного влияния, и они все еще примитивно верят, что мужчины тоже на что-то годны. Ей-Богу, когда-нибудь и у нас мужчины снова займут свое надлежащее место! И им будет позволено говорить все, что они захотят о женщине, которая является их начальником, а значит, обладает более рациональным умом. Я, правда, этому не верю. Я не смею высказать это вслух, но я не считаю, что женщины лучше мужчин. Я считаю, что при равных возможностях и равной поддержке мужчина может сделать все, что делает женщина. Конечно, кроме некоторых биологических штучек.
Интересно, верят ли в это же местные уроженцы? Наверное, я пойду и поговорю с ними. Межпланетная система языка, которую я изучал, не показалась мне слишком хорошей, но, по крайней мере, она достаточно ясно преподносит основные принципы языка, а у меня способность к языкам. Лучше, чем у Маргаретты, несмотря на ее так называемый превосходящий ум. Возможно, я не смогу бегло говорить, но, по крайней мере, пойму, что говорят туземцы.
Конечно, Маргаретта узнает, где я был, и накричит на меня за то, что я впустую потратил время, но черт с ней. Я не ее раб.
И я пойду без пальто. Я знаю, что погода здесь прохладнее, чем я привык, но я более вынослив, чем думает жена. Я могу переносить холод так же, как она, или даже лучше.
Несмотря на такие храбрые мысли, с корабля он вышел украдкой. Но Маргаретта и не могла его заметить. Маргаретта, как он надеялся, как и любой настоящий философ, погружена в размышления, позволяющие мыслям свободно парить, помогая зарождаться новым идеям.
Он шел по холодной земле в приподнятом настроении, не обращая внимание на низкую температуру. Воздух, сказал он себе, вовсе не холодный, а бодрящий. Бодрящий, вот правильное слово. Земля была грубой и каменистой, коричнево-красная от ржавчины, и лишь несколько разбросанных поодаль стеблей, которые при сильном желании можно назвать травой, нарушали монотонность пейзажа. Но потом появились растения. Растения и несколько фермеров, орудующих мотыгами, чтобы выкорчевать сорняки и взломать твердую корку на почве. С ними стоило поговорить.
Когда Ромуло подошел, они мельком взглянули на него и продолжили работу. Казалось, он их не интересовал.
Ромуло почувствовал раздражение. Я тоже не очень-то интересуюсь вами, подумал он. Я только пытаюсь выглядеть дружелюбным. И узнать, что здесь происходит. Разве я причиняю вам вред тем, что стою и смотрю?
Фермеров было двое. Лица их были красными, изжаренными солнцем и исхлестанными ветрами, с синеватым оттенком, вероятно, из-за каких-то химических особенностей организмов. Одеты они были по-разному, но трудно сказать, отражала их одежда принадлежность к какому-то полу или нет. Один носил что-то похожее на штаны, другой нечто, что могло считаться юбкой. Но откуда Ромуло мог знать, какой пол здесь носит штаны, а какой — юбки?
— Похоже, сегодня славный денек, — сказал Ромуло.
Так всегда разговаривают с фермерами, подумал он. О погоде, только о погоде. Погода много значит для них.
Тот, что в юбке, что-то проворчал.
Ромуло решил считать это ответом и продолжал:
— Но все же облачно. Как вы думаете, пойдет дождь?
— Дождь не имеет никакого значения.
— Вы привыкли работать во время дождя?
— А какая разница? С фермера все как с ганкеля вода.
— С ганкеля? Это такая птица, да?
В ответ раздалось лишь хрюканье. Казалось, они не хотели разговаривать дальше. Ладно, подумал он, не хотите говорить — и не надо. Пропалывайте свои сорняки, разбивайте корку. Вы ведь не возражаете, если я стану смотреть, не так ли?
Он наблюдал за ними, но и через пять минут они ничего не сказали. Ромуло устал торчать там, как дурак, и пошел дальше. На соседнем лугу играли несколько детишек, и он решил понаблюдать за ними.
Дети играли в непонятную игру. Они разложили длинными рядами какие-то грязные веревки, затем протянули поперек них другие веревки. Потом каждый ребенок схватил два свободных конца и потянул. Веревки сплелись странными узлами.
Дети при этом что-то пели, но в песне звучали слова, которых не имелось в его словаре — полная ерунда, как он заподозрил. И, не будучи ребенком, Ромуло быстро потерял к игре интерес и пошел дальше.
Вскоре он пришел в небольшую деревушку с каменными домами. Людей здесь было больше, они сонно бродили, словно владели всем временем мира.
— Славный денек, — произнес один из них, но не Ромуло.
— Похоже, позже пойдет дождь, — ответил другой. — Синее солнце в полдень означает потоки воды.
Так значит, подумал Ромуло, они все же интересуются погодой. Но не тогда, когда о ней говорю я. Ко мне они относятся, как к незнакомцу.
В небе висели, не слишком далеко друг от друга, две луны. Воздух на востоке, заряженный энергией, был более синим, чем в любом другом направлении, и Ромуло подумал, не близится ли магнитная буря? Но буря, казалось, не беспокоила местных жителей.
Внезапно Ромуло вздрогнул и заколебался, не пора ли вернуться на корабль? Маргаретта может заинтересоваться, где он шляется, и обязательно закипит, как чайник, если он задержится.
Да черт с ней, решил он. Если она спросит меня, где я был, я всегда могу сказать, что писал заметки по местным обычаям. Я же помогу ей собрать материал для книги. Я познакомлюсь с этим фермерами, начну разбираться в их психологии…
Внезапно он снова задрожал так, что застучали зубы. Черт побери, здесь не просто холодно, а весьма подмораживает. Надо быть дураком, чтобы отправиться без пальто.
Один из фермеров, одетый в штаны, уставился на него.
— Н-не оч-чень-то ж-жарко сейчас, — сказал Ромуло.
— Вам холодно?
— К-как в аду!
— Когда эти две луны восходят вместе, это всегда является признаком холодной погоды.
— А з-здесь м-можно где-нибудь с-согреться?
— У вас есть корабль?
— Он с-слишком д-далеко.
— Но вы пролетели больше, чтобы добраться сюда, — сказал фермер и ушел.
Ромуло хотел его обругать, но зубы слишком стучали. Таково реальное крестьянское гостеприимство, подумал он. И крестьянская проницательность. «Вы пролетели больше, чтобы добраться сюда». Вы пролетели Бог знает сколько световых лет, чтобы добраться до планеты, где вы вовсе не нужны. Ну, нам не нравитесь вы сами или ваша внешность. Так что убирайтесь, откуда пришли.
Возле него остановился еще один фермер, на этот раз в юбке.
— Вам холодно?
— Н-нет. Я д-дрожу от в-восхищения в-вашей д-деревней.
— Когда холод пробирает до костей, пора нагреть камни. Идемте со мной.
Он — или она? — привел его в большую каменную хижину. В углу другой крестьянин в юбке полулежал в шести футах от пола на больших плоских камнях. В трещинах между камней сочился унылый красноватый свет. Там горел огонь, а сверху сложены камни. Довольно примитивно. Но тепло. Достаточно тепло, чтобы отогреть замерзшего цивилизованного человека.
Ромуло взгромоздился на камни и лег рядом с крестьянином. Волна блаженного жара окатила его. То же самое, наверное, может чувствовать курица, начав вертеться на вертеле в электронной духовке. Пусть они зажарят меня и съедят, если захотят, подумал Ромуло, мне все равно. Мне здесь слишком хорошо. Даже на песчаном пляже под горячим солнцем я не чувствовал себя лучше.
Входили какие-то люди, бродили возле него. Ромуло было лень повернуть голову и взглянуть на них, но он не спал. Он явно слышал каждое слово их скучных разговоров. А как у вас с зерном в этом году? Не слишком хорошо, и не слишком плохо. Мало дождей. А когда погода сухая, дети будут плакать. Если небо слишком ясно, фермер должен бояться. Жарким летом будет плохой урожай… И так далее.
Как жена? Да как и ожидалось… Ромуло поднял голову и увидел, что сказавший это одет в юбку. Значит, женщины здесь носят штаны, подумал он.
С моей женой тоже все в порядке. Но на прошлое неделе она болела. Нет ничего хуже больной женщины. Она может быть вся беспомощна, но ее язык все равно не останавливается.
Ромуло слушал с восхищением. Мужчины здесь не боятся возражать женщинам, подумал он.
Как ваш сынишка? Хорошо. Ему уже почти семь. Пора забрать его из школы и пристроить к работе. Все равно он в классе не изучает ничего полезного. Его нужно чему-нибудь научить. Из-за неумелых рук и желудок пустой.
И как ваша дочь? Пожатие плечами. А чего ждать от дочери? Рано или поздно какой-нибудь молодой дурак избавит меня от нее. Дочь ведь только ест и больше ни на что не годна.
Да, если бы женщины рожали хоркопов вместо дочерей, наш мир стал бы лучше. Хоркоп, по крайней мере, может тянуть плуг.
Настоящая крестьянская мудрость, подумал Ромуло. Хороший материал для книги, хотя Маргаретте он не понравится.
Все здесь было обычно, слишком обычно. И все же через весь этот словесный хаос зудела в голове та же старая мысль. Здесь что-то не так. Что-то…
Внезапно кто-то ворвался в комнату.
— Где мой муж?
Маргаретта. Маргаретта со своим мерзким характером. Один из крестьян посмотрел на нее и сказал:
— Слова женщины, что яд склоопа. От того и другого появляются гноящиеся раны.
— Особенно если муж слаб. Когда женщины управляют мужчинами, боги смеются, а мужчины плачут.
Лингвистические способности Маргаретты не были настолько развиты, чтобы она поняла эти комментарии. Она даже не поморщилась и повысила голос:
— Ромуло! Ты где?
— Я здесь, дорогая, — ответил Ромуло, дрожа.
— Ромуло, идиот, что ты там делаешь? У тебя что, нет понятия о благопристойности?
— Мне было холодно — здесь может холодать неожиданно — и один человек позволил мне погреться на этой печи.
— Не может похолодать неожиданно. Было холодно все время, но у тебя не хватило мозгов надеть пальто. — Она смерила Ромуло взглядом, в котором читалось отвращение. — Держу пари, что там грязно. Эти крестьяне понятия не имеют о чистоте.