— Я ничего этого не знал, — сказал Ринальдо.
— Значит, ты отстал от жизни. — Билл отодвинулся, словно хотел заботливо взглянуть на лицо друга. — Вроде бы все в порядке. Ты как себя чувствуешь?
— Да не волнуйся ты обо мне. Я в прекрасной форме.
— А что говорят доктора?
— Я прошел полную проверку, когда меня сняли с должности.
— И психологическую тоже?
Ринальдо усмехнулся, пытаясь усмешкой скрыть раздражение. — Я что, выгляжу сумасшедшим?
— О, нет, ни капли, — спохватился Билл. — Но ты же знаешь, что говорят люди. Уже после трех месяцев, проведенных в космосе, большинство людей теряет связь с реальностью. После шести у многих нет шансов на восстановление. А ты…
— Я пробыл там два года, — сказал Ринальдо. — Один в течение двух лет. И я считаю, что это замечательно.
— Наверное, это способ бегства от действительности.
— Не то, что ты думаешь. Люди здесь ходят друг у друга по головам. Конечно, контакты с другими нужны, но необходимо также и одиночество. Я знаю, что оно было мне нужно, когда я пошел работать туда. И проверявшие меня психологи согласились с этим. У меня была нормальная работа — я проверял оборудование, время от времени производил ремонт, когда что-то шло не так, как надо. А свободное время принадлежало мне. У меня были тренажеры, чтобы поддерживать хорошую физическую форму, а также радио и телевизор, предохранявшие от скуки. Я мог слушать любые радиопередачи в любое время, когда хотел. Не то, чтобы я слушал все подряд — но смог бы. И еще у меня были книги, фильмы и звуковые катушки.
— Но это не то же самое…
— Это было много для меня. Даже больше, чем мне требовалось. Я жил тридцатичасовыми циклами, потому что двадцати четырех часов вечно не хватало для того, что я хотел сделать. И у меня нашлось время на все остальное, включая и размышления. Я обдумал там дюжину важных вопросов, а на Земле мне вечно не давали сосредоточиться на них. А там я смог, не торопясь, все обдумать, чего большинство людей никогда не делает.
— Ну, во всяком случае, я рад, что ты вернулся. — Лицо Билла снова задергалось, но голос его звучал искренне. — Между прочим, а с чем ты там работал? С чем-то, связанным с астероидами?
— Да, с астероидами.
Билл ждал, а лицо его все подергивалось. Наконец, он понял, что Ринальдо предпочитает молчать, и раздраженно сказал:
— Ну, так что, Ринальдо? Что все-таки ты там делал?
— Извини, Билл, я предпочитаю об этом не распространяться.
— Военная тайна? — недоверчиво спросил Билл.
— Ну, не совсем военная. Но тайна.
— Ну, ладно… — Билл помолчал, снова подергал лицом и, наконец, произнес: — Думаю, это меня не касается. А ничего, если я спрошу, чем ты собираешься заняться теперь? Или это тоже тайна?
— Нисколько. Я хочу некоторое время отдохнуть. Я должен привыкнуть к людям. А еще я хочу изучить их, понять, что заставляет эти механизмы тикать…
— Хочешь самостоятельно заняться психологией? Это плохой признак. Ты же знаешь, Ринальдо, что говорят: большинство людей, которые становятся психологами, интересует этот предмет, потому что они сами, по меньшей мере, наполовину сумасшедшие.
Билл хотел сказать это шутливым тоном, но его улыбка была испорчена подергиванием лица.
— Может быть. Но я не собираюсь делать из этого профессию.
Это только для собственного развлечения. С теми деньгами, что я сэкономил за эти два года, я могу себе это позволить.
— Что ж, это твоя жизнь, — сказал Билл. — Послушай, а как насчет того, чтобы зайти сегодня вечером к нам на ужин? Гертруда будет рада увидеть тебя.
— Уверен, что это не причинит ей неудобства?
— Нисколько. Я сейчас позвоню и сообщу, что ты придешь. — У него на запястье крепился телефон, и он быстро переговорил.
Ринальдо разглядывал его, чувствуя легкое раздражение и пытаясь понять, что его вызывает. Сомнения Билла относительно его здравого рассудка? Нет, не то. Это было просто забавно. Более вероятно, что его расстроил недостаток собственной наблюдательности, то, что он не замечает, какие произошли изменения. Он вышел из корабля, зная, что сам остался прежним, и готов был предположить, что такой же осталась и Земля. Но это вовсе не так.
Для человека, который хотел изучать людей, он был необъяснимо туповатым. Возможно, Билл прав, подумал он. Возможно, нужно просто не сосредотачиваться на себе, чтобы понять, что не так с окружающими. Мужчины и женщины, которых он видел вокруг себя, были немножко другими, не теми, которых он знал раньше. За его отсутствие произошли какие-то изменения, суть которых он пока что не мог уловить. Все казались немного более резкими, более возбужденными. Такси-вертолет совершило серию внезапных скачков и зигзагов, прежде чем вышло на ровную кривую.
Терпения у людей, казалось, стало меньше. На его глазах столкнулись мужчина и женщина, спешащие к углу с различных направлений, и тут же принялись неистово вопить друг на друга. Подошедшая охрана быстро разобралась с обоими. И у охранника тоже был нервный тик, его голова внезапно вздергивалась, словно шея стала слишком короткой, и он должен немедленно вытянуть ее или умереть.
Водитель вертолета был неприветлив, словно негодовал на их вторжение. Когда они прилетели, Билл стал настаивать на том, что заплатить должен он, а водитель смотрел на него с таким выражением лица, словно мысленно проклинал.
Нет, это стал другой мир. Люди изменились к худшему.
Когда они пришли, Билл открыл дверь и крикнул:
— Привет, сладенькая! Ты одета? Я пришел с другом.
Гертруда была одета. Она вышла в холл с приветственной улыбкой на лице, и Билл рассеянно поцеловал ее. У нее ничего не дергалось. Очко в пользу Гертруды, подумал Ринальдо. Правда, он обнаружил в ее движениях некоторую нервозность, которой не замечал, когда видел ее в прошлый раз. Но кого это может удивить в наше время?
— Это Ринальдо, любимая, — сказал Билл. — Ты помнишь Ринальдо?
— Как я могла забыть ту страстную ночь, что мы провели вместе?
У Гертруды осталось прежнее чувство юмора. Они обменялись рукопожатием.
— Можешь говорить о его сексуальной жизни, — сказал Билл, — только не задавай ему вопросов о космической станции. Это военная тайна.
— О, как интересно! Я имею в виду тайну. Действительно, расскажите мне все, Ринальдо. Я ни словечка не передам Биллу.
Ринальдо усмехнулся.
— Я в этом уверен, — сказал он.
И тут из дальней комнаты донеслись звуки фортепиано. Это, наверное, гениальная Герла, подумал Ринальдо. Но звуки выходили вовсе не такими, как если бы играл гений, и потребовалось несколько секунд, чтобы прояснить обстановку в доме. Как и на станции, в доме играли на двух фортепиано, а не на одном. Старшая сестра Герлы тоже репетировала самостоятельно.
Гертруда продолжала задавать почти те же вопросы, которые раньше задал ему Билл, и Ринальдо дал те же ответы, отказываясь лишь говорить о его работе, и одновременно наблюдал за женщиной. Очень удачно, что Билл упомянул про секс. Разговор о нем позволил пустить под откос все вопросы о работе. И в то же время Ринальдо интересовало, а какие же изменения произошли в нем самом.
Он явно не произвел благоприятного впечатления на Гертруду. Казалось, она тоже волновалась по поводу его здравого ума, и на сей раз это не показалось ему забавным. Это выглядело так, как если бы все люди, которых он встретил, говорили ему, что их зовут Юлий Наполеон. А когда вы отвечали, что вас зовут Джон Смит, они считали это подозрительным и чуть ли не в лицо задавали вопрос, уж не сошли ли вы с ума.
Думаю, мне предстоит пройти через это со всеми друзьями, подумал Ринальдо. Возможно, будет проще начать самому подергиваться, чтобы походить на людей, которые считают это нормальным. Это избавило бы его от объяснений.
— Я хочу, чтобы ты увидел Герлу, — гордо сказал Билл.
Ринальдо прошел следом за ним и Гертрудой в комнату, где играл ребенок. Девочка была высокой для своего возраста, но худенькой и выглядевшей устало. Когда в комнату вошел Ринальдо, она убрала руки с фортепиано и обернулась посмотреть на него.
— Продолжай играть, дорогая, — сказала Гертруда.
— Но, мамочка, я устала. Я репетирую уже целый час.
— Мэри Эллен репетирует в течение трех часов ежедневно. А иногда четырех, — твердо сказал ей Гертруда.
— Но я устала. У меня болят пальцы, — захныкала девочка.
— Ну, можешь прерваться на минутку, если хочешь, но не отходи от фортепиано. Ты еще мало поработала сегодня.
— Но, мамочка…
— И не смей спорить со мной!
А затем внезапно девочка заплакала, а Гертруда закричала на нее, злобно, с искаженным яростью лицом. Ринальдо почувствовал неловкость, которую ощущает человек, оказавшийся свидетелем неприятной ссоры в семье своего друга.
— Герла, твоя мама права, — мрачно сказал Билл. — Если ты хочешь выиграть приз, то следует больше заниматься.
Ринальдо вышел из комнаты. Он уже сожалел, что принял приглашение поужинать. Сожалел и был озадачен. Гениальная Герла наигрывала все ту же простенькую мелодию:
Да, да, да, да,
Ди, да, да, да,
Да, ди, да, ди…
И звуки, доносившиеся из другой комнаты от ее сестры, были теми же самыми.
Билл присоединился к нему в коридоре. Гертруда продолжала кричать, девочка горько плакала, но даже сквозь плач стали прорываться звуки фортепиано. Но уже через мгновение все успокоилось и стало, как прежде.
— Ох, уж эти дети! — воскликнул Билл. — Они не понимают всей важности тренировки.
— Я тоже, — сказал Ринальдо. — Зачем приковывать их к этому инструменты пытки в течение трех часов ежедневно? И почему все они разучивают только одну мелодию, и ничего другого?
— Я думал, ты знаешь, — удивленно сказал Билл. — Ты же говорил, что слушал радио и смотрел телевизор.
— Не очень много. У меня есть парочка любимых станций. И любимые программы. Ток-шоу с участием зрителей, объявления дешевых распродаж и кое-что из эстрады.