Мишааль — страница 25 из 41

Синхронно они выныривают из-за дверей. Держа меня на мушке, расходятся в стороны от машины мелкими шажками, стараясь уменьшить возможный сектор моей стрельбы. Я стою, и вязкое липкое время замерло вместе со мной. Я вижу, как гримасы искажают их лица, они боятся, а я не боюсь. Здесь закончен мой путь. Мышцы руки напрягаются, я меняюсь в лице, приняв решение: через секунду я открою огонь. Даже с моей реакцией у меня нет шансов. Мне еще надо вскинуть руку, а полицейские держат меня на прицеле, патроны в патронниках, часть спускового крючка оттянута назад, выбирая свободный ход. Я смотрю в их лица, улыбаясь: теперь и они поняли — поняли, что перед ними смертник. Гримаса отчаяния искажает лицо полицейского слева. Ему никогда не приходилось убивать людей, тем более молодую девушку. Закрыв глаза, я резко вскидываю руку.

Я еще не успел нажать на курок, когда услышал два выстрела, но боли и удара не почувствовал. Вообще никаких ощущений металла, впивающегося в живую плоть. Открываю глаза — оба полицейских на земле. Тот, что слева, убит выстрелом в голову: пуля снесла ему полчерепа. Второй еще дышит, но видно, что рана в грудь смертельна. Он умирает. Шорох в кустарнике. Я его слышал сегодня дважды: мне плевать, кто бы или что бы там ни было. Еще до того, как увидел, я почувствовал запах мускуса: Бадр! Это он. Держа пистолет наготове, он направляется ко мне. Бледный как привидение. Убедившись, что опасность мне не грозит, он машет рукой в сторону домика.

— Что там произошло?

— Посмотри сам.

Сил не было объяснять, я устало опустился на землю, прислонившись к стене. Бадр выскочил через минуту.

— Надо уходить!

Я вяло посмотрел ему в глаза. Где ты был, когда меня насиловали эти отморозки? Почему ты не спас меня, раз ты влюблен? Как ты мог допустить такое со мной?!

Бадр все понял без слов.

— Я не смог раньше прийти. Прости меня. А теперь нам надо идти!

Он протянул руку.

— Тебе надо, ты и иди, — буркнул я. — Я не сдвинусь с места, дождусь полиции, пусть меня убьют. Надоело бегать.

Я не врал, твердо решив прекратить сегодня все это. Может, виной тому были женские гормоны, или просто моча ударила в голову, но в тот момент я был убежден в правильности этого решения. Бадр рывком поднял меня на ноги.

— Не глупи, нам надо уходить. Я убил двоих полицейских из-за тебя.

Видно было, что он с трудом сдерживает ярость.

— Я не просила об этом, — безразличным голосом ответил я.

Бадр встряхнул меня так, что чуть не сломал шейные позвонки.

— Уходим, ты должна жить!

— Я не хочу жить. Назови мне хоть одну причину, чтобы я хотела жить? — Я устал, дико хотелось спать, у меня даже закрылись глаза.

— Ты должна жить! Потому что, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, — делая акцент на каждом слове выговорил Бадр.

Я посмотрел на него. Эти горящие глаза не лгали. Увидев, что его слова попали в цель, Бадр заговорил скороговоркой:

— Я полюбил тебя, как только увидел в лагере. Я грезил тобой, когда ты была во дворце, я пытался тебя забыть, проклинал себя за слабость, но я не могу жить без тебя. Я оставил человека, с которым был связан клятвой крови, умирать в больнице. — Он сделал паузу и уже спокойно произнес: — Если ты не хочешь жить, то и мне незачем жить на этом свете. Дождемся полиции и достойно умрем. — И он деловито начал проверять огромный пистолет в своей руке.

Мир вокруг меня взорвался яркими красками: любит и хочет умереть рядом со мной. В том, что этот парень говорит правду, я был уверен на все сто. Ну и какая смерть после такого признания? Конечно я парень и им останусь, но обрекать Бадра на смерть не собираюсь!

— Бадр, — мягко позвал я.

— Да, — он обернулся, подобрал второй пистолет полицейского и блеснул глазами.

— Что ты плачешь, как мудак? — Слово «мудак» пришлось позаимствовать из русского языка. — А ну быстро в машину и увози девушку от погони, если ее любишь! — рявкнул я, мгновенно обретая невероятное желание жить.

Челюсть у Бадра отвисла, но он сориентировался быстро. Через минуту, выключив сирену и проблесковые огни, мы мчались прочь от места преступления. Когда отъехали достаточно далеко от спального района и попали в оживленный центр города, Бадр вдруг, обернувшись, спросил:

— Саша, а что значит слово «мюдак»?

— Не мюдак, а мудак. Мудак — это тот, кто любит девушку, но не говорит ей этого до самой смерти. Мудак, это тот, кто готов уступить любимую старому извращенцу из-за каких-то средневековых клятв. Мне продолжать? — я посмотрел на «раба» за рулем.

— Нет, я все понял. Ты права, я точно мюдак, — снова через «ю» согласился Бадр.

Пока мы ехали, он рассказал мне свою историю. Как, отчаявшись ждать смерти или выздоровления принца, решил ночью выкрасть меня. Затаившись в кустах, он ждал, пока кто-то из охраны выйдет на улицу, чтобы, связав его, уменьшить число врагом. Убивать не планировал, просто вывести из строя и выкрасть меня.

— Ты хладнокровно убил двух полицейских, — заметил я. — Это перебор даже в вашей стране, они поднимут всех на уши, нам не уйти от них.

— У меня есть место в пригороде, как раз на такой случай, — объяснил мне Бадр. — Мы сейчас туда едем. Это частный двор с высоким забором, с колодцем во дворе и своей солнечной панелью. Есть печка и два газовых баллона. Запас продуктов в холодильнике и в погребе на пару недель как минимум. Отсидимся, потом сделаем тебе документы и выедем из страны.

Бадр говорил уверенно, вселяя надежду в меня своими словами.

— Я ведь несколько лет проработал в службе общей разведки, инструктором по огневой подготовке, пока меня не переманил на работу принц.

— Кстати, как эта собака, еще не сдохла?

При слове «собака» Бадр нахмурился, но ответил:

— Он в коме, на аппарате, его смотрели лучшие врачи. Но вероятность, что выживет, практически нулевая.

— Фирма веников не вяжет, — философски ответил я и, заметив взгляд Бадра, пояснил: — Это значит, все, что я делаю — я делаю хорошо!

— Все? — с подтекстом переспросил араб, улыбаясь.

— Сейчас по губам у меня получишь, сам убедишься, — парировал я, удивленный его быстрым флиртом.

Мы уже давно выехали из центра и сейчас находились в предместье, где дома напоминали строения среднего класса в России. Немного пропетляв по довольно узким улочкам, где трудно было бы разминуться двум автомобилям, Бадр остановил машину у высокого кирпичного забора с воротами из нержавеющей стали. Он открыл ключом калитку. Следуя за ним, я вошел в среднего размера домик, скорее похожий на дачу. Бадр включил свет, прошелся по комнатам и повернулся ко мне.

— В машине стоит датчик gps, я избавлюсь от нее, чтобы нельзя было отследить наш путь, и вернусь обратно. Это зайдёт несколько часов, датчик надо будет испортить, а саму машину сжечь. Не жди меня, продукты в холодильнике. Вот тебе, — он протянул мне пистолет полицейского. — Если приду не я, ты умеешь обращаться с оружием.

Он дошел до двери, обернулся и сказал с улыбкой:

— И еще, Саша, прими ванную, от тебя несет так, что можно задохнуться.

Увернувшись от тапки, он выскочил в дверь, оставив меня одного. Калитку двора Бадр закрыл на замок. Через секунду машина стала удаляться, пока шум совсем не затих.

Вернувшись в дом, я первым делом нашел зеркало: на меня смотрело страшилище с кровавыми разводами на лице, с грязными волосами и огромным фиолетовым синяком на всю левую скулу. Я умылся, тщательно намыливая руки и лицо. После слов Бадра я сам стал чувствовать неприятный запах. Но прежде, чем принять ванну, надо было поесть, голод меня начинал сводить с ума. Огромный холодильник был завален продуктами, преимущественно полуфабрикатами быстрого приготовления. Найдя сыр и колбасу, я хотел сделать бутерброд, но хлеба нигде не было. Пришлось в лучших традициях положить колбасу на сыр. Быстро перекусив и выпив чашку пакетированного чая, я отправился в ванную комнату.

В большинстве стран мира сами ванны для купания успешно вытесняются душевыми кабинками, но здесь была большая ванная старого образца. Быстренько почистив и ополоснув ее, я оставил воду набираться. В гостиной включил телевизор: передавали сводку новостей. В конце выпуска диктор сделал печальное лицо и сообщил о смерти принца Абдель-Азиза Суади от долгой и продолжительной болезни, буквально час назад. Ни слова о покушении, ни слова о ранении. Не упомянули в новостях и о кровавом побоище в особняке Сасави. Может, еще не получили информацию, а может, события, связанные с королевской семьей, подвергались строгой цензуре.

Я вылил в ванну полбутылки шампуня, взболтал приличную пену. Теплая вода расслабляла, снимая грязь с тела и усталость с души. Незаметно я уснул, убаюканный тишиной и комфортом. Проснулся от того, что вода остыла, а Бадра все еще не было. Закутавшись в полотенце, я прошел на кухню: ревизия кухонных полок не дала результата. Продукты были, но все требовались приготовить, не было ничего для употребления в пищу сырым, если не считать сыра и колбасы. Выпив еще стакан чая, я забрался на кровать. По телевизору шел документальный фильм о культурном наследии и королевской семье Саудовской Аравии. «Минус один», — усмехнулся я, вспомнив Адель-Азиза и засыпая под монотонное бормотание диктора.

Проснувшись утром, я не сразу понял, где нахожусь. В соседней комнате слышался шум. Найдя свой пистолет, я начал бесшумно подкрадываться: кто знает, какие гости пожаловали. Но это был Бадр, кашеваривший у плиты. Как я тихо ни подкрадывался, он обернулся, улыбнулся и поспешно отвел взгляд в сторону. Идиот! Во время сна мое полотенце размоталось, и я, услышав шум, вломился в кухню абсолютно голый. Кроме дула пистолета в сторону араба угрожающе нацелились еще и соски груди. Осознав ошибку, я вернулся в спальню и, не найдя подходящей одежды, снова замотался в полотенце.

Постучавшись о дверной косяк и получив разрешение, вошел Бадр с сумкой в руках. Оттуда на свет был извлечен форменный костюм охранника, который пришелся мне практически как раз. Будь на размер больше, сидел бы идеально. В данный момент я чувствовал себя одетым в лосины, настолько плотно прилегали брюки к попе, а рубашка обтягивала грудь. Сам костюм представлял из себя бежевую хлопковую рубашку и такие же брюки на пару тонов темнее. Размер явно не Бадра.