Мишааль — страница 34 из 41

В разведках европейских стран его бы просто уволили. Но спецслужбы Саудовской Аравии за такое вешали. Вешали безжалостно. И саудовскому разведчику ничего не оставалось, как, проклиная свою похоть и несдержанность, исправно поставлять информацию новому работодателю.

Со столешницы на Алена Готье смотрела умопомрачительно красивая молодая девушка, вызвавшая переполох во всем Саудовском королевстве. «Кто ты, мадмуазель Иванова?» С этими мыслями начальник департамента DGSE поставил визу на секретном документе: «Выяснить, найти, задержать! Принять все меры на опережение саудовских спецслужб».

Глава 22Маскировка

Ночь была неспокойной, несмотря на царские условия. Я долго не мог заснуть, ощущая себя потерявшимся на гигантской кровати. Несколько раз засыпал, просыпался почти сразу в тревожном ожидании надвигающейся беды. Но было тихо. Выйдя попить, я подошел к окну: ночная жизнь арабских городов сосредоточена на набережных и в крупных отелях, но сейчас было тихо. Редкие машины проносились по улице, можно было увидеть пару припозднившихся пешеходов.

Возвращаясь к себе, я обратил внимание на араба: простыня с него упала на пол, мощная грудь мерно вздымалась в такт дыханию, четыре видимых кубика пресса двигались незначительно. Преодолев желание рассмотреть его ниже пояса, я вернулся в кровать: постоянное нахождение под боком самца, накачанного тестостероном, начинало становиться проблемой. И дело было не в Бадре. Он себя вел сдержанно и корректно. Кроме случая с обниманием, да пары безобидных намеков, поползновений с его стороны не было. Дело было во мне, точнее в моем теле.

В прежней жизни секс для меня не был проблемой, женщин вокруг много и доступность их высока. Так или иначе, тема секса и возможность секса для меня теперь стала проблемой. Продолжая мыслить как прежде, я сейчас сталкивался с фактом, что это действие теперь означает: не я, а меня. Прожив двадцать шесть лет мужчиной, из них будучи в половой жизни с пятнадцати лет, я привык, что секс — это как вода в жаркий день: сколько ни пей, жажда не утоляется.

Перевернувшись набок, я попытался заснуть. Возбужденное воображение рисовало картины, как молодой симпатичный мужчина заходит в спальню. Я даже почти чувствовал прикосновения к себе его рук, отчего мурашки ползли по коже. Это меня уже начинало бесить, сколько не противлюсь, чувствую что скоро упущу контроль над телом.

— Ну что мне с тобой делать? — обратился к виновнице своего возбуждения.

— А ты не знаешь? — Внутреннему голосу ехидства не занимать.

Убедившись, что дверь в гостиную прикрыта, я осторожно рукой дотрагиваюсь до изнывающей от отсутствия ласки части тела. Слабый электрический разряд прошел по мне. «Ого, а ведь совсем недавно никаких эмоций у меня это не вызывало». Снова дотрагиваюсь и медленными движениями начинаю ласкать, пытаясь определить ареал наибольшей чувствительности. Я чувствую, как тело отзывается на мою ласку, непроизвольно подгибаю ноги, начинаю помогать себе тазом. Возбуждение нарастает, острые иголки втыкаются во внутреннюю поверхность бедер, волна тепла поднимается от лобка к пупку и, совершив там минутную задержку, разливается по всему телу. Мои движения учащаются, я уже довольно активно двигаю тазом, то выгибаясь, то снова опускаясь на кровать. Чувствую, как там, в глубине, начинает закипать лава, как она поднимается к жерлу вулкана и наконец с силой выплескивается вверх, принося непередаваемое блаженство и негу. Я громко вскрикиваю и, опомнившись, кусаю край подушки, заглушая рвущиеся из груди стоны. Успеваю накинуть простыню, прежде чем дверь резко открывается и в комнату заскакивает Бадр, в одних трусах и с пистолетом в руке.

— Ты кричала, Саша! — Его взгляд быстро обшаривает комнату в поисках опасности: уличное освещение дает слабый полумрак, достаточный, чтобы я мог оценить фигуру араба. Но сейчас мне не до его пропорций, я получил что хотел, и этот бесцеремонный визит меня злит:

— Бадр, тебя не учили стучать, прежде чем войти? И к тому же, форма одежды у тебя неподходящая для визита к девушке!

Бадр, опомнившись, молнией выметается из комнаты, слышится шорох одежды. Через минуту он появляется вновь, уже без пистолета.

— Извини, Саша, я услышал крик и подумал, что тебе угрожает опасность.

— Мне приснился кошмар, — вру я, надеясь, что видимость не позволит ему рассмотреть, как я покраснел. — Просто дурной сон и все.

Араб, пожелав мне приятных сновидений, уходит, закрывая за собой дверь. Вряд ли он поверил, что я буду кричать во сне от страха, да и отличить испуганный крик от крика страсти несложно. Но это его проблемы, я не просил его не спать, ловя каждый звук. Уснул я мгновенно. Организм, получивший такую долгожданную разрядку, решил отблагодарить крепким сном. Настолько крепким, что утром, дважды постучав и не дождавшись ответа, Бадр отворил в дверь в тот самый момент, когда, проснувшись и перевернувшись на живот, я потягивался как кошка, прогоняя остатки сна. Мы оба сделали вид, что не заметили этого момента, и после душа сели за принесенный в номер завтрак.

— Тебя надо загримировать. — Фраза араба была столь неожиданной, что я чуть не поперхнулся кофе.

— Хочешь загримировать меня под старуху? Я буду твоей мамой. А ты моим сыном?

Но Бадр не поддержал моего игривого тона и серьезно продолжил:

— Мы загримируем тебя под парня, моего сына, это сразу собьет преследователей со следа.

— Папаша, сколько тебе лет? Не слишком ли ты молод, чтобы иметь такого взрослого сына?

Мой вопрос не смутил Бадра, он легко согласился:

— Ты права, ты будешь моим младшим братом.

В этой идее было рациональное зерно: если ищут мужчину и женщину, то двое братьев никак не попадают в эту категорию. Идея, видимо, сильно понравилась Бадру, потому что, торопливо доев, он быстро собрался и, наказав меня не открывать дверь и повесив снаружи табличку «Не беспокоить», он ушел, пообещав скоро вернуться.

Явился он только к обеду, когда я уже переживал, что все блюда мне придется схарчить самому. Спортивная сумка в его руках была набита мужской одеждой примерно моего размера. Он усадил меня перед зеркалом и отрезал мои роскошные волосы, которые я проводил полным сожаления взглядом. Пытаясь подровнять их по длине, он укорачивал до тех пор, пока не остался ежик длиной всего несколько сантиметров.

Принесли обед, и мы прервались. После обеда Бадр клеил мне усики из моих же волос. Он провозился почти час, но результат оказался неплохим: если детально не рассматривать, на меня смотрел юноша лет восемнадцати, с пушком над верхней губой и короткой неряшливой стрижкой. Бадр успокоил меня, что именно такие стрижки в моде у арабских юношей. Меня выдавал слишком светлый цвет кожи и редкие для арабов глаза. Изменить глаза было вне уровня нашего мастерства, но цвет кожи сделать заметно смуглее мы смогли, добавив в тональный крем, найденный среди средств гигиены, обычный растворимый кофе.

Цвет получился не совсем однотонный, но заметить это мог лишь наметанный глаз при тщательном осмотре. Выпуклость и рельеф попы скрыла туника, спущенная сверху на штаны. Однако грудь упрямо торчала, сводя на нет все наши усилия по маскировке. Мне пришло в голову перетянуть грудь куском материи. В спальне, раздевшись по пояс, я предпринял несколько попыток, пока не понял, что без посторонней помощи не справлюсь. Бадр, придя на помощь, без комментариев затянул материю, сдавив грудь: дышать было тяжело, и я попросил чуть ослабить. Потом снова одел рубаху и тунику: выпуклость груди стала совсем незаметна.

Оставалось загримировать Бадра, но здесь ничего путного в голову не приходило, пока я не предложил ему переодеться в традиционную арабскую одежду. Ему пришлось сбегать в магазин на первом этаже отеля, приобрести необходимую одежду, и теперь он выглядел как мужчина среднего возраста. Трудно стало признать в этом господине безжалостного убийцу полицейских.

От мотоцикла Бадр решил избавиться, справедливо рассудив, что в той деревеньке нас запомнили. Он переоделся и уехал на мотоцикле, который продал с рук за полцены приезжему арабу из Эр-Рияда, который собирался домой. Это как нельзя лучше подходило, чтобы запутать следы. На вырученные деньги, добавив из своих средств, Бадр купил пикап тойота тундра, с большим пробегом, но все еще в хорошем состоянии.

Из гостиницы мы выехали после двенадцати ночи, намереваясь рано утром быть в Джидде. Чтобы вернуться на Мекканскую трассу, пришлось двадцать километров ехать обратно в сторону столицы. Без приключений, дважды миновав полицейские посты на въезде и на выезде из Мекки, мы в районе четырех утра подъехали к Джидде.

У самого въезда в город дорогу перегораживал патруль, состоящий из полицейской машины и двух внедорожников Кадиллак Эскалейд черного цвета.

— Служба внешней разведки, — одними губами прошептал Бадр.

Полицейский жестом руки тормознул нас, приказывая прижаться к обочине. Четверо мужчин в черных костюмах с галстуком на белой рубашке и в солнцезащитных очках напоминали персонажей «Людей в черном». Двое из них неторопливо направились в нашу сторону.

— Молчи. Ты мой глухонемой брат, мы возвращаемся из Мекки, куда ездили к могиле пророка просить о твоем исцелении, — успел шепнуть мне Бадр.

Его тревога передалась мне: если он так нервничает, значит, все крайне серьезно. От волнения я сунул в рот кусочек одноразового мыла размером с рафинад, захваченный с собой из отеля, перепутав его с жевательной резинкой, оставшейся в другом кармане.

Традиционно поздоровавшись, полицейский попросил удостоверения личности. В Саудовской Аравии необязательно иметь права, все данные есть онлайн. Бадр предъявил паспорт и, ответив на пару вопросов, уже собирался сесть в машину, когда один из подошедших, спросил, показывая на меня:

— А это что за юноша?

— Это мой брат, Сашим, глухонемой и больной с рождения. Возил его на могилу нашего пророка делать дуа (молитву), чтобы ниспослал он ему исцеление.