— Нет, ваше высочество, никогда не занималась профессиональным автоспортом, но владею машиной, часто приходилось проезжать по трудным местам.
Закончив, я почтительно склонил голову, помня нормы этикета. Принц выслушал меня, задал уточняющий вопрос стоящему рядом Абдель-Азизу и громко объявил:
— Победа присуждается наложнице Абдель-Азиза. Победа добыта честно, без помощи шайтана. Все, кто сомневаются в этом, подвергают сомнению мои слова и волю Аллаха!
Шум поднялся с новой силой, только в этот раз то были поздравления. Принцы по очереди подходили к Абдель-Азизу, обнимали его, хлопали по плечам, как будто это он сидел за рулем и рисковал жизнью.
— Выигрывает хозяин, а проигрывают слуги. — Голос Бадра был тих и говорил он себе под нос, но я все расслышал. Значит, не так все идеально между ними, если охранник бормочет такие фразы.
Тем временем один из принцев, что громче всех возмущался до этого, что-то зашептал на ухо тому властному старику с бородкой. Был этот принц невзрачным даже на фоне Абдель-Азиза: ниже меня ростом, с хорошим животом, гитлеровскими усиками и прыщиками на лице. Старик слушал этого неприятного толстяка, который периодически смотрел в мою сторону масляными глазками. Не знаю, что именно меня насторожило, но покрылся я гусиной кожей еще до того, как старик выслушал хмыря и вновь поднял руку.
— Принц Зияд Сасави напомнил мне, что несмотря на выигрыш наложницы Абдель-Азиза, мы вправе требовать от него проведения аукциона с небольшой поправкой: хозяин может перебить любую выигравшую ставку своей ставкой. Также он может отказаться от аукциона, но в таком случае его неуважение к нашей просьбе мы не оставим без внимания.
— Бадр, меня продадут?! — Теперь я уже осознанно вцепился в руку охранника.
— Могут, если хозяин не перебьет их ставку. У него есть преимущество, его ставка как владельца автоматически удваивается. Если бы ты проиграла, он просто не имел бы права даже участвовать.
— Я же выиграла, как они так могут? Это же несправедливо!
Слезы, против воли выступили у меня на глазах, конец фразы потонул в приветственном хоре голосов, когда в круг вышел Абдель-Азиз.
— Это всего лишь женщина, красивая, необыкновенная, но только женщина. Мое уважение к братьям выше всего, кроме веры в Аллаха. Я принимаю вызов на аукцион, — закончил он короткую речь.
Круг расширился, превратившись в полукруг, разрываясь на мне. Я хотел сказать, сказать многое, сказать матом, но просто стоял и смотрел, смотрел на этих работорговцев, решивших купить меня. Это вам не аукцион Сотби, здесь не надо заполнять заявки, представлять счета из банков, подтверждающих кредитоспособность.
— Миллион риалов! — Это голос хмыря, который сразу перебивается следующей ставкой:
— Пять миллионов!
Лицо кричавшего мне было видно плохо, но взвинтил он цену конкретно, это же полтора миллиона долларов. На целую минуту установилась тишина. Седой старик дважды спросил, есть ли еще предложения, когда проклятый хмырь снова поднял цену:
— Шесть миллионов!
Потом пошли торги с небольшим шагом: добавлялись сто тысяч, двести тысяч риалов. Абдель-Азиз молчал, молчал и Бадр. По раздувающимся ноздрям было ясно, что парень крепко недоволен. Меня удивляло молчание принца, который организовал мое похищение, рисковал репутацией. Только за сегодня я принес ему прибыль в пятьдесят миллионов риалов, за вычетом стоимости угробленной машины. Торги тем временем подошли к отметке десять миллионов. Двое стоявших рядом со мной принцев вполголоса переговаривались, не принимая участия в самом аукционе.
— За Мехрием было заплачено четырнадцать миллионов, выше никогда никто не торговался. Неужели побьют рекорд?
— Мехрием была благородного рода, чей отец попал в зиндан, да и сама была красавицей, не то, что эта бледная замухрышка.
Второй говоривший был явно невысокого мнения о моей красоте и значимости.
— Пятнадцать миллионов!
Прозвучавшая цифра на мгновение установила тишину, разорванную криками арабов.
— Пятнадцать за нее? Аллах, вразуми этих слепцов, — сплюнул в песок принц, явно не мой поклонник.
Аукцион продолжался, с каждой названной цифрой я приходил в ужас: это как мне отработать свою стоимость? Всей жизни не хватит. Когда прозвучала цифра тридцать миллионов риалов, в торгах участвовали всего трое: хмырь и еще двое принцев, которые ничем не выделялись и находились в дальнем от меня конце круга. На цифре тридцать миллионов пятьсот тысяч риалов, один из принцев признал поражение и поднял вверх руки. Ну правильно, платить больше десяти миллионов за женщину не стоит, даже если у нее золотая вагина.
Тридцать три миллиона были озвучены хмырем с гитлеровскими усиками. Его оппонент взял минуту на раздумье и отрицательно качнул головой, признавая поражение. Седовласый властный старик дважды повторил цифру тридцать три миллиона. Тишина в ответ. Паника охватила меня: только не этот мерзкий тип, по нему видно, что начнет он с меня требовать уже в машине, не дожидаясь приезда в дом!
— Сорок миллионов. — Абдель-Азиз вышел в круг. — Сорок миллионов, — повторил он, обводя всех глазами и, чуть помолчав, добавил: — и удвоение любой вашей ставки!
Хмырь дернулся как от удара хлыстом, вперил в меня взгляд и хищно улыбнувшись, выкрикнул:
— Восемьдесят миллионов риалов!
Теперь уже толпа загудела, слышались отдельные крики, недовольные этим абсурдом.
— Сорок пять миллионов. — Абдель-Азиз своей цифрой повышал ставку до девяноста миллионов риалов.
— Девяносто девять миллионов!
Да будь ты проклят хмырь, чтобы тебе в аду гореть! Неужели он настолько богат, чтобы заплатить за меня больше тридцати миллионов долларов?
— Пятьдесят миллионов риалов. — Голос Абдель-Азиза, мне кажется, слегка дрогнул. До сих пор он проигрывал только мой выигрыш, когда на следующую ставку уже пойдут деньги из кармана.
Хмырь вышел в круг, подошел вплотную к Абдель-Азизу и поклонился.
— Брат, я проиграл, дальше не могу торговаться.
С этими словами он, приложив руку к груди, выразил поклоном головы уважение к кругу и отступил в задние ряды. Тамада, ведший аукцион, донельзя довольным голосом объявил:
— Наложница остается во владении принца Абдель-Азиза. Выигрыш за победу равнозначен откупу за наложницу. Всем возвращаются их деньги, внесенные за участие в рейсинге. На этом, совершив коллективную ночную молитву, возвращаемся по домам. До следующего сбора!
Восторженные крики принцев, получивших свои деньги обратно, свидетельствовали, что даже проигравшие не остались в накладе. Кроме Абдель-Азиза, чью машину я угробил, и еще одного принца, чья машина, кувыркаясь, съехала с бархана. Хотя для них — это карманные деньги, типа купили буханку хлеба.
Домой мы возвращались в том же составе. Охранников из второй машины обещали подвезти другие принцы, мы же снова ехали вчетвером. Несмотря на потерю пятидесяти миллионов риалов, принц был в приподнятом настроении. Бадр, наоборот, был крайне угрюм. Я сидел молча, не зная, что сказать: с одной стороны, я выиграл эти деньги, с другой стороны, из-за меня эти деньги ушли.
— Зияд Сасави — редкостный мерзавец, он это продумал, как только ты победила, — нарушил молчание принц. — Не будь тебя, возможно, победу присудили бы ему, его машина поднялась выше остальных. Вот он и решил подгадить мне и вернуть свой взнос, специально поднимал цену до суммы выигрыша, зная, что я так просто тебя не отдам.
— Я не вещь, чтобы меня отдавать или продавать, — зло буркнул я. — Вы в двадцать первом веке, имея престижное образование, ведете себя, как на африканских рынках в четырнадцатом веке. Разве Ислам одобряет подобные торги? Вы себя называете мусульманами, так покажите мне, где в Коране говорится о продаже людей?
Я постепенно повышал голос, забывая, что нахожусь во власти этого человека. Но его, похоже, это забавляло, раз улыбка не сходила с его лица.
— Ты наложница, и кроме того, все было с твоего согласия. — Абдель-Азиз откинулся на спинку кресла и захохотал.
— С моего согласия? Кто меня спрашивал? — Я задохнулся от возмущения и с великим трудом сдержал себя от удара в его свинячье лицо.
— Ты слышала речь и понимала, о чем разговор. Если бы ты заявила, что не желаешь менять хозяина, против твоей воли аукцион нельзя было провести. — Принц, отсмеявшись, посмотрел мне в лицо. — Но ты ведь стояла и молчала. Это мы с тобой знаем, что ты у меня в плену, для всех них — ты просто красивая наложница, не рабыня бесправная, а наложница, имеющая практически равные права с женщинами этой страны. Бадр, это правда? — спросил принц.
— Да, правда, — отозвался охранник.
— Бадр, это правда?! — в моем голосе звучал металл и ненависть.
— Это правда. — Голос охранника звучал бесстрастно.
— А нельзя было раньше сказать? Я чуть с ума не сошла, думая, что меня купит этот урод! — Мой голос сорвался на визг.
— Замолчи, женщина! — голос Абдель-Азиза был полон гнева. — Ты сама не спросила, стояла молча, выражая готовность к аукциону, я потерял весь выигрыш из-за твоей самонадеянности. Кроме того, — его голос немного смягчился, — я же не позволил купить тебя. Деньги — ерунда, ты принесешь мне куда больше своим присутствием: только у меня есть наложница, победившая в штурме бархана. Такого в нашей истории не было никогда, мне будут завидовать. Кроме того, в честь твоей победы обещаю тебе не принимать в отношении тебя насильственных мер, пока ты не смиришься со своей ролью и не примешь меня добровольно.
Закончив речь, он отвернулся к окну, достал из кармана четки и стал их перебирать, шепча слова молитвы. Неожиданный поворот! Какое-то время моей заднице не грозит насилие, что уже отличная новость. В моей ситуации это почти равноценно побегу, который теперь можно готовить спокойно и обдуманно.
Мы вернулись в город довольно быстро. У ворот машину остановили, но, убедившись, что принц внутри, пропустили во двор. Бадр открыл дверь принцу, в мою сторону даже не дернулся. Вот козел, мало того, что не предупредил, что я могу отказаться от участия в аукционе, так и вся галантность у него исчезла. Ну ничего, мы с тобой еще поговорим, клятвенно пообещал я себе.