– За тебя, Наташенька!
Раздался звон хрусталя.
– Я ждала вас раньше, Петр Павлович.
Сиверов опустился на корточки, сдул с затвердевшего на холодном воздухе битума пыль и сел, прислонившись к вентиляционной трубе.
«Ты тут шашни разводишь, – думал о генерале Глеб, – и не знаешь, кому своим счастьем обязан. Не я, так черта с два оторвался бы ты от своей охраны! А мне кажется, выдавать этот адресок кому бы то ни было в твои планы не входило. И не только потому, что ты боишься просветить собственную жену».
Теперь в наушниках слышались шорохи, и Сиверов четко отделял их друг от друга. Одни звучали тогда, когда микрофон прикасался к стенке трубы, другие имели иное происхождение – рука Разумовского скользила по колготкам женщины…
– Ну как ты живешь без меня? – поинтересовался Разумовский. Он откинул полы Наташиного халата.
– Без вас – никак.
– Никак или ни с кем? – хохотнул Петр Павлович.
– Да погодите, погодите… – Наташа сжимала бедра, желая подзадорить генерала.
– Тебе что, не нравится? – Разумовский забирался рукой поглубже, ощущая, насколько теплее здесь ноги женщины.
– Что вы, как это может не нравиться! Но картошка сгорит.
– Ах, да, давай ее сюда. Страшно голоден.
– Я же знаю, сперва поесть надо, сил тогда больше будет.
– И рюмочку пропустить.
– Нет, мне достаточно.
Сиверов подытожил то, что успел узнать к этому времени: у Разумовского есть любовница по имени Наташа, которую он тщательно скрывает не только от своей жены, но и от своего начальства. Ничего удивительного, что скрывает: боится, что женщину попробуют использовать против него. Ей лет двадцать пять. Судя по тону, которым она разговаривает с Разумовским, она сильно зависит от него. По всей видимости, она у генерала на содержании. Немного, но и немало, если учесть, что для добычи этих сведений понадобилось не более получаса.
Теперь слышимость стала лучше, исчез звуковой фон – шипение жарящейся картошки. Убирая целые частотные диапазоны. Сиверов достиг того, что стал различать возбужденное дыхание женщины и посапывание генерала.
«Наверное, спешит куда-нибудь, – подумал Сиверов, – если намеревается трахнуть ее прямо на кухне, под жареную картошечку… Хотя мне приходилось встречать всяких. Один полковник ФСБ даже с женой занимался любовью исключительно в автомобиле, иначе он не возбуждался. Может, Разумовский тоже в какой-то мере извращенец?»
Петр Павлович тем временем цеплял на вилку жареную картошку, чуть отдававшую хорошо пропеченным чесноком, и отправлял ее себе в рот. При этом его левая ладонь уже добралась до заветного места. Но мешали колготки – прочные, эластичные, подаренные им собственноручно. Продолжая есть, Разумовский подался вперед, и его пальцы потянули вниз резинку колготок, а вместе с ней и резинку трусиков.
– Петр Павлович, вы бы доели вначале, – пробормотала женщина, опуская в смущении глаза.
Но она знала, это смущение пройдет, как только она заведется как следует. Так было всегда. Генерал приезжал обычно днем и никогда не завешивал шторы, укладывая ее в постель при полном освещении. А она очень стеснялась своей наготы. Но потом забывала обо всем.
Правда, ей приходилось воображать на месте Петра Павловича более молодого и более привлекательного мужчину…
– Ну что вы… Что вы… – она схватила генерала Разумовского за запястье.
Тот, посмеиваясь, свободной рукой налил водку в рюмки.
– Давай за удачу выпьем! Ты на меня не в обиде?
– За что?
– Может, тебе не так удобно жить здесь, как на старой квартире?
– Мне грех жаловаться…
– Грех, грех!
К картошке Разумовский потерял всякий интерес.
Да и Наташу окончательно покинула неловкость…
Глеб, сидя на крыше шестнадцатиэтажного дома, продуваемый всеми ветрами, морщился от звуков, несшихся из наушников, и проклинал специфику своей работы.
«Черт знает чем приходится заниматься! Информации собрал с гулькин нос, а ощущение такое, будто в дерьме извозился…»
Сиверов услышал звон разбиваемой посуды.
– Вы тарелку на пол опрокинули!
– Хрен с ней!
– Я сейчас уберу.
– Погоди, не время. Иди сюда, на колени садись…
Звякала пряжка ремня, шумно дышал генерал, постанывала Наташа.
Глеб был готов сорвать наушники.
Наконец в наушниках послышался вздох облегчения – сперва мужской, а потом женский.
«Скорее всего, притворный, – чисто машинально отметил Сиверов. – Обычно женщина или кончает раньше, или не кончает вовсе».
– Уф! – выдохнул Петр Павлович Разумовский, прикрывая полами халата бедра Наташи.
Разбитая тарелка с картошкой лежала на полу, благо в нее ухитрились не наступить. Наташа принялась собирать с пола осколки, пачкая руки в растительном масле.
Разумовский же предложил:
– Давай еще выпьем.
– А вы? – изумилась Наташа, заметив, что Петр Павлович наливает только в ее рюмку.
– С меня хватит.
– Нет, одна я не пью.
– Одной пить можно, – хохотнул генерал, – трахаться одной нельзя.
Наташа пригубила водку и встала к раковине мыть посуду. Разумовский, уже совершенно другим тоном – серьезным и даже строгим, вдруг спросил:
– К тебе в последние дни никто не приходил?
– Нет, – Наташа обернулась. – А что?
– Я просто так спросил.
– Подозреваете меня?
– В чем?
– Ну.., что я вам изменяю.
– Нет.
– Тогда что?
– Могли тут одни к тебе зайти, про меня расспрашивать. Не вздумай языком трепать! Я дело одно завертел…
Наташа с опаской посмотрела на любовника.
– А-а, – протянула она, – теперь я понимаю, почему вы попросили меня переехать на другую квартиру.
Генерал улыбнулся ей ласково и покровительственно.
– Я не столько о себе, сколько о тебе забочусь. Мало ли что…
Наташа понятия не имела, чем занимается Петр Павлович. Но, начитавшись, насмотревшись и наслушавшись криминальной хроники, она вообразила, что Петр Павлович занимается бизнесом, а его преследуют бандиты. Себя она уже представила в роли заложницы.
Поэтому ее лицо стало еще более испуганным.
– Да ты не бойся, – успокоил ее Разумовский, – тебе ничего не угрожает.
– А вам?
– И мне тоже. Главное, никому не болтай, где сейчас живешь.
– Нет, что вы! Я никому об этом не рассказывала, да и друзей у меня почти нет.
– Вот и хорошо, – Разумовский поднялся.
Сиверов, услышав звук отодвигаемого стула, был готов уже вытащить микрофон из вентиляционной шахты, чтобы выбежать из подъезда раньше генерала, но, к счастью, успел услышать, как Разумовский накручивает диск телефона. Однако слышимость была не настолько хорошей, чтобы Глеб по щелчкам диска смог определить номер.
Разумовский выразительно посмотрел на Наташу, давая понять, что лучше будет, если она выйдет из кухни и не станет слушать, о чем он разговаривает. Женщина, привыкшая к скрытности любовника, тут же перешла в комнату, прикрыв за собой дверь. Абонент Разумовского снял трубку;
– Павел Иванович? – спросил Разумовский.
– Встретиться надо.
– Да, по нашему делу. Ты жди меня на том самом месте, где мы в прошлый раз встречались.
– Погоди, сейчас посчитаю. Минут через десять выйду, возьму такси… Так что через полчаса.
– Ну все. Пока, Павел Иванович. И смотри, приезжай один.
Разумовский повесил трубку.
Глава 20
Сиверов не стал прослушивать сцену прощания генерала и его любовницы.
На всякий случай Глеб вызвал лифт не с шестнадцатого этажа, а с пятнадцатого, и, спустившись вниз, быстро зашагал к машине. Куртку и кепку он забросил в багажник, водрузил на крышу плафончик с надписью «Такси» и сел за руль, надев свои большие солнцезащитные очки. Сиверов въехал во двор, остановил БМВ недалеко от подъезда и включил рацию на частоте третьего таксопарка.
Из динамиков послышались разговоры водителей, заказы, передаваемые диспетчером. Сиверов поглядывал на окна подъезда, в котором жила Наташа, любовница Разумовского.
Когда Глеб увидел, что в подъездном окне на шестнадцатом этаже мелькнула тень, он вышел из автомобиля и встал, оперевшись о капот.
Петр Павлович Разумовский появился из подъезда, и Глеб окликнул его:
– Уважаемый, извините… На секундочку…
Разумовский с подозрением покосился на Сиверова.
Но, заметив на крыше машины таксистский плафончик, несколько успокоился.
– Скажите, уважаемый, где здесь сорок пятый дом?
Разумовский сперва пожал плечами, но затем сообразил:
– Здесь вообще нет нечетных номеров, всю противоположную сторону завод занимает.
– Вот же хренотень! Я с ног сбился искать! – Сиверов зло пнул протектор. – Дали заказ: Радиальная улица, дом сорок пять, квартира сто пятьдесят… Приезжаю, а такого дома вообще нет! А я со стоянки сорвался, третьим стоял. Диспетчер, дура, говорит, звонила по телефону, который ей дали, так тот не отвечает.
– Может, дом сорок четвертый? Или сорок шестой?
– Да нет, точно сорок пятый, – Глеб с ожесточением сплюнул себе под ноги. – Хотя что вам до этого, своих дел, наверное, хватает. Спасибо. Извините. Поеду снова на стоянку, да вот только теперь в хвосте торчать придется.
В это время в эфире раздался голос диспетчера – женский, молодой, но вместе с тем неприятный, уж слишком резкий и нахальный:
– Ребята, есть заказ на Радиальную, семьдесят четвертый дом.
Глеб махнул рукой.
– Эх, черт, не успею!
И был прав: сразу же какой-то таксист принял заказ.
– Ладно, не расстраивайся, – снисходительно произнес Разумовский, – я все равно такси брать буду.
– Ну вот и подфартило. Далеко ехать?
– До метро.
– Метро в Москве большое, – ухмыльнулся Глеб, – могу и до «Пушкинской» довезти.
– Да нет, мне к самому ближайшему.