– Нет, никакой он не конструктор, он генерал ФСК.
– Мне это мало о чем говорит: ФСК, ФСБ, КГБ, ФБР… Для меня все одно. Я не люблю политику и совершенно в ней не разбираюсь.
– Как бы то ни было, Петр Павлович Разумовский очень опасный человек, Наташа.
– В каком смысле опасный? А кто вас, собственно говоря, послал, Федор? Его жена, или, может, Петр сам вас направил ко мне, чтобы вы узнали, нет ли у меня еще кого-нибудь, кроме Разумовского?
– Нет, – сказал Глеб, сбивая с сигареты пепел. – Между прочим, у вас хороший кофе.
– Да, хороший, – взглянув на банку с зернами, ответила женщина, – только я его немного пережгла. Никак не могу приноровиться к этой электрической плите. На газовой мне все было понятно, ас электрической проблемы. Вечно я пережариваю.
– Давайте попьем кофе, а?
– Конечно, конечно. – Свиридова положила сигарету на край пепельницы и занялась делом, более для себя приятным и привычным. – Так почему Петр Разумовский опасен? – засыпая зерна в кофемолку, спросила она.
– Я не могу вам всего сказать, но поверьте, если я оказался здесь, то на это есть веские причины.
– Ваши веские причины для меня ничего не значат.
И вообще Петр мне ничего плохого не сделал.
– – Пока не сделал.
– А вы что, предполагаете, он меня задушит, как Синяя Борода своих любовниц?
– Не знаю… – задумчиво ответил Глеб.
Хозяйка ссыпала смолотый кофе в турку, залила водой, поставила на плиту и через несколько минут объявила:
– Вот и кофе. Сейчас я вам налью. Вам большую чашку, Федор, или маленькую?
– Как вам будет угодно… А вот варите вы кофе замечательно! – сделав глоток, сказал Глеб.
И этот комплимент как-то расположил мужчину и женщину, которые видели друг друга впервые.
Наталья кивнула головой.
– Я ценю хороший кофе.
– Знаю.
– Откуда?
Глеб пожал плечами и не стал раскрывать свою тайну. Рассказывать о том, как он сидел над вентиляционной шахтой во время свидания Натальи и Разумовского, было бы по меньшей мере глупо.
– Я занимаюсь одним важным делом, в котором фигурирует Петр Павлович Разумовский и выглядит весьма неблаговидно.
– Глеб говорил свободно, он помнил, что хозяйка закрыла дверь, и поэтому чувствовал себя в безопасности.
– Но он генерал, а вы, извините, по-моему, капитан…
– Это не имеет значения в подобных делах, – сказал Глеб, делая еще один глоток обжигающего ароматного напитка. – Хоть бы он был маршалом войск, он опасен.
– Но на чем основываются ваши выводы?
Сиверов пропустил этот вопрос мимо ушей и задал свой:
– Как вы оказались в этой квартире?
– Ее снял для меня Петр.
– Вы давно здесь живете? Судя по вещам, не очень.
– Да, чуть больше месяца.
– А раньше где вы жили?
– Раньше – в Черемушках. – Она назвала адрес. – Ту квартиру тоже снимал для меня Разумовский.
– А почему вы переехали сюда?
– Так решил Петр.
– А чем он это мотивировал?
– Ничем, собственно. Сказал, Что так будет лучше, что ему сюда ездить удобнее. И в общем, надеюсь, вы понимаете, я не могла спросить напрямую, почему он меня переселяет. Ведь не я же хозяйка квартиры!
– Понимаю, понимаю… – и, улыбнувшись, Глеб спросил:
– А можно еще чашечку кофе? Он у вас получается не хуже, чем у меня.
– А вы что, тоже любитель кофе?
– Да, уважаю этот напиток и с уважением отношусь ко всем поклонником кофе.
– Тогда с удовольствием налью еще.
Глеб вместо того чтобы разговаривать о деле, принялся объяснять, как лучше всего готовить кофе и как на электроплите правильно обжаривать зерна с помощью хлебной корочки. Для Натальи Свиридовой это было новостью.
– А вы крупный специалист. И может, – Наталья кокетливо улыбнулась, – вы никакой не офицер ФСБ, а повар ресторана или бармен?
– Нет, что вы. Я действительно офицер, но кофе люблю. А если я что-то люблю, то стараюсь узнать об этом все, что возможно.
– Вы и обо мне хотите узнать все?
– Вообще-то да.
Наталья, налив вторую чашечку кофе своему непрошеному гостю, вдруг подумала. «А с какой это стати я должна доверять абсолютно незнакомому человеку, который неизвестно как попал ко мне в квартиру, насмерть меня напугал, а сейчас пьет мой кофе, пудрит мне мозги, расточая комплименты, и пытается что-то выведать о Петре. Почему я должна выворачивать ему душу?»
Наталья пристально и уже совсем не так, как минуту назад, взглянула на Глеба. Он перехватил этот взгляд.
– Наверное вы, Наталья, подумали: а с какой стати должны мне доверять, совершенно незнакомому человеку?
– Вы угадали.
– У меня нет возможности долго убеждать вас, вы просто должны мне поверить на слово.
– Как это – вот так взять и поверить? – усмехнулась женщина.
– Взять и поверить. Неужели с вами никогда в жизни ничего подобного не случалось? Вы же как-то доверились Петру Павловичу?
– Это другое дело, и у нас совсем другие отношения.
– Я знаю.
– Что вы знаете?
– Достаточно много.
– Тогда какого черта, вы спрашиваете у меня, если вам многое известно?
– Многое, но не все…
И вдруг зазвенел телефон. Глеб вздрогнул, а Свиридова побледнела. Они оба не двинулись с места. А телефон продолжал звонить, настойчиво и нервно, а может, им просто казалось, что нервно, ведь телефон – создание бездушное.
Наталья нерешительно посмотрела на Глеба. Он сказал:
– Возьмите трубку, это же звонят вам, а не мне.
Только, пожалуйста, не говорите, что я у вас.
Наталья сняла с холодильника телефон и, увлекая за собой длинный провод, пошла в комнату. Глеб поставил чашку на блюдце, поставил бесшумно, фарфор даже не звякнул, и стал прислушиваться.
– Алло!
– Да, добрый вечер.
Глеб, естественно, слышал лишь то, что говорила женщина. А она решила вести разговор так, чтобы гость ни о чем не догадался, поскольку звонил Разумовский.
– Послушай, дорогая, минут через десять-пятнадцать, а скорее всего, в течение часа, к тебе заедут двое моих знакомых. Они оставят тебе папку с документами.
Поверь, это очень важно. А ближе к ночи я заеду и заберу ее. Договорились? И кое-что привезу для тебя.
– Хорошо.
– Ты что, не рада?
– Рада, – в голосе Натальи прозвучала неискренность.
– Пожалуйста, не отлучайся, побудь часок дома.
А после девяти я к тебе заеду. И поверь, ты обрадуешься. Я привезу тебе то, о чем ты мечтала.
– Договорились, – односложно ответила Наталья, после чего услышала в трубке чмокающий звук.
Посылать поцелуй в микрофон Наталья не стала и торопливо нажала на рычаги аппарата. Затем с телефоном в руках она вернулась на кухню, но поставила аппарат не на холодильник, а прямо на пол, у своих ног.
Глеб не спешил спрашивать, кто звонил, рассудив, что если Наталья посчитает нужным, то скажет об этом сама.
– А можно еще кофе? – делая вид, что телефонный разговор его ничуть не интересует, с открытой улыбкой спросил Сиверов.
– Еще кофе? Да вы все мои запасы уничтожите.
Впрочем, я тоже еще выпью чашечку.
Глеб видел: женщина взволнована и явно не его присутствием, а телефонным звонком. Интуиция подсказывала Сиверову, что звонил сам Разумовский.
Глеб, возможно, так и ушел бы, если бы не этот телефонный звонок. Сиверову очень хотелось узнать, о чем же говорил Разумовский с Натальей. Кроме этого он опасался, что уйди он сейчас – женщина тут же перезвонит своему любовнику.
Пока варился кофе, Глеб с разрешения хозяйки выкурил еще одну сигарету.
– А почему вы ничего больше не спрашиваете? – вдруг заинтересовалась женщина.
– Я жду, что вы сами расскажете.
– А если я попрошу вас покинуть мою квартиру?
– Мне бы этого не хотелось, – не стал скрывать Глеб.
– Мне кажется, вы что-то держите про запас, – Наталья пытливо взглянула на него, – и это важно для меня.
– Вы не ошиблись.
Глеб понял, что подобрался к самому главному. Наталья сама осознала опасность, почувствовала ее, хотя гость лишь намекал об этом.
– Наталья, признайтесь честно: в последнее время Разумовский ничего не привозил к вам в квартиру и не просил это спрятать?
Наталья насторожилась. Она помнила коробки, которые однажды ночью привез Разумовский на старую квартиру в Черемушках. Тогда, наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее. И именно с этим было связано скоропалительное, буквально в течение суток, переселение Натальи.
Разумовский тогда, глядя ей прямо в глаза и держа за руки, произнес: «Ты ничего, Наташа, не видела и ничего не знаешь. В эту квартиру я ничего не привозил. О коробках забудь». И хотя она тогда ничего не спросила, Разумовский пояснил: «Это оргтехника. Она нигде не учтена, и о ней никто не должен знать, потом я внесу ее в уставной фонд. Иначе у меня будут очень крупные неприятности, а следовательно, и у тебя, дорогая. Ты поняла?» Наталья тогда кивнула и почти сутки прожила в квартире, где стояли четыре большие коробки. Разумовский ночевал вместе с ней, чего раньше никогда не делал. Она боялась к этим коробкам даже прикасаться.
Коробки были очень тяжелые – когда она, чтобы добраться до шкафа, попыталась подвинуть одну из них, это ей удалось с трудом.
– Сюда он ничего не привозил, – уклончиво ответила женщина, но по ее тону Сиверов догадался, что она что-то знает, но говорить пока не решается.
Раздалась трель дверного звонка. Глеб тихо спросил:
– Вы кого-то ждете?
– В общем-то да.
– Кого?
– Тут должны кое-что передать.
– От Разумовского? – настороженно прошептал Глеб.
– Да нет, соседка по площадке просила, – соврала Свиридова. – Я пойду открою?
– Звонок продолжал трещать. Звонивший явно был уверен, что хозяйка дома.
Глеб кивнул, давая согласие на то, чтобы Наталья открыла дверь.
– Иду! – из прихожей громко крикнула Наталья. Не глядя в глазок, щелкнула замками, открыла дверь; на площадку.
Ей не хотелось, чтобы знакомые Разумовского застали в квартире постороннего мужчину. Объясняться с любовником пришлось бы долго и нудно: Разумовский, кроме всего прочего, был довольно-таки ревнив.