- О чем вы говорите, сэр?! - развел лапы Толстяк.
- В самом деле, - буркнул Ворчун.
- Конечно согласны! - воскликнули одновременно Малыш и Солнышко.
- Говорите, сэр, если это вам облегчит душу, - кивнула Бабушка.
- У нас, у медведей, поступки гораздо более объяснимы, чего не скажешь о людях, - начал Колдун, - особенно когда это касается такого понятия, как любовь, когда человек почему-то теряет способность логического мышления и поддается одним эмоциям, зачастую необъяснимым, что приводит меня в состояние растерянности, смешанной с удивлением.
- Все? - толкнул его в бок Ворчун.
- Что все? - изумился Колдун. - Я начал излагать мысль и мне важно ее закончить, потому что это поможет нам всем понять сэра Говарда. В той книге, которую я забыл дома, есть объяснение тому чувству, которое именуется любовью, но я запамятовал формулировку и хотел бы сейчас попытаться своими словами объяснить вам.
- Может быть, не надо? - довольно выразительно посмотрел на Колдуна хмурый Ворчун.
- Не мешай сэру Говарду, - попросила Солнышко.
- А детям пора спать, - заметил Ворчун.
- Где вы тут увидели детей? - возмутился Малыш.
- Хорошо, хорошо, - поднял руку Говард. - Я могу послушать Колдуна, но уверяю, что о любви никто ничего не знает, кроме меня. Я не стал бы так смело утверждать подобное, если бы не перечитал сотни книг и не убедился, что самые великие авторы имели весьма смутное представление о любви.
- Даже так? - заинтересовался Ворчун.
- Тем более интересно вас послушать, - заявил Толстяк, который про себя удивился, что не хочет есть и спать.
То, что не хотелось перекусить чего-нибудь, объяснялось просто - он только что вышел из-за стола. Но спал-то он когда? Добрый час прошел. В другое время его уже тянуло бы в уютное местечко, а теперь сна не было ни в одном глазу.
Все-таки сэр Говард заинтересовал не на шутку даже Толстяка. Нечего было говорить о других.
- Если вы позволите, я начну свою печальную и прекрасную повесть, - сказал Говард. - Я никому не рассказывал ее, но почему-то вам решил довериться. С одной стороны, вы расположили меня к себе. А с другой стороны, я не могу более молчать, это становится невыносимо...
Глава третьяТАНЦУЮЩЕЕ ПЛАМЯ
Мишки приготовились слушать. Говард смотрел на пламя в камине, и ему казалось, что прошлое проступает все отчетливей, и в этом прошлом все заслоняет только одно существо, прекрасная девушка.
Молчание слишком затянулось, и мишки, переглянувшись, решили напомнить о себе. Бабушка осторожно покашляла в лапу. Но Говард не обратил внимания, его лицо светилось внутренней радостью и глаза сияли.
- Сэр Говард, - подал голос Толстяк, - я только хотел сказать, что мы приготовились слушать вашу повесть.
- Что? - будто очнулся Говард и посмотрел на мишек. - Разве я не рассказываю?
- Вы молчите, сэр, - отметила Солнышко.
- Вот как? А я был уверен, что говорю вслух. Простите, но это бывает со мной. Тогда я начну сначала. После смерти моих родителей, которых я очень любил, моим воспитанием занялся один из друзей отца лорд Дейли. Надо сказать, что у меня есть родной дядя, но у нас с ним не сложились отношения, и он ко мне не питает родственных чувств. А лорд Дейли был дружен с моим отцом с младенчества и посчитал своим долгом помочь пятнадцатилетнему сироте. Он забрал меня к себе в Лондон и вверил в руки тех же воспитателей, что занимались с его сыном Алланом. К моему несчастью, Аллан обладал чрезвычайно самолюбивым характером, и мы с ним не ладили между собой. Это огорчало доброго лорда. По этой причине лорд Дейли устроил меня в Кембриджский университет, который находится, как вам известно, в семидесяти милях к северу от Лондона. С этим университетом связаны имена Ньютона, Дарвина, Максвелла, Резерфорда и многих других знаменитостей. Я был счастлив учиться в этом престижном учебном заведении и с первого курса проявил усердие, был замечен самим вице-канцлером, фактическим управителем университета, и мог быть спокоен за свое будущее. С лордом Дейли мы договорились так, что он оплачивает мою учебу, но потом по устройству на службу я возвращаю ему долг. И все шло хорошо. К концу учения стало ясно, что мне светит политическая карьера, возможно, дипломатическая служба, потому что лорд Дейли помог завязать нужные знакомства. На последнем курсе состоялась одна поездка, имевшая практическое учебное значение, в одно из островных королевств в Индийском океане, когда-то принадлежавшее Британской империи. На одном приеме, устроенном местной знатью, я встретил Ее.
И стоило Говарду дойти до этого места в своем рассказе, как он весь переменился, стал беспокойным и нервным.
- Смотрите на пламя! - воскликнул он, вытянув руку. - Видите.
Мишки во всю старались что-то увидеть, но кроме огня в камине ничего не было.
- Что мы должны увидеть? - осторожно спросил Толстяк.
- Как же вы слепы!
- Нет, сэр Говард, - протер глаза Малыш, - я не сказал бы, что мы слепы. Мы видим огонь.
- Какай же это огонь? - с горечью произнес Говард.
- А что же это? - поинтересовался Ворчун.
- Это она. Она! Танцует!
- Сэр Говард, - дотронулась до его руки Бабушка. - Вы хорошо себя чувствуете?
От прикосновения Бабушки Говард пришел в себя, и видение исчезло.
- Я кричал? - спросил он, смутившись.
- Да нет! - махнул лапой Толстяк. - Разве чуть-чуть.
- Немножко-немножко, - закивала Солнышко.
- Мне показалось, - начал Колдун.
Но Ворчун его прервал:
- Всем показалось, но не в этом дело.
- Как вы правы! - воскликнул Говард. - Конечно же, не в этом дело. А дело в том, что я влюбился сразу и навсегда, как только увидел ее.
- Она была красивой? - спросила Солнышко.
- Какое вы сказали слово, мисс? - повернул голову Говард.
- Я спросила - она была красивой?
- Это слово ничего не определяет. Это все равно, что ничего не сказать.
И вдруг Говард заговорил стихами:
Изболелось сердце в тоске...
О, когда бы я мог уснуть,
Чтоб во сне с тобой повстречаться!
Но шуршит по ветру листва,
И кричат непрестанно птицы –
Как враги, ни ночью, ни днем
Ни на миг не дадут забыться!
И, прочитав эти строки, Говард углубился в раздумье.
- Это ваши стихи, сэр? - спросил Колдун. - Та книга, которую я забыл дома и без которой не обходился ни одного дня, тоже написана стихами. Древние мудрецы уложили все свои секреты в стихотворную форму. Поэтому смею заверить вас, сэр Говард, что кое-какие понятия о поэзии я имею, вернее сказать - имел, потому что без моей книги я даже забываю, как меня зовут и в голове такая путаница, что трудно вам объяснить, хотя я постараюсь это сделать, чтобы вы хоть какое-то имели представление...
- Вы о чем-то спросили, мистер? - обернулся к нему Говард. - Мои ли это стихи?
- Да, да, - закивал Колдун, сбитый с толку.
- О, нет, не мои, - признался Говард. - Я их прочел сегодня и запомнил автора - Хо Нансорхон. Он вьетнамец. Мне очень жаль, что я не имею сборника стихов поэтов того островного королевства. Я думаю, что современные поэты той страны только то и воспевают, что прелести принцессы.
- Она – принцесса? - подпрыгнула Солнышко.
- Именно так.
- Вам не повезло, - вздохнул Толстяк. - Я слышал, что нет печальней участи, как влюбиться в принцессу. Вы как раз вляпались в такую историю.
- Что еще за словечки - вляпались? - проворчала Бабушка. - Говоришь, как извозчик.
- Я не хотел ничего плохого сказать, - оправдывался Толстяк.
- Подыскивай слова, - строго посоветовал Ворчун.
- Я только немного посочувствовал сэру Говарду.
- О нет! - горделиво поднял голову Говард. - Какое может быть сочувствие самому счастливому человеку, каковым я себя считаю. До той минуты, друзья мои, как я увидел мою принцессу, я тоже считал себя счастливым. Еще бы! Учился в лучшем университете, будущее представлялось ясно, много было друзей, мы устраивали веселые пирушки, на которых танцевали и пели песни, в деньгах не чувствовал нужды. Что еще надо молодому человеку? И вдруг - Она! И мне мое вчерашнее счастье показалось смешным и жалким, словно я был каким-то муравьем до этого, которому немного надо. Можете подумать, что я преувеличиваю, но ошибетесь. С той минуты, как Она возникла перед моими глазами, я почувствовал себя великаном, которому земные радости и страстишки слишком мелки. Я был охвачен великим, вселенским чувством.
Говард грустно усмехнулся и покачал головой.
- Я представляю, как трудно вам понять меня, но я говорю истину.
- Мы верим вам, - сказала Солнышко.
- Спасибо, - признательно произнес Говард. - Вы так добры! Я чувствую такое доверие к вам!
- Но что, что случилось, почему вы заточили себя в замке? - любопытствовала Солнышко.
- К этому я еще приду, - сказал Говард.
- Не мешай, Солнышко, - попросила Бабушка.
- Я пережил Великий Миг, - начал снова Говард. - Мы увидели друг друга. Увидели! В зале было много народу, нарядные женщины, мужчины в строгих костюмах...И вдруг Она. Мы увидели друг друга. Я повторяюсь не потому, что забывчив, а потому что в этом слове вся суть. До этого мига прошли тысячелетия, поколения сменяли поколения, века перелистывались, как страницы книги, и мы с ней не знали о существовании друг друга, и вдруг встретились глазами и тут же поняли, что в мире есть только мы и что вот сейчас произошло чудо - мы увидели друг друга. В моей поэме...
- Вы пишете поэму? - удивился Колдун-
Солнышко, опасаясь, что Колдун опять пойдет путать слова и понесет очередную околесицу, поспешила сказать:
- Что же дальше?
Но Говард не стал продолжать, а ответил Колдуну:
- Да, мистер, вы догадались - я пишу поэму, если быть более точным, то собираюсь писать. Но мысленно я уже вижу свою поэму. Центральным эпизодом ее будет описание того, как молодой англичанин встретился глазами с принцессой. Этому я хочу посвятить ровно тысячу стихотворных строф.