Солнышко чувствовала, что старушка о ней забыла. Она не вмешивалась в разговор и молча ждала, когда же о ней вспомнят. Когда ей надоело ждать, Солнышко вылезла из дамской сумочки, которая лежала на скамейке рядом с женщиной, а вскоре оказалась и вовсе на траве.
Спустя какое-то время, две старые подруги, решив посидеть где-нибудь в маленьком кафе, стали удаляться от скамейки все дальше и дальше и вскоре стали едва заметными.
– Она так и не вспомнила обо мне, – всхлипывая, произнесла Солнышко. – Моя Бабушка никогда бы не выпустила меня из виду. А она... Нет, я не права, – вдруг резко одернула себя Солнышко, – я не могу о ней плохо думать и тем более осуждать. Я даже представить себе не могу, как она расстроится, когда обнаружит пропажу.
Солнышко все шла по дорожке неизвестно куда.
Надо сказать, что в Лондонском Гайд-парке есть угол ораторов, который занимает огромное пространство. Примечательно, что желающие могут показать свое ораторское искусство, находя здесь слушателей.
Именно сюда и забрела в конце концов Солнышко.
Один из ораторов, стоя на переносной фанерной трибуне, произносил речь. Небольшая кучка людей, стоя полукругом, молча его слушала. К числу слушателей и примкнула Солнышко.
– Какую пользу на развитие человека может оказать одиночество? Это вопрос. Мой ответ будет таков: большую. Только находясь независимым ни от кого и ни от чего, человек имеет возможность совершенствовать себя, – громко говорил оратор. – Быть одиноким – значит постоянно быть сконцентрированным. Думается, это неплохое качество, нужное любому работнику, который трудится в любой сфере производства.
Многое, что слышала Солнышко, было ей непонятно. В лексику, которой пользовались мишки-гамми, несмотря на то, что в своем развитии они не стояли на месте, а шли в ногу со временем, не входило множество слов. Вскоре это занятие ее утомило, да и тема эта ее не волновала, разве только на этот момент.
Сейчас, как никогда, она чувствовала себя одинокой и покинутой и тогда она громко заплакала.
Оратор, услышав, что кто-то плачет, переменил тему своего выступления. Теперь он говорил о пользе слез и вреде смеха, считая смех несерьезным делом и потому вредным для организма.
Трудно поверить в то, но так оно случилось на самом деле, что в это время Малыш проезжал поблизости на своем самокате. Для него было полной неожиданностью, что в таком месте он встретил Солнышко.
Сначала он услышал ее плач и тут же узнал его, потому что так плакать могла только Солнышко. Потом он заметил ее желтое платьице в траве, где ее вполне можно было принять за одуванчик.
– Солнышко! – крикнул Малыш. – Солнышко!
– Я здесь! – отозвалась она, а затем бросилась к Малышу. – Я так рада, – бежала она изо всех сил, стремясь наконец-то выпутаться из своего положения.
Где-то там, у нее за спиной, оратор уже распространялся о солнце, словно его кто-то об этом попросил. А потом говорил, говорил, говорил...
– Ты как здесь очутилась? И что ты делала среди этих людей? – не терпелось узнать Малышу.
– Здесь я оказалась по нелепой случайности. И люди эти какие-то странные, и разговоры их не о чем, а потому несут какой-то вздор... Попросту – убивают время, – сказала Солнышко.
– Вот-вот, когда нам нужно провернуть еще кучу дел, ты убиваешь время, – возмутился Малыш. – Я так долго тебя искал, так где ты все же была?
И Солнышко стала рассказывать о том, как она переночевала у одной прекрасной старушки, какой теплый прием она ей оказала и о том, как они расстались.
– Должен тебе сказать, что люди, с которыми я столкнулся, настоящие преступники.
– Да ты что-о? – удивилась Солнышко.
– Они сегодня собираются ограбить банк, об этом мне удалось узнать от них самих. Поэтому мы должны сначала найти этот банк и помешать им совершить преступление.
– Но я думала, что раз уж мы попали в Лондон, а тем более сегодня Бэнк холидей, мы весело проведем здесь время.
– Должен тебя огорчить, повеселиться нам не придется, – категорично заявил Малыш.
– А не проще ли нам об этом сообщить в полицию, – предложила Солнышко.
– Я не доверяю людям, хотя и среди них, наверное, встречаются неплохие экземпляры. Справимся своими силами, вот только бы найти остальных.
– Так ты ничего не знаешь о Толстяке, Ворчуне, Бабушке и Колдуне?
– А почему это тебя удивляет? Как видишь, я один и тебя найти было непросто.
– Тогда давай их искать вместе. Но откуда у тебя этот самокат?
Малыш достал перо и нарисовал им точно такой же. Когда рисунок был готов, на глазах у Солнышко самокат превратился из нарисованного в настоящий.
– Прошу! – сказал Малыш, подкатывая самокат к Солнышке.
– Потрясающе! Так тебе удалось узнать, какими волшебными свойствами обладает это перо?
– Как мне кажется, я знаю не обо всех его свойствах, но всему свое время, – заключил Малыш, отталкиваясь от земли.
Так Малыш и Солнышко продолжили поиски мишек-гамми на чудесных самокатах. Правда, Солнышко сначала отставала от Малыша и потому сердилась:
– Не так быстро! – кричала она ему в спину. – Я должна тебя догнать.
Тогда Малыш останавливал свой самокат, притормозив ногой, вздыхал, но все же не проявлял недовольства из-за того, что приходилось ее ждать.
Когда же Солнышко достигала Малыша, он вновь вырывался вперед.
– Постой же! Я уже устала и мне нужно отдохнуть!
Оглядываясь, Малыш ей отвечал:
– Мы не можем ежеминутно останавливаться для отдыха, иначе мы никуда не успеем!
И Солнышко приходилось следовать за Малышом, ведь она больше не хотела с ним расставаться.
Глава 5О том, где нашли Толстяка
Пока Малыш и Солнышко проделывали трудный и утомительный путь по Лондону в поисках остальных мишек-гамми, а надо добавить, что им приходилось нелегко на улицах, где полно не только людей, но и машин, Толстяк мирно проводил время в пабе, или в маленьком кабачке, где торгуют пивом.
Как известно, во время того, как Колдун произносил волшебное заклинание, после которого мишки-гамми исчезли, Толстяк дремал, а потому, проснувшись, он был в страшном замешательстве.
Хотя нельзя сказать, что ночь была холодной, все же Толстяк продрог, ведь он даже не подозревал, что ночует не в теплом доме, а всего-навсего на каменной ступеньке.
Когда он приоткрыл глаза, то первой его мыслью была: откуда такой шум? Увидев словно в тумане незнакомые ему здания, он произнес:
– Кажется, я попал не по адресу. Забавный сон, но что я здесь делаю?
Естественно, Толстяк слышал свой собственный голос, отчего он и проснулся. Он плотно закрыл глаза и попытался уснуть, но это оказалось невозможно, так как состояние его было таким, словно кто-то его уколол иголкой. Сон рассеялся в одно мгновение, не оставив никаких следов.
Толстяк встал и осмотрел все вокруг. Теперь ему было понятно происхождение шума: это был шум цивилизации. В Лесу, где жили мишки-гамми, всегда было тихо и спокойно, даже пение птиц относилось скорее к чему-то успокаивающему, нежели раздражающему. Здесь все было по-другому: где- то хлопало, кто-то стучал и еще что-то, которое не поддавалось какому-либо объяснению. Толстяк поэтому был в смятении.
Щелкнул замок за спиной у Толстяка, отчего он спрыгнул со ступеньки и спрятался в уголок, прижимаясь к стене здания, на котором у входа висела вывеска: «ПАБ».
Открылась дверь и на ступеньке, где еще несколько минут назад спал Толстяк, появилась женщина со щеткой в руке. По всему было видно, что заведение готовилось к открытию.
Смахнув с крыльца мелкий песок, женщина скрылась за дверью, а Толстяк стал чихать и плеваться.
– Если бы мне кто-нибудь сейчас объяснил, что я здесь делаю, я бы, кажется, не пожалел бы ничего, хотя, с собой у меня и нет ничего вовсе, – в отчаянии произнес Толстяк.
Ужасно неуютно он чувствовал себя на этой улочке, которая щедро была освещена солнцем.
– Какая неприятность! Что мне делать дальше, ведь как-то я здесь оказался?
К тому времени несколько мужчин вошли в паб, хлопнув за собой дверью. Запах съестного, гонимый легким утренним ветерком, тонкой нитью потянулся по воздуху.
– Ой, ой, ой! – крикнул Толстяк, не зная, что ему делать – смеяться или плакать.
Ему показалось вдруг, что не все так плохо вокруг и, если где-то рядом есть еда, то чего грустить.
– Только вот как туда попасть? – едва слышно сказал Толстяк, глядя на дверь паба.
Он подошел к ней и попытался толкнуть ее плечом, но ничего из этого не получилось. Тогда он снова поднапрягся и принялся толкать ее всем телом, прикладывая всю силу. Но дверь оказалась слишком тяжелой для него.
– Вот же несчастье, – выдохнул Толстяк, чувствуя, что это самому ему не сделать.
Пока он старался открыть дверь, несколько мужчин подошли к пабу. Один из них взялся за ручку двери и повернул ее. Дверь распахнулась, и Толстяк влетел в помещение.
– Все же я сделал это! – радостно заметил он, поднимаясь с пола и оглядываясь.
К этому моменту он уже изрядно проголодался и потому, находясь рядом с кухней, откуда все помещение наполнялось аппетитными запахами, ни о чем другом, как только о еде, он и думать не мог.
Поскольку Толстяк был почти незаметен для посетителей, ведь не так часто люди смотрят под ноги, ему было не так сложно пробраться туда, минуя стойку бара, где готовились сэндвичи и варились сосиски на пару.
Высокий бармен, правда, споткнулся о Толстяка, но, к счастью, удержал в руке бокал с пивом, пролив из него лишь самую малость. Белая пышная пена привлекла внимание Толстяка, и он не смог удержаться, чтобы не обследовать ее.
– Что это? Как интересно! – с явным любопытством произнес он, касаясь ее рукой. – Да она к тому же приятно пахнет, а не попробовать ли мне ее, хотя она похожа на мыльные пузыри?
И Толстяк лизнул ее несколько раз.
– И на вкус ничего, мне понравилась, но сначала неплохо было бы что-нибудь кинуть в живот, а то как бы я не умер от голода.