Это я к тому, что до сих пор воочию мне никогда не приходилось видеть настоящее наркоманское логово.
Гиттенс подошел к столу, машинально перебрал пакетики и рассеянно сунул один, с красной боксерской перчаткой, себе в карман. Было ясно — учинять обыск и кого-то арестовывать он не намерен. Сейчас не это для него главное.
В глубине помещения раздался не то стон, не то хмык.
Я вздрогнул и невольно шагнул назад. Напрягая зрение, я различил в дальнем конце на полу три-четыре человеческие фигуры. Они лежали плотно, почти сливаясь в одну массу.
— Господи помилуй! — воскликнул я.
— Эй, ребятки, это мой прибор! — донеслось из дальнего угла.
Гиттенс молча показал мне на шприц на столе — дескать, это они называют «прибор».
— Братишка, твой прибор никто не трогает! — сказал он громко.
Келли, который брезгливо ежился рядом со мной, как кот на грязной мостовой, разглядывал «пиршественный стол» наркоманов.
Тем временем Гиттенс прошел к лежащим на полу людям.
— Все в порядке, — приговаривал он, надевая резиновые перчатки, — все путем.
Наклонившись, он потряс за плечо одну из фигур.
— Как себя чувствуешь, дружок?
Ноль реакции.
— Ну, очнись, дружок. Дай-ка я тебя разгляжу, кто ты такой. Покажи мне свое личико, спящая красавица! Братки, кто-нибудь из вас видел Рея Ратлеффа? А?
Он ворочал «братков» как бревна.
— Ага, — наконец сказал он, — я тебя знаю, ты Бобо. Вставай, Бобо, есть разговор!
Бобо только мычал и отпихивался.
— Вставай, Бобо, тихий час закончился!
Гиттенс взял парня под мышки и посадил, привалив спиной к чему-то большому и темному. Потом показал мне рукой на карман своей куртки. Я вытащил оттуда резиновые перчатки, надел их и помог Гиттенсу перетащить Бобо к столу, ближе к свету.
Бобо был тощий мужчина лет тридцати. Весил он не больше старушки — божьего одуванчика.
На Бобо были рабочие штаны и свитер, на голове кожаный рыбацкий картуз. Воняло от него так, что даже в этом малоароматном помещении его личный запах шибал в нос.
Мы усадили Бобо на один из стульев.
— Бобо, — сказал Гиттенс, — мы ищем Рея. Он нам позарез нужен.
Бобо что-то сердито ворчнул, и его голова опять упала на грудь. Я держал его за плечи, чтобы он не сполз со стула.
— Не прикидывайся! Ты же меня слышишь! Когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?
Бобо наконец разлепил глаза.
— Ба! — сказал он. — Гиттенс!
— Бобо, когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?
— Гиттенс, ты тут какими судьбами?
— Где Рей, мать твою!
— Не знаю я никакого Рея.
— Не капай мне на мозги. Говори, где Рей!
Бобо подумал, поводил головой.
— Ах, Р-е-е-ей! Так бы сразу и сказал! Где же он, Рей? Где этот сукин сын?
— Ну да, где?
— Нету Рея. Смылся сукин сын.
— Куда смылся?
— Он в этой самой, как ее… программе по защите этих самых… ну, которые свидетели.
— И что?
— Вот тебе и что. На ферме он теперь. Фермер, мать его.
— Бобо, ни в какую программу по защите свидетелей Рей не включен. Это туфта!
— Здрасьте! Я точно знаю — он в Коннектикуте. Фермер.
— Бобо, не вешай мне лапшу на уши. Рей даже слово «Коннектикут» может только в три приема произнести! А чтоб дотуда доехать!..
— Хватит попусту трепаться, — перебил Гиттенса Келли. — Разрешите мне с ним поговорить?
Гиттенс сделал широкий жест — дескать, чувствуйте себя как дома.
Бобо, стоило ему услышать голос Келли, нутром почувствовал перемену в ситуации. Он мигом стряхнул с себя сонливость, вскочил со стула и выставил перед собой кулаки.
— Сядь, козел! — приказал Келли.
Бобо не подчинился. И напрасно.
Келли сорвал деревянную полицейскую дубинку с пояса и с плеча огрел ею Бобо. Тот как подкошенный рухнул на пол.
— Ну вот, — спокойно произнес Келли, — теперь мы завоевали его внимание. Бен, подними-ка его обратно на стул. Детектив Гиттенс, можете продолжать допрос.
— Он мне яйца отбил! — орал Бобо, пока я втаскивал его на стул.
— Ну, Бобо, где же Рей? — медовым голосом спросил Гиттенс.
— Видел я его, видел! Гады!
— И давно видел?
— Вечер-другой назад. Он подвалил за пакетиком, стал канючить, жаловаться на жизнь.
— Ты ему продал пакетик?
— Дело шьешь?
— В котором часу он приходил?
— Я дневник не веду. Поздно. Я, помню, был в замоте.
— Он говорил, где сейчас кантуется?
— Нет.
— Он сюда пешком пришел или приехал?
— Приехал.
— На чем?
— Японская какая-то хреновина. «Шицу», кажется.
— «Шицу»?
— Ага, «шицу».
— Что ты мне мозги паришь! Какая такая «шицу»?
— Машина такая.
— Нет такой марки — «шицу».
— Чего вы меня терзаете! По мне, пусть нету — только он на ней приехал!
Гиттенс сердито хмыкнул.
— Какого цвета?
— Хрен ее знает. Коричневая. Или оранжевая. Гляделки у меня слабые.
— Значит, коричневая «шицу». И на том спасибо. Он был один?
— Ну ты даешь, Гиттенс. Я не компьютер, чтоб все помнить!
Гиттенс вздохнул, вытащил пачку долларов из кармана штанов и положил на стол две двадцатки.
— Надо вспомнить, дружок! Очень нужно.
— Не чувствую, что очень нужно.
Гиттенс добавил еще двадцатку.
— Бобо, я обязан найти Рея до того, как его найдет Брекстон.
— Я своего друга не продам. Мы с ним когда-то были вот так! — Бобо показал два пальца, плотно прижатых друг к другу. — Меня не купишь!
Гиттенс терпеливо покивал.
— Бобо, это останется между нами. Рей — покойник. Если Брекстон найдет его первым, твой старый друг Рей — покойник.
Бобо посмотрел на три двадцатки на столе, хмыкнул и сказал:
— У Рея есть сестра в Лоуэлле. Копы у нее уже были, только она заявила, что про Рея давно ничего не слышала. Не знаю ее имени. Она живет с Дейви Диасом. У которого «харлей». Рей может быть у нее.
Гиттенс кивнул — дескать, все понятно.
— Я сказал «может быть», Гиттенс. Я не говорил — «он у нее». Ясно?
— Ясно. Все в порядке, не дергайся.
После некоторого колебания Гиттенс положил на стол еще одну двадцатку.
— Гиттенс, ты уж смотри, найдешь Рея — помоги ему! Рей кругом чистый. Это прокурор затянул его в дерьмо. Надул ему всякое в уши — Рей и клюнул!
— Знаю, Бобо, знаю.
— Вы же видите, как тут закрутилось! Только на вас и надежда. Ради всего святого, вытащите Рея из этого дерьма.
— Гиттенс, вы отвалили этому придурку целых восемьдесят долларов!
— Парень неплохо заработал за каких-то пять минут!
— Откуда у вас деньги, чтобы так ими швыряться?
— Это денежки наркодельцов. Плохие парни финансируют следствие против самих себя. Разве это не справедливо? Да и вообще, не будь плохих парней, не нужны были бы и полицейские! Так что скажем плохим парням большое-пребольшое спасибо.
— Как эти деньги попадают к вам?
— Ах, Бен, когда ты занят ловлей наркоманов, по деньгам почти что ходишь. Проводишь рейд — и на «малине» всегда где-нибудь валяются пять-десять-двадцать тысяч долларов. И все наличные. В аккуратных пачечках, резиночкой перехвачены. Или берешь продавца на улице — опять же карманы набиты десятками-двадцатками. Ну и забираешь — без всяких там протоколов, без всякой головной боли.
— И что, никто не протестует, не требует назад?
— Смеешься! Что они могут против нас? Если наркодилер заявит в суде: «Они у меня отняли столько-то и столько-то», — ему ведь придется очень многое объяснять. Наличные, как правило, являются вещественной уликой. Попросил денежки обратно — значит, признал свою вину. Поэтому они помалкивают.
Мы мчались на полной скорости по шоссе номер I-93 в сторону Лоуэлла — деградирующего фабричного городка в сорока пяти минутах к северу от Бостона. Чтобы проще лавировать на забитой автомобилями дороге, Гиттенс включил мигалку.
Пока мы с Гиттенсом беседовали, Келли дремал на заднем сиденье.
— Да, можно только пожалеть, что в моем родном Версале такая тихая жизнь, — сказал я. — Пощипать некого. Но все эти конфискации, наверное, такая противная бумажная морока. Потом обратно получить на текущие расходы и отчитаться — опять же головная боль…
Гиттенс, ничего не говоря, покосился на меня.
— Но вы же… — растерянно пробормотал я.
— К чему глупые формальности? Берем без протокола, расходуем без квитанций. Иначе, вы правы, одна морока.
Возникла неловкая пауза. Точнее говоря, мне было неловко, а Гиттенсу за рулем — хоть бы хны.
— Сами видите, постоянно возникают непредвиденные расходы, — добродушно добавил Гиттенс. — С волками жить — по-волчьи выть.
Лоуэлл показался мне идеальным убежищем для Рея Ратлеффа: достаточно далеко от Бостона, чтобы о его местонахождении никто случайно не проведал, и в то же время достаточно близко от Бостона, если потребуется помощь кого-то из приятелей.
Но сам Лоуэлл произвел на меня гнетущее впечатление. В центре бывшие склады и цеха переделали в торговые ряды и музеи — город пытался «одиснейлендить» свое богатое индустриальное прошлое. Однако по мере удаления от этого веселеньких новаций город показывал свое истинное лицо — мрачные однообразные бывшие рабочие кварталы.
Шонесси-Гарден, где жила сестра Рея Ратлеффа, была застроена двухсемейными развалюшками. Перед нужным нам домом стояли «харлей» и «шицу» (на человеческом языке — «мицубиси»).
На звонок вышла высокая благообразная негритянка. Даром что в простеньком платье, она приветствовала нас церемонно, как знатная дама:
— Добрый день. Чем могу вам помочь, господа полицейские?
Изнутри несся собачий лай.
Гиттенс вежливо осведомился насчет Рея Ратлеффа.
— Вынуждена огорчить вас, — сказала негритянка. — Я уж и забыла, когда в последний раз видела Рея. Он у меня не частый гость.
Гиттенс испытующе посмотрел на нее — прикидывая, какую тактику избрать в данном случае.