— Ну ты, язык-то не распускай!
Я внутренне давно ободрился. Они меня не убьют. По крайней мере сегодня. Я им нужен — дочку Брекстону вернуть. Ощущение — как в момент, когда замечаешь, что рычащий на тебя бультерьер сидит на солидной цепи.
Вдохновленный сознанием безопасности, я огрызнулся:
— Сам язык придержи!
Верзила без команды босса не стал со мной связываться.
— Данцигер все вычислил, — сказал Брекстон. — Он и про Фазуло узнал, и про Рауля, и про Траделла. Он все концы связал.
— Харолд, не валяй дурака, вываливай мне все, что знаешь. Иначе я как слепой котенок!
— Ничего я тебе вывалить не могу. Сам ничего не знаю. Да, ничего не знаю! Оттого и прошу тебя заняться следствием всерьез.
— Снова-здорово! Как же ты ничего не знаешь, если говоришь: Данцигер это, и это, и это выяснил. Тебе-то откуда известно, какие концы он связал и почему?
— Этого я тебе сказать не могу.
Я сердито вздохнул.
— У меня свои источники, — продолжил Брекстон. — Я обязан быть в курсе кое-каких вещей.
— Значит, ты был в курсе того, над чем работал Бобби Данцигер в момент, когда его убили?
— Точно.
— Я тебе не верю.
— А плевал я, веришь ты или не веришь!
— Харолд, что ты делал у нас в Мэне? В Версале по крайней мере один человек видел тебя и готов подтвердить это под присягой. Ты приехал в белом «лексусе».
— Об этом я говорить не желаю.
— Но ты ведь был в Версале?
— Хочешь мне мои права зачитать?
— Ах ты Господи, — вздохнул я. — Принесите мне стакан воды. Во рту пересохло.
Брекстон велел своему телохранителю принести. Тот заартачился:
— Я этому козлу не гостиничный бой!
— Принеси парню воды, — повторил Брекстон.
Верзила подчинился, пошел в ванную комнату и принес стакан воды.
— Сиди пока, — сказал Брекстон. — А ты поставь стакан на стол, вон туда, и отойди к двери. Давай, шериф, пей свою воду.
Я был готов к продолжению разговора.
— Харолд, даже если я куплюсь на то, что Фазуло имеет какое-то отношение к происходящему, без доказательств я как без рук. Тебя хотят засадить за убийство двух слуг закона — полицейского и прокурора.
— Я слуг закона никогда не убивал.
— Брось прикидываться.
— Я тебе точно говорю — легавых я никогда не убивал. Никогда.
— А кто же убил Арчи Траделла?
— С какой стати мне его было убивать? Я его лично не знал. Фамилию только в суде услышал.
— Тебя застукали в квартире за красной дверью. Чтобы выиграть время, ты выстрелил. Вот тебе и причина убить неизвестного тебе полицейского.
— Ты всерьез думаешь, что я такой придурок и мог попасть в ловушку?
— Это была твоя квартира. И ты был в ловушке.
— Меня в квартире не было. Я, естественно, заранее знал, что копы устраивают рейд.
— Что-о?
— Я знал, когда явятся эти говнюки.
В его голосе звучал легкий оттенок гордости. Но очень легкий. Было ясно, что быть в курсе внутренней полицейской жизни для него давнее и привычное дело.
— Говорю тебе: у меня свои источники, — продолжал Брекстон. — Без этого мне никак нельзя. Про то, что копы затевают, я всегда должен вовремя узнавать.
— Стало быть, кто-то в полиции — твой стукач?
— Думай что хочешь.
— Нет, ты мне скажи, какая сорока тебе все на хвосте приносит?
— Остынь, дружище. Я ничего разъяснять не намерен.
— Ну ты жук!
— Одно скажу. В полиции хватало ребят, которые не горели доводить дело до суда. Им бы самим боком вышло!
— И кто же, по-твоему, убил Траделла?
— Какой-нибудь придурок. Уж я не знаю, какого козла занесло в ту квартиру, когда всем было известно, что вот-вот нагрянут копы!
— Но ты тем придурком не был. Сто процентов?
— Сто процентов.
Мы несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Каждый пытался вычислить, насколько он может доверять другому. И похоже, каждый пришел к выводу: доверять нет никакого резона.
— Если я сейчас уйду и тебя вот так оставлю, — сказал Брекстон, — ты, конечно, побежишь за мной — арестовывать. Так?
— Так.
— Даром что знаешь — ордером на мой арест можно подтереться?
— Я ничего не знаю. В моих глазах ордер законный.
— Но дочку-то мою ты вернешь?
— Сделаю все, что в моих силах.
Брекстон вздохнул.
— Ладно, придется тебе поверить. Извини, собаченыш, не принимай это как личную обиду, но придется тебя немножко притормозить. А то ты очень прыткий.
Брекстон вынул из кармана взятые из моих вещей наручники, посадил меня на стул и сковал мне руки за спиной, предварительно пропустив цепь через дыру в спинке стула.
— Зря ты в эти игры играешь, — сказал я. — Как я твою дочку буду искать?
— День впереди длинный. До рассвета, думаю, это тебя задержит. А потом торопись.
Выходя из комнаты, Брекстон повернулся и, не произнеся ни слова, сделал странный жест в мою сторону — выставив вперед два указательных пальца, как бы выстрелил в меня сразу из двух револьверов.
Толковать это можно было по-разному.
Я на тебя рассчитываю, дружище.
Или: не побережешься, козел, я тебя урою!
43
Брекстон рассчитал правильно: я не стал звать на помощь.
Но что я провожусь с наручниками до рассвета, тут он ошибся.
Я освободился более или менее скоро. Возможно, через полчаса.
Ключ от наручников лежал в кармане куртки, а куртка висела в закрытом шкафу. Вот и представьте, какой цирк я устроил в своем гостиничном номере. Попробуйте-ка открыть дверцу шкафа и вынуть ключ из кармана куртки, когда ваши руки за спиной и к ним подвешен достаточно тяжелый металлический стул.
К моему удивлению, ночь только начиналась — без четверти час.
Я взял трубку — позвонить Кэролайн насчет дочки Брекстона. Всего лишь сутки назад Кэролайн Келли без особого труда поверила в то, что именно я убил Роберта Данцигера. Ее слова до сих пор горели в моей памяти.
«Послушай, неужели ты мне не веришь? Неужели ты мне не доверяешь?!»
«Бен, я тебя практически не знаю. Мы знакомы без году неделя».
Разумеется, трудно упрекать ее в недоверии. Она обвинитель, я подозреваемый. И она действительно меня толком не знала. Мы и впрямь знакомы без году неделя. Не было никакого резона безоглядно мне доверять. На ее месте я проявил бы такую же осмотрительность. И все-таки, все-таки…
Сколько бы горечи во мне ни сидело по поводу «предательства» Кэролайн Келли, прошел тот момент, когда я мог просто выбросить виновницу моего разочарования из головы — наплюй и забудь! Нет, одного разума уже недостаточно. Надо из сердца выбрасывать, а это сложнее. К тому же современной науке понятие «сердце» чуждо…
Словом, я колебался секунд пять, не больше. Затем позвонил Кэролайн и разбудил ее.
Про пистолет, приставленный ко лбу, я сообщать не стал. Но и остального было достаточно, чтобы она разом проснулась.
— Брекстон вторгся к тебе! Какой мерзавец!
— Слушай, Кэролайн, не делай из мухи слона. Я устал как не знаю кто. Завтра, если угодно, напишу рапорт насчет этого случая. А пока что меня интересует только дочка Брекстона. Ее надо вернуть бабушке.
— Ты совсем рехнулся! Не делай из мухи слона! Тебя каждую ночь посещают уголовники?
Я промолчал.
— Бен, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? У тебя какой-то рассеянный голос.
— Хорошо я себя чувствую, только спать зверски хочу. Что-то вокруг происходит, да я не могу врубиться, что именно. А насчет девочки обещаешь?
— Бен, я еду к тебе.
— Нет, не вздумай!
— Тебя по ночам разрешено посещать только Харолду Брекстону?
— Кэролайн, ради всего святого! Я устал как собака и сейчас просто не могу выдержать — писать рапорт, видеть, как два десятка копов топчутся в моей комнате и ищут сами не знают что!.. Утром я тебе все подробно изложу, даже в официальной форме, если ты будешь настаивать.
— Бен, я никому ничего не скажу. Просто приеду к тебе.
Мне очень хотелось повидаться с Кэролайн. Очень. Но только не теперь. Мне необходимо было разобраться в своих мыслях и чувствах.
— Кэролайн, послушай… Нам с тобой действительно нужно поговорить. Я имею в виду, серьезно поговорить. Однако не сейчас. У меня сейчас нет нужной энергии для большого разговора.
— Я просто хочу собственными глазами убедиться, что с тобой все в порядке.
— Понимаю. Но… только не принимай это как обиду… с тобой слишком сложно. А к данному моменту я так нахлебался сложностей, что еще одна — и совсем сломаюсь! Дай мне прийти в себя, снова обрести вкус к сложности…
Пауза на другом конце провода. Долгая пауза. Наконец:
— Никакая я не сложная. Я только непростая… Хватит препираться. Я еду к тебе — увижу, что ты о'кей, и тут же исчезну.
— Кэролайн, ты глухая?
— Глухая. Я у тебя не разрешения приехать спрашиваю; я тебе сообщаю, что я еду. Можешь считать меня сукой или еще кем, но другой я не стану.
— Я про суку ничего не говорил…
— Тебе что-нибудь нужно?
— Да, чтобы суд запретил Кэролайн Келли приближаться ко мне на расстояние километра в течение ближайших восьми часов! Можешь сделать мне такую бумагу?
Кэролайн рассмеялась.
— И потом, Кэролайн, я сейчас совершенно не в настроении… Ты понимаешь, о чем я…
— Ах вот вы про что, шериф Трумэн! Торжественно обещаю: я не воспользуюсь вашим растерзанным душевным состоянием и не изнасилую вас!
— Вот это я имел в виду, когда говорил, что с тобой сложно!
— Извини, я просто пошутила. Подразнить хотела.
— А я в данный момент быть дразнимым не расположен! Не до смеху мне в последние дни!
Я почувствовал плаксивую нотку в своем голосе — и застыдился. Но меня уже несло:
— Можно мне хоть одну ночь отдохнуть от твоего зубоскальства?
— О'кей, еду.
Все равно что кошке запретить прыгать на диван!
— Ладно, приезжай, раз уж тебе так невмоготу. Привези выпить. Мне это сейчас сгодится.
Через полчаса Кэролайн постучалась в дверь с бутылкой «Джима Бима».