— Домой?
— Вы уже не на службе, — улыбнулся я. — Отдохните после бостонских треволнений. Остальное — дело бостонской полиции. Надеюсь, они арестуют Гиттенса. Или уже арестовали. А с Брекстоном мы тут сами справимся. Завтра утром его заберут в тюрьму — до суда. Так что идите спокойно домой.
Келли вздохнул.
— Ладно, пойду погляжу, на месте ли мой дом. — Он протянул мне свою деревянную дубинку. — На, дарю. Если этот буянить начнет, ты его разок приласкай моей палочкой-выручалочкой. Вмиг как шелковый станет.
— Спасибо, но взять не могу.
— Брось, шериф! Она тебе нужнее. Пора признать — я на пенсии.
— Ладно, если вы настаиваете. Большое спасибо.
Я уважительно взял дубинку и повторил: «Большущее спасибо!»
Я проводил Келли до его машины. На прощание он сказал:
— Жалко, что ты больше не учишься. Из тебя вышел бы отличный профессор.
— А кто сказал, что я больше никогда учиться не буду? — со смехом возразил я.
Когда я вернулся в участок, Брекстон посмотрел на меня с кривоватой усмешкой и произнес:
— Наконец-то мы с тобой один на один, шериф Трумэн. Наконец-то.
Ближе к вечеру надвинулась гроза. Дождь забарабанил по окнам полицейского участка.
В четыре часа я спросил Брекстона, что он хочет на ужин.
— Омара. Хорошего крупного омара.
— Ты не в рай попал, а в Мэн.
— Тогда бифштекс.
— Ладно, только местные бифштексы могут тебя разочаровать. Сандвичи и бургеры у нас приличные, все остальное — так себе.
Когда посыльный из «Совы» доставил заказ, я открыл камеру, поставил туда стул и сел рядом с Брекстоном. Он ужинал на своей койке, я поставил поднос себе на колени.
— Не боишься, что я удеру? — спросил Брекстон.
— Куда? До ближайшей цивилизации ехать и ехать! К тому же для тебя самое безопасное место как раз в нашей дыре.
— Может, и для тебя Версаль тоже самое безопасное место, — пробормотал Брекстон.
Этим совместным ужином я хотел показать Брекстону, что я ему доверяю и действительно не вижу в нем убийцу Данцигера.
— Ты сечешь, что Гиттенс может сюда заявиться? — сказал Брекстон.
— Секу.
— И что будешь делать?
— Пока не знаю.
— А пора бы знать. Я задницей чувствую — Гиттенс уже катит сюда!
— А ты бы что сделал на моем месте? — шутливо спросил я.
— Я бы своих ниггеров созвал, — серьезно ответил Брекстон.
— У меня твоей армии, к сожалению, нет.
— У тебя, собаченыш, есть братки-полицейские.
— Нельзя.
— Почему нельзя?
— Не все так просто. Даром что я шериф, братки-полицейские у меня не на побегушках.
— Тогда позови долговязого.
— Келли?
— Ну да, старика. Он крепкий малый.
— Обойдусь.
Брекстон кивнул. Мои мотивы в отношении Келли он, может, и не понимал, однако симпатии к нему не испытывал; он чувствовал в нем полицейского, который при помощи дубинки сокращает время допросов.
— Я про своих ребят серьезно говорил, — сказал Брекстон. — Если хочешь, они мигом прилетят. На душе будет спокойнее. И тебе, и мне.
— Спасибо, не надо.
Зазвонил телефон.
Было уже пять, на улице смеркалось. За окнами бушевала непогода. Еще не сняв трубку, я знал — это Мартин Гиттенс. Так оно и было.
— Надо поговорить, Бен, — сказал он.
— О чем? — сказал я. — Уже выписан ордер на ваш арест. Вы где сейчас?
— Расследую кое-что. И могу показать тебе результат.
— А именно?
— Полагаю, тебе будет интересно поглядеть. На него. Результат у меня с двумя ногами.
Я ничего не ответил. Гиттенс тоже некоторое время молчал. Наконец игра в молчанку ему наскучила, и он сказал — медленно, почти ласково:
— Сообразил, шериф Трумэн? Вот и замечательно. Все будет в порядке, Бен. Не надо только дергаться и глупости делать не надо. Не распускай нервы — и думай. Ты думать умеешь, Бен?
— Да, — произнес я упавшим голосом. Откашлялся, чтобы выиграть время, и затем добавил: — Думать я умею.
— Ну и славненько. Я за тобой уже давно наблюдаю. Вижу, ты способен нервишки контролировать. Это хорошо. А теперь опять думай: хочешь ты со мной поговорить как следует, или мне возвращаться по-быстрому в Бостон?
— Я готов с вами встретиться.
Брекстон в камере так и вскинулся:
— Не делай этого, собаченыш! Идиотская идея!
— Правильные слова, Бен, — сказал Гиттенс. — Думать ты умеешь — когда хочешь. Давай встретимся у озера, там хорошо беседуется.
— У озера?
— Ну да. Возле бунгало Данцигера. Тебя устраивает? Или будит дурные воспоминания?
— Нет, никаких дурных воспоминаний. Место подходящее.
— Замечательно. Нам с тобой теперь надо держаться друг за дружку. Мы с тобой одной закваски мужики.
— Нет, — сказал я, — тут вы ошибаетесь.
Гиттенс промолчал.
— Ты уж один приходи. Без хвостов.
К тому времени, когда я добрался до озера, гроза закончилась. В просветах между облаками сияла луна. Все кругом было залито чудным светом. Казалось, не небо отражается в озере, а озеро отражается в небе.
Гиттенса я увидел еще из машины. Он стоял на песке у самой кромки воды. В темной куртке и штанах цвета хаки.
Рядом с ним стоял мой отец.
Брекстон, сидевший рядом со мной, в последний раз попытался меня образумить:
— Ты уверен в том, что ты делаешь?
— У меня нет выбора. У Гиттенса мой отец.
— Ладно. Помни, в случае чего я тебя прикрою.
Меня эта мысль не слишком-то грела. Брекстон понял мое состояние и пожал плечами.
— Уж так сложилось, собаченыш.
Из машины мы вышли оба. Брекстон остался сзади, а я направился к Гиттенсу.
— Я же велел тебе одному прийти! — сказал Гиттенс.
— Еще вы велели мне думать.
Гиттенс усмехнулся:
— Ну ты прямо копия меня!
Отец выглядел — краше в гроб кладут. Его шатало. Под глазами темные круги. Волосы мокрые, в завитушках. Руки неловко сложены на животе.
Я повернулся к Гиттенсу.
— Сними с него наручники.
Гиттенс тут же подчинился. Отец стал молча массировать занемевшие руки.
— Отец, ты пьян?
Отец виновато потупил глаза.
Я сказал в бешенстве:
— Зачем вы его так?
— Нет, Бен. Я тут почти что ни при чем. Я его таким уже застал.
— Папа, что ты ему рассказал?
Отец молчал, не поднимая глаз от песка.
— Клод! — Я повысил голос. — Ты ему что-либо рассказывал?
Гиттенс вмешался.
— Конечно, он мне все выложил, — сказал он добродушным тоном.
— Я не вас спрашиваю! — рявкнул я. Схватив отца за грудки, я стал его трясти.
— Отец! Очнись, так твою растак! Что ты Гиттенсу наплел?
Гиттенс снова вмешался:
— Оставь ты его, бедолагу. И остынь. Я уже все знаю.
— Что вы имеете в виду, говоря «я уже все знаю»?
— Бен, брось комедию. Думай! У меня было огромное преимущество. Я с самого начала знал, что не я убил Данцигера. Поэтому ничто не мешало мне соображать.
У меня голова пошла кругом. Мне было трудно сосредоточиться.
На кроссовках Гиттенса и на отворотах его штанов налип мокрый песок. На куртке поблескивали капли воды — и падали, когда он двигался.
Гиттенс торопливо произнес:
— Э-э! Без паники, Бен. Не дергайся. Все в порядке, все путем.
Быстрым движением он распахнул куртку и выхватил из кобуры револьвер.
— Все в порядке, все путем, — повторил он, наставив на меня дуло. — Бен, два шага назад, пожалуйста.
— Эй! — раздалось за моей спиной.
Я повернулся.
Брекстон целился из пистолета в Гиттенса.
Гиттенс секунду-другую колебался, потом медленно снял палец с пускового крючка, повернул револьвер дулом к себе и протянул его мне.
— Я же сказал — все путем, не надо волноваться. Нам с тобой пушки не нужны. Мы и так поговорим.
Я взял знакомый мне с детства револьвер. Тридцать восьмой калибр. Отец, будучи шерифом, с ним никогда не расставался.
— Орудие убийства, — сказал Гиттенс. Без театральности в голосе. Просто констатировал.
— Бред собачий!
— Ну, тут я не согласен. И баллистическая экспертиза подтвердит, что я прав.
Мне пришло в голову, что я могу сейчас швырнуть револьвер в озеро. Я даже представил, как он летит на фоне ночного неба, как бултыхается в воду… Однако это не выход.
Гиттенс обратился к Брекстону:
— Все в порядке, дружище. Мы с Беном просто беседуем.
Брекстон медленно опустил пистолет — мою «беретту» — и сделал несколько шагов назад. Он не хотел мешать. Гиттенс сказал:
— Я очень долго не мог понять, какого черта ты так заинтересовался этим делом, с какой стати так напрягаешься, настырничаешь и нарываешься на неприятности. Ты явно не дурак, а играешь с огнем. Сперва я решил, что объяснение простое — именно ты убил Данцигера. Однако кое-что не сходилось. А самое главное, ты не убийца. Не из того материала скроен. Если бы ты вдруг решил убить, ты бы сделал это осмотрительно, с профессорским педантизмом. Без глупых ляпов. И мало-помалу мне стало очевидно: ты кого-то защищаешь.
— Но ведь все указывало на Брекстона!
— На это я не купился. Брекстон слишком умен для таких выходок. К тому же я знал: Брекстон вступил в сделку с Данцигером и в смерти его заинтересован не был.
Я неловко вертел в руке револьвер, еще теплый от кобуры Гиттенса. Помню, какую взбучку задал мне отец, когда я, мальчишкой, его без спросу взял…
— Папа, ты бы лучше шел домой. Нам с Гиттенсом надо поговорить с глазу на глаз.
Отец наконец поднял глаза:
— Извини, Бен. Я перед тобой так виноват, так виноват…
— Ладно, па. Все в порядке. Проехали.
Он обнял меня — точнее, по-медвежьи облапил. Я ощутил его дыхание у своего уха. Запах перегара.
Он меня не отпускал. Снова и снова повторял:
— Я перед тобой так виноват, так виноват…
А я твердил в ответ:
— Ладно, па, ладно.
За его плечом мне был виден «бронко» и стоявший рядом с машиной Брекстон. Он внимательно наблюдал за нами.