— Тебе нужно просто потрахаться.
— Ты в себе?
— Могу повторить по слогам: по-тра-хать-ся. И, мне кажется, из нас двоих не в себе явно скорее ты, чем я.
— Ну окей, допустим. И с кем?
— Да хоть с кем, ― Лара махнула рукой и лучезарно улыбнулась официанту, забирая бокал с подноса. ― Хоть с Мишей. Почему нет?
***
В группе на экономе их было примерно пятьдесят на пятьдесят: парней и девушек. Равное соотношение сил. Качественный баланс.
Группа получилась дружная. Заводилой обычно выступала Лара ― бессменная староста и partymaker, как она сама себя называла. Горластая высокая блондинка, которая первые несколько лет чаще организовывала университетские тусовки, чем ходила на лекции.
— Лар, вот в других группах старосты и расписание вовремя в чат отправят, и на паре, если кого нет, прикроют. А ты? А тебя самой на половине пар нет! ― бывало начинал кто-то возмущаться.
— Так, от кого такое еще услышу ― в пятницу не жду! И в субботу тоже, никакой халявной виски-колы больше, понятно? ― рявкала в ответ девушка.
Лара была провинциалкой, жила в общаге, по выходным подрабатывала барменом в клубе, куда благодушно раздавала флаеры на фри-дринки для «своих», и организовывала допуск к выступлениям лучших диджеев. Играла в КВН за универ, и, несмотря на нестабильную посещаемость, так виртуозно могла орать в деканате, решая вопросы группы, что старостой оставалась вплоть до самого выпуска. Да и кто бы решился ее сместить? На самом деле Лару любили ― смешливая, яркая, она непринужденно завязывала разговоры и знакомства, с ней было весело и легко. Лара была «праздником, который всегда с тобой».
Наверное, противоположности действительно притягиваются, иначе никак нельзя объяснить, почему себе в подружки с первой совместной пары Лара выбрала тихую и всегда как будто немного «кислую» Аньку Богданову. У Аньки обычно было такое выражение лица, как будто она страдает или съела что-то не то, и теперь у нее болит живот. Другие считали это надменностью, и только простая, но добрая Лара разгадала в этом застенчивость.
Миша был их одногруппником и вторым человеком, после Лары, кого Анька могла бы назвать своим другом.
***
— С Мишей? ― за окном заморосил снегодождь.
— Почему нет? ― ответила вопросом на вопрос Лара и, отставив бокал, потянулась к пирожному. ― Вы давно знакомы, всегда неплохо ладили и, по-моему, у него сейчас никого нет.
— По-твоему, для первого раза достаточно «неплохо ладить с человеком»? ― Анька постаралась, чтобы ее комментарий звучал максимально саркастично.
— По-моему, это уже что-то. И потом, лучше так, чем с незнакомцем из «Тиндера». ― Лара запнулась, а потом хохотнула: ― Черт, тем более, и «Тиндера» уже тю-тю.
Анька закрыла глаза и попыталась представить себе Мишу голым. Получилось плохо. Богданова была стыдлива. Тем более, в последнее время Мишу она скорее слышала или читала, чем виделась вживую. Последний раз они встречались лицом к лицу почти год назад, в мае, когда неуемная Лара собрала всех на шашлыки. Тогда Миша показался ей немного грустным. Он снова начал курить, и на его обычно чисто выбритом лице появилась щетина. Анька вздохнула:
— Плохой вариант.
— Почему?
— Мы друзья. Это нечестно. Получается, будто я его использую…
— Анька, смотри, ― крикнула Лара, показывая пальцем в сторону барной стойки. ― Какое нарядное украшение, правда? Даже не жалко, если через пару лет оно тебя разорвет изнутри, ага?
Барная стойка была увешана мишурой. Нарядная, переливающаяся, в этот раз она показалась Аньке склизкими щупальцами неведомого инопланетного существа, которое проникло ей под кожу и жрет изнутри. Опять затошнило. Даже странно, что она не заметила мишуру, когда только вошла.
— Окей, ― сглотнула девушка и кивнула. ― Значит, Миша. Но мне нужен план.
***
План созрел окончательно через пару часов и уже в следующем заведении, куда ее потащила Лара. Тяжелые решения требовали алкоголя, причем такого, который никак не ассоциировался с Новым годом, чтобы не разбудить коварную мишуру и связанную с ней рвоту раньше времени. Девушки засели в полуподвальном баре где-то на задворках Покровки. В декабре Москва не балует солнцем, и ранние сумерки стремительно перетекли в бесконечную ночь.
После третьего бокала Аньке казалось, что они здесь уже вечность.
С легкой руки Лары приняли волевое решение: писать Мише прямо сегодня.
Анька начала нейтрально:
— Привет. Как суббота?:)
Переписка шла непринужденно, но девушка не спешила переходить к самому главному. Отказ, казалось, одновременно растопчет ее и успокоит.
— Аня, хватит, ― в какой-то момент решительно перебила ее уже уставшая и нетрезвая Лара. ― Сидеть тут всю ночь у меня не хватит ни здоровья, ни времени. Сейчас же берешь и приглашаешь его к себе, быстро!
Богданову немного мутило, то ли от волнения, то ли от плохого виски. Казалось, что мишура готова взять над ней верх, и все может случиться гораздо раньше, чем под бой курантов.
— Кажется, мне нехорошо, ― девушка сглотнула, ― я в туалет.
— Значит, пиши ему из туалета! ― крикнула Лара вслед уходящей Аньке.
***
В жизни Богдановой всегда было много страхов.
В младших классах она трусила принести домой четверку в дневнике, боялась случайно намочить манту, опасалась, что мама найдет в мусорном ведре фантик от лишней съеденной конфеты.
В старших переживала, что провалится на экзаменах.
Сейчас, будучи более чем совершеннолетней, она боялась начальницы, смены работы, знакомств с новыми людьми, а теперь и мишуры. Однако больше самой мишуры она боялась, что кто-то со стороны узнает об этом ее дефекте и поймет, насколько она «ненормальная».
Переводя взгляд со своего отражения на экран телефона в тусклом свете барного сортира, Анька окончательно поняла, что у нее есть еще один страх в копилку к вышеупомянутым.
Она боялась признаться самой себе, что Миша ей давно нравится.
На экране смартфона продолжало гореть уведомление о последнем сообщении:
— Ок. Можно:)
Богданова набрала побольше воздуха в легкие и напечатала:
— Договорились, жду!
Немного поколебавшись, вдогонку припечатала смайликом в форме сердечка.
«Ну все, обратной дороги нет», ― с этими мыслями Анька резко крутанула ручку двери и выпала в темную тесноту полуподвала.
***
31 декабря Богданова проснулась от дикого першения в горле.
Вот оно, похоже начинается.
Машинально потянула на себя одеяло, перевернулась на другой бок, хотелось зарыться внутри подушек и никогда не вставать. Тем более, сегодня.
В голове еще крутились обрывки ночных воспоминаний, тот момент, когда цельный сюжет сновидения рассыпался, и от него остались только нечеткие куски, обрывки и обноски эмоций, подернутые непрозрачной пленкой. Кажется, во сне она орала, орала и плакала до боли в горле. Снилось что-то отчаянно болезненное, они говорили с мамой, ходили к соседям, наряжали елку, и вот маленькая Аня во сне видит мишуру на этой елке и резко переходит на ультразвук. Все пытаются ее успокоить, а она ни в какую: стоит посреди комнаты и воет, размазывая сопли по лицу. А напротив лица так много людей: папа, дяда Боря, Душегуб (пропади она пропадом), одногруппники, Ларка, Миша…
«Интересно, а что, если принять хорошую дозу снотворного и просто проспать куранты?» ― подумала про себя Богданова. Решение, подсказанное Ларой неделю назад, пугало все больше. «Нет, тогда во сне я задохнусь от собственной рвоты… то есть мишуры. Нелепой жизни ― нелепая смерть».
Анька поежилась и наконец открыла глаза.
Времени до вечера оставалось еще полно, но Анька всегда предпочитала ранние сборы торопливой беготне по квартире в последнюю минуту. Готовить она не любила, но старалась соответствовать. Первого января обычно приезжали родители, да и Лара обещала забежать проверить «как все прошло», поэтому от традиционного новогоднего стола не отвертеться.
Знаете, что самое неприятное в приготовлении оливье?
Чистить яйца.
Во-первых, если поставить варить несколько одновременно, то нет никакой гарантии, что сварятся они равномерно, и при очистке ты играешь в этакий «киндер-сюрприз» наоборот, где тебя ждет яйцо-лузер, кальций которого непременно снимется с большей частью шкурки.
Во-вторых, это больно! Овощи для салата остывают быстрее, и шинковать их куда ни шло, а вот вареные яйца, как назло, сколько не топи их в холодной воде, обжигают руки, разваливаются. Богданова ненавидела чистить яйца, поэтому оливье ― такой простой и незатейливый шедевр советской кулинарии ― всегда выходил у нее каким-то кривоватым.
Анька колупала скорлупу и мысленно, чтобы отвлечься, снова погружалась в «вопросики».
«Итак, дамы и господа, перед вами праздничная серия тестов и главный вопрос: кто ты на новогоднем столе?»
«Ларка ― это, наверное, мясо по-французски, блюдо вредное, но необходимое, уже традиционное, ― размышляла про себя Богданова. ― Хотя, нет. Ларка ― это шампанское! Такое легкое, воздушное и игривое, которое лучше хранить в холодильнике, а то натворит дел».
Она вспомнила все студенческие похождения подруги и невольно улыбнулась.
«Посмотрим, кто дальше. Мама. Тут все просто: корзина с фруктами. Красивая и полезная. Украшение стола. Папа ― имбирный пряник, пахнет нежностью, но на вкус суховат. Миша ― …».
На мгновение Богданова задумалась и чуть не попала ножом по пальцу.
«Миша ― глинтвейн. Сначала обжигает, потом успокаивает. То ли алкоголь, то ли лекарство».
В горле опять запершило.
Богданова вспомнила третий курс. Декабрь, на носу Новый год ― значит, сессия в самом разгаре, а она в первый (и, надо сказать, в последний раз) отпросилась к Ларке в общагу с ночевкой. «Готовиться вместе к экзаменам» ― официальная версия, а на самом деле, конечно, тусить, отрываться, радоваться юности.
Ларка тогда куда-то быстро исчезла, а Богданова незаметно для себя «накидалась». Кажется, кто-то из выпускников посоветовал начинать сразу с водки ― «самого чистого и безопасного напитка», ― а она повелась. И вот огромный коридор, много комнат, люди, шум стоит страшный ― то ли от музыки, то ли от смеха, ― а она идет вдоль стеночки и ищет Лару, вглядывается в хохочущие лица, и понимает, что сейчас точно упадет.