Дичембре наконец проглотила кусок, который всё это время стоял у неё в горле.
– Нидия красивая и непостижимая женщина, – разоткровенничался мистер Лунро, – но порой она страшнее Чёрного Человека.
Дичембре рассмеялась. Корвин поморщился и продолжил копаться в своей тарелке.
Они много говорили, особенно Дичембре: она рассказывала о доме, о своей комнате, о нарядах, оставленных бывшими нянями, о работе, о цирке, о бродячем детстве. Рассказала, что Великий Юл заботился о ней с того самого дня, когда нашёл её после представления между скамеек опустевшего зрительного зала. Что он научил её всему, что знал и умел, а после его смерти цирк закрыли, и Дичембре переехала в Кошмар, не зная, что делать дальше.
Мистер Лунро слушал внимательно. Дичембре казалось, что Корвин тоже слушает, хоть и делает вид, что поглощён лепкой вулкана из пюре на тарелке. Наконец настало время десерта. Центр стола занял огромный желейный торт, украшенный яблочными колечками в кляре, безе, засахаренными абрикосами и окружённый вишнёвыми корзиночками. Дичембре была счастлива, что мисс Малхони всё же испекла их, несмотря на кухонное происшествие.
– Ну что ж, – внезапно сказал мистер Лунро и со звоном положил вилку на стол, – теперь рассказывайте, как у вас идут дела друг с другом.
Корвин и Дичембре переглянулись.
– Всё замечательно, пап, – начал Корвин. – Дичембре такая молодец, что за два дня обучила меня всему, что знает. Думаю, ей уже можно уезжать…
– Корвин такой остроумный! – продолжила Дичембре. – Когда мы вместе, время летит незаметно. Корвин даже не понял, что прошла уже неделя, а не два дня.
– Дичембре такая скромная! Никогда не сознается, что другим детям она нужнее.
– Корвин такой заботливый! Только и думает о других. Ему обязательно нужен кто-то, кто будет заботиться о нём.
Корвин стукнул стаканом по столу.
– Дичембре драчунья.
– Корвин грубиян.
– Она вывихнула мне лодыжку.
– Он пытался меня задушить.
Они ещё долго переругивались. Корвин рассказал, как Дичембре, пытаясь поймать его, раскачивалась на шторах в гостиной, прокатилась по лестнице на подставке для зонтов, прошла по бельевой верёвке.
Дичембре призналась, что с самого приезда не принимала горячую ванну и не пила чая, потому что боится, что Корвин выскочит на неё из пара. Впрочем, он нашёл другой способ пугать её: теперь он прячется, сливаясь с обивкой дивана или с ватой, торчащей из надорванного уха игрушечного жирафа.
– А ещё он прочитал мой дневник! Теперь все страницы в саже.
– Это не сажа, а чернильные кляксы, они там до меня были, – возразил Корвин. – Пишешь как курица лапой, так нечего меня обвинять!
– Держись подальше от моей комнаты!
– А ты – от моей!
– Как я рад, что вы поладили! – перебил их мистер Лунро, похлопывая салфеткой по губам. Дичембре заметила на них лёгкую улыбку. – Давненько в этом доме не было такого оживления.
Корвин вонзил нож в стол, так что на скатерти осталась дыра.
– И кто в этом виноват? – процедил он сквозь зубы. – Это ты его выгнал!
Мистер Лунро помрачнел, на мгновение Дичембре показалось, что она видит истинное лицо Чёрного Человека. Но Корвин не испугался.
– Уж не думаешь ли ты, что она его заменит? – Корвин вскочил со стула: напряжённые руки прилипли к бокам, ладони сжались в кулаки, лицо в прямом смысле этого слова задымилось от злости. – Тебе нет дела до собственного сына! Тебе никогда ни до чего нет дела!
– Это неправда, – вмешалась Дичембре. – Отец тебя обожает. Он показывал мне твой детский портрет и…
– Глупая, я не о себе говорю, – прорычал Корвин, – а об Овесте!
– Овесте?..
Где же она слышала это имя?
– Это мой брат!
Ну конечно! Овест Оул Лунро – мальчик с портрета.
– Отец не сказал тебе, что у меня есть старший брат? Он выгнал его из дома за то, что тот родился без магических способностей, и теперь Овест… Овест… – Корвин остановился и сглотнул, будто решил съесть то, что собирался сказать. Но потом его тон стал ещё резче: – Его только эти способности и интересуют! Он только и…
– Хватит! – прогремел мистер Лунро, поднялся и ударил кулаками по столу.
Цветы в вазах вмиг завяли, яблоки в корзинах сморщились и пошли гнилыми пятнами. Глубокие тени изрезали лицо мужчины, пелена дыма накрыла его, как шкура, в которой он стал похож на гигантского бурого медведя.
Дичембре трясло, она никак не могла взять себя в руки.
– Проси прощения и иди в свою комнату, – приказал мистер Лунро Корвину.
Сын поднял на него полный ненависти взгляд и поджал губы, пытаясь сдержаться.
– Ты и правда чудовище, – проговорил он сквозь зубы и убежал.
В столовой повисла тишина. Мистер Лунро устало подошёл к камину.
– Мне пора на работу, – сказал он, ставя ногу в затухающее пламя, – так что можно уже убрать это, мисс Дичембре.
Он говорил о мехах. Дичембре не заметила, как вытащила их. А теперь ей стало так стыдно, что она снова попыталась спрятать мехи в складках подола.
– Я не хотела вас обидеть.
Мистер Лунро, казалось, был не столько зол, сколько огорчён и… напуган. «Разве может Чёрный Человек бояться?» – размышляла Дичембре, в то время как мужчина продолжал с опаской смотреть на предмет, который она сжимала в руках. Теперь сомнений не было: мехи действовали не только на Корвина, но и на его отца, а может, и на весь клан Луны.
– Вещь, которую вы держите, очень ценна для моей семьи. Я доверил её вам, чтобы вы нас защищали, а не угрожали нам.
– Я знаю, мне очень жаль. Мне просто нужно время, чтобы привыкнуть…
– Сейчас будет лучше, если вы пойдёте к Корвину, а не то я подумаю, что вы забыли первое правило няни. – Мистер Лунро натянуто улыбнулся и исчез в дымоходе.
Дичембре осталась одна. Она всё испортила. И именно тогда, когда решила, что наконец нашла подход к Корвину и заслужила доверие мистера Лунро. Не надо было вмешиваться в ссору между отцом и сыном, не надо было говорить Корвину о портрете.
Она встала и поплелась наверх. В сонном свете канделябров подошла к спальне Корвина, постучала в дверь.
– Корвин, это Дичембре…
Он не отозвался.
– Я знаю, что ты не спишь. Пожалуйста, открой дверь. Я просто хочу извиниться.
Ей показалось, что из комнаты доносится тихое бормотание и скрежет металла по стене. Что задумал этот мальчишка?
– Я вхожу, – объявила она и открыла дверь.
В комнате было темно. Теперь она отчётливо слышала голоса, и голоса Корвина среди них не было.
– Кто это?
– Может, экономка? – предположил писклявый голос.
– Для экономки слишком молодая, – ответил глубокий голос.
– Тогда, может, кто-то отозвался на объявление?
Глубокий голос усмехнулся:
– Быть того не может!
– Покажитесь! – приказала Дичембре.
Как ни странно, она не боялась. Скорее ей было любопытно. Но когда кто-то зажёг лампу на тумбочке, Дичембре чуть в обморок не упала. В комнате были три незнакомых мужчины. Корвин лежал на полу, его ногу пронзала шпага.
Первый незнакомец стоял над ним и упирался в рукоятку шпаги, чтобы он не мог вырваться. Второй сидел в тени, в кресле возле кровати, и размахивал в воздухе ещё более длинной шпагой. Третий стоял за спиной Дичембре, приставив клинок к её горлу.
Все трое были закутаны в шарфы и поношенные плащи. И если присмотреться получше, оружием, которым они размахивали с устрашающим видом, были вовсе не шпаги, а три кривые, остро заточенные кочерги, сиявшие в ночи.
В темноте
Дичембре не удивилась тому, что не сразу их заметила: в темноте силуэты незнакомцев легко было принять за мебель или рисунок на обоях. Один – высокий и сутулый, с сальными волосами, заправленными за уши, – был похож на торшер со старым, помятым абажуром. Он держал металлическую кочергу с раздвоенным концом, приделанную к рукоятке шпаги. Половина одного из крюков уходила в ботинок Корвина.
– Ты кто? – крикнул человек-торшер, увидев Дичембре.
– Няня, – ответил за неё Корвин.
Он лежал в углу, обхватив руками колени. Бессильный взгляд, красные круги вокруг глаз, волосы спутались ещё сильнее, чем обычно. Дичембре заметила, как он сжимал кулаки и пытался испариться: локти слегка дымились. Но, видимо, боль не позволяла.
– А тебя, монстрёныш, никто не спрашивал! – рявкнул сутулый и ещё глубже воткнул крюк кочерги в ботинок.
– Корвин! – вскрикнула Дичембре и сделала шаг вперёд.
Разбойник, самый молодой с виду, который до этого жался к стене, как картина, оторвался от неё, схватил Дичембре за руку и притянул к себе.
– Ни с места! – приказал он, занося плоскую чёрную кочергу с изогнутым крюком и наконечником в форме полумесяца. Рукоятка была тонкая, плоская, изогнутая, как крылья ласточки.
Дичембре старалась не двигаться, но ноги дрожали так, что колени стучали под бесчисленными слоями органзы.
– Эй, босс, ты же говорил, что в доме никого не будет! – возмутился парень-картина.
– Сам удивлён.
Человек, сидевший у окна, поднялся – как будто кресло ожило. Широкие плечи повторяли форму спинки, крепкие руки напоминали округлённые подлокотники, выступающая грудная клетка – пухлую подушку под обивкой.
Дичембре видела, как рука мужчины скользнула по рукоятке и вытащила из ножен золотую кочергу. Конец был острый – как у рапиры, а рукоятка – словно у шпаги: обвитая плетёным золотым шнуром, с золотым медальоном на навершии.
– Как тебя зовут? – спросил он, вставив кочергу между досками паркета и опершись на рукоятку, как на трость.
Дичембре чувствовала себя такой крошечной! Она открыла рот, хотела ответить, но не смогла издать ни звука. Человек-кресло жестом дал знак человеку-лампе, тот повернул кочергу, пронзавшую ногу Корвина. Ребёнок завизжал от боли.
– Дичембре, меня зовут Дичембре! – крикнула девушка, заглушая визг Корвина и собственное сердцебиение, грохотавшее в ушах.
– Ну и имечко! – хохотнул человек-лампа. – Ну и шляпа! – и показал пальцем на голову Дичембре.