Дичембре сощурилась, губы растянулись в глупой улыбке.
– Где именно мехи? – спросила она, заходя в кладовку.
– Вон, видишь ту покосившуюся полку? Она выдвигается, а за ней, в стене, потайной ящик.
Дичембре дёрнула полку изо всех сил. Та задрожала, но с места не сдвинулась.
– Не открывается.
– Прости, – произнёс Овест. Он стоял на пороге, пальцы сжимали ручку двери. – Это опять была шутка, – объявил он, пожал плечами и закрыл дверь.
– О нет! – Дичембре бросилась к двери, схватилась за ручку обеими руками. Но всё без толку: дверь была заперта на ключ. Дичембре колотила по петлям, царапала дверное полотно, пинала дверь, толкала то плечами, то локтями. – Овест! Овест, умоляю, выпусти меня!
Наконец Дичембре сдалась и повесила голову. На полу, между носком её ботинка и дверной щелью, лежала карамелька.
В ванной
В кладовке было не так просторно, как в тайнике за печью, но и не так тесно, как в шкафу с игрушками. Дичембре обыскала каждый уголок, переворошила все полки, перебрала все фартуки с оборками и бантами, стёганые одеяла с вышитыми месяцами, полумесяцами и полными лунами, махровые полотенца и стопки белья; наткнулась даже на ароматические мешочки, которые они сшили вместе с мисс Малхони. Вот только ничего острого, чем можно было бы открыть замок, не нашла.
В отчаянии она обхватила голову руками. Запустила пальцы вглубь замысловатой причёски с косичками, закрученными возле ушей и закреплёнными гребёнками и… шпильками! Как она раньше о них не подумала!
Дичембре распустила волосы. Завитые пряди беспорядочно упали на плечи. Она засунула шпильку в замочную скважину, начала поворачивать, как ключ. Шпилька погнулась. Дичембре бросила шпильку на пол и взяла другую, за ней ещё и ещё. И так до тех пор, пока у её ног не собралась целая горка чёрных гнутых шпилек, похожих на кучку обгоревших спичек.
Дичембре опустилась на груду скомканных, пахнущих свежестью простыней, закрыла глаза, откинула голову назад. Под пальцами было что-то липкое. Карамелька, которую ей оставил Овест, в наполовину развёрнутом фантике.
Она не могла поверить, что клюнула на его обман. Овест действительно оказался одним из них. Одним из этих ужасных пеплоразителей, ненавидящих клан Луны. Дичембре пыталась представить, каково это – быть единственным в семье, кому не досталось магических способностей. Не уметь того, что для всех Лунро само собой разумеется, что Корвину удавалось чуть ли не с рождения. Одиночество, боль, унижение – вот что он чувствовал. Должно быть, он ненавидел младшего брата за то, что стащил у него и титул наследника клана, и любовь отца, который никогда не дорожил им по-настоящему. Так Овест и стал пеплоразителем, фехтовальщиком на побегушках у сумасшедшего фанатика, который боится страха. А как же Корвин? Каково ему будет осознать, что его родной брат решил уничтожить их семью? Конечно, если он вообще сумеет выбраться из лампы.
Дичембре вскочила с конфетой в руках, бросила карамельку на пол, оставив лишь плотную блестящую обёртку. Ей вспомнились слова мистера Лунро, однажды сказанные на крыше. Сейчас, чтобы стать ближе к Корвину, чтобы остаться с ним, она была готова не просто топать, а устроить небывалый переполох.
Она расправила обёртку между ладонями, разгладила о локоть – получился плотный прямоугольник, достаточно тонкий, чтобы пролезть между дверью и косяком. Послышался щелчок – дверь открылась. Дичембре выскочила из комнаты и бросилась по лестнице прямо в библиотеку. Но по пути передумала: сперва нужно было кое-что взять.
Дичембре выросла в цирке, сделав первые шаги в цирковом шатре. Но, несмотря на это, она очень долго выбирала цирковую профессию: пробовала себя как акробатка, воздушная гимнастка, канатоходец, обучалась фокусам и жонглированию. За что бы Дичембре ни взялась, она постоянно падала, как падали и кегли с шарами, которые, по задумке, должны были кружить над её головой. На репетициях она то и дело оступалась, и не только в клоунских номерах. Но это было не страшно. Ведь после любой ошибки можно было попробовать ещё раз.
Потом цирк закрылся, друзья рассеялись по миру, а сама Дичембре переехала в Кошмар. Она снова хваталась за всё подряд, и снова у неё ничего не получалось. Разница была в том, что попробовать ещё раз было нельзя: при первой же ошибке её увольняли. Мистер Лунро был первым, кто дал ей второй шанс.
Дичембре не хотела упускать этот шанс, не хотела уходить из этого дома, не хотела искать другую работу, но больше всего не хотела оставлять Корвина. Именно поэтому она стояла, прижавшись ухом к двери библиотеки, и заглядывала в окошко в форме соты.
– Где девчонка? – спросил Веспер.
– Ушла, – сказал Овест. – Она понятия не имеет, где мехи. Скоро рассвет, нам тоже надо поторопиться, пока Чёрный Человек не вернулся. Мальчишка-то теперь у нас.
Но не успел Веспер ответить, как Дичембре распахнула дверь, вошла в библиотеку с гордо поднятой головой и объявила:
– Я здесь!
– А, мисс Дичембре, ты передумала? – поприветствовал её Веспер, одним движением пригладив волосы и одёрнув атласный жилет в заплатках. – Не прошло и… Полдень, сколько там минут прошло?
– Много, – хрюкнул Полдень и шмыгнул носом.
– К сожалению, Полдень прав, мисс Дичембре. Уже слишком поздно.
– Нет, отнюдь, – возразила Дичембре.
Она заметила лампу на золотом столике. Блестящий медальон поверх стеклянной колбы контрастировал с блёклыми завитками дыма внутри.
– Хочешь сказать, ты принесла мехи? – спросил Веспер.
– Нет, я принесла кое-что другое.
Глаза Веспера вспыхнули от любопытства, а глаза Овеста – от ужаса.
Дичембре расправила плечи, сунула руку в карман – из него показался деревянный отполированный уголок.
– Не делай этого, – прошептал Овест с умоляющим взглядом.
Но Дичембре и не думала останавливаться: она решительно потянула за уголок.
– Узнаёшь? – спросила она, показывая Весперу портрет, который только что достала из ящика письменного стола в кабинете мистера Лунро. – Парень, которого ты называешь Эрнестом, тебя обманул. Его настоящее имя Овест Оул Лунро, и он старший сын Чёрного Человека.
Одинокий хмурый мальчишка с портрета как две капли воды был похож на растерянного парня, который стоял посреди комнаты и нервно раскачивался.
Веспер вырвал портрет из рук Дичембре и замер, глядя на изображение с яростью и неверием одновременно.
– Я научил тебя сражаться, – сказал он.
В глазах засверкали вспышки.
– Я относился к тебе как к сыну.
Гром прогремел в голосе.
– А оказалось, я доверился монстру!
Веспер молнией кинулся на Овеста и схватил его за горло своей огромной рукой.
Дичембре воспользовалась моментом.
– Далеко собралась? – завопил Полдень, перегородив ей дорогу.
Дичембре прыгнула с кресла на диван, с дивана на кресло так быстро, что Полдень не мог уследить за ней. Девушка приземлилась прямо у золотого столика, на котором всё ещё лежали остатки завтрака, и схватила лампу. Только сейчас она заметила колёса на ножках столика: оказалось, это даже не столик, а сервировочная тележка.
Дичембре пнула тележку, та понеслась, подпрыгивая, в сторону окна. Колесо зацепило край шторы с зябликами и малиновками, она сорвалась с карниза и накрыла всех троих пеплоразителей, будто на них напала стая обезумевших птиц, хлопающих крыльями и щёлкающих клювами.
Дичембре выскочила из комнаты, закрыла двери, сунула между ручек старую трость, найденную в подставке для зонтов.
Она избавилась от медальона, который не выпускал Корвина, но густой, словно прижатый дым так и остался на дне лампы.
– Корвин! – позвала Дичембре. – Корвин, почему ты не выходишь?
Дичембре побежала вверх по лестнице, споткнулась, лампа упала и разлетелась вдребезги. Клубочек дыма покатился по острым осколкам вниз, остановился на лестничной площадке, расправился, как моток шерсти, и наконец превратился в ребёнка.
Он лежал неподвижно, без сознания, одежда превратилась в лохмотья, кожа блестела, как кипящее масло. Дыхание было слабое, почти незаметное.
Дичембре коснулась лба мальчика.
– Ай! – крикнула она, тут же отдёрнув руку. Кожа Коровина обжигала. – Корвин! – позвала она снова. – Корвин, открой глаза, я не могу до тебя дотронуться.
Мальчик не двигался. Дышал с трудом.
– Спокойно, – прошептала Дичембре. – Я о тебе позабочусь.
Она решила нести Корвина на руках. Как только её ладони коснулись запястий мальчика, кожу обожгло. Боль была нестерпимая, но Дичембре стиснула зубы и пошла вверх по лестнице, пошатываясь под тяжестью своего груза. Когда голова Корвина опустилась на её плечо, девушка почувствовала, как рукав платья прожгло раскалённой щекой.
Дичембре добралась до ванной комнаты, положила Корвина в ванну и опрокинула на него два ведра холодной воды, которые мисс Малхони приготовила на завтра. Волна пара поднялась до самого потолка, густой белый туман залил всю комнату. Мальчик на мгновение ушёл с головой в ледяную воду, но тут же вынырнул, схватившись за бортики ванны.
– Дичембре! – воскликнул он, глотая поочерёдно то воздух, то воду. – Это я!
– Всё в порядке. – Дичембре оторвала кусок платья, смочила в холодной воде, начала бинтовать красные обожжённые руки.
– Твои руки… – пролепетал Корвин, глядя на съезжающую повязку и содранную кожу под ней.
Дичембре спрятала руки за спину.
– Всё в порядке, – повторила она. – Главное – что ты жив.
– Это я, – повторил Корвин, глядя вниз. – Я взял мехи.
Дичембре вытаращила глаза и перестала завязывать бантик на запястье.
– Ты слишком долго пробыл в лампе. У тебя мысли путаются. Это Овест украл у меня мехи.
– А я украл у него! – признался Корвин. Его глаза ещё никогда не были настолько голубыми.
– Когда?
– Он не хотел отдавать нам мехи, я заподозрил его в предательстве и вызвался пойти на разведку, чтобы их стащить.